Джон Голсуори
Сага о Форсайдах. Конец главы
OCR Палек, 1998 г.
Сага о Форсайдах:
Собственник
Последнее лето Форсайда
В петле
Пробуждение
Сдается в наем
Белая обезьяна
Идиллия
Серебрянная ложка
Встречи
Лебединая песня
Конец главы:
В ожидании
Цветок в пустыне
Через реку
Джон Голсуори
Сага о Форсайдах: Собственник
Изд. "Известия", Москва, 1958 г.
Перевод Н. ВОЛЖИНОЙ
OCR Палек, 1998 г.
ПРЕДИСЛОВИЕ АВТОРА
Название "Сага о Форсайтах" предназначалось в свое время для той ее
части, которая известна теперь как "Собственник", и то, что я дал его
всей хронике семьи Форсайтов, свидетельствует о чисто форсайтской цеп-
кости, присущей всем нам. Против слова "Сага" можно возражать на том ос-
новании, что в нем заключено понятие героизма, а героического на этих
страницах мало. Но оно употреблено с подобающей случаю иронией; а кроме
того, эта длинная повесть, хоть в ней и говорится о веке процветания и о
людях в сюртуках и турнюрах, не лишена страстной борьбы враждебных друг
другу сил. Несмотря на гигантский рост и кровожадность, которыми наделя-
ет предание героев древних саг, они по своим собственническим инстинктам
были очень сродни Форсайтам и так же беззащитны против набегов красоты и
страсти, как Суизин, Сомс и даже молодой Джолион. И хотя в нашем предс-
тавлении эти герои никогда не бывших времен сильно выделяются среди сво-
его окружения - вещь неприемлемая для Форсайта времен Виктории, - мы мо-
жем с уверенностью предположить, что родовой инстинкт и тогда был глав-
ной движущей силой и что семья, домашний очаг и собственность играли та-
кую же роль, какую играют сейчас, несмотря на все разговоры, с помощью
которых их стараются в последнее время свести на нет.
Столько людей в своих письмах ко мне утверждали, будто прототипами
Форсайтов послужили именно их семьи, что я почти готов поверить в типич-
ность этой разновидности человеческого рода. Нравы меняются, жизнь идет
вперед, и "Дом Тимоти на Бэйсуотер-Род" в наше время попросту немыслим
во всех отношениях; мы не увидим больше такого дома, не увидим, возмож-
но, и людей, подобные Джемсу или старому Джолиону. А между тем, отчеты
страховых обществ и речи судей изо дня в день убеждают нас в том, что
наш земной рай - и теперь еще богатый заповедник, куда украдкой соверша-
ют набеги Красота и Страсть, чтобы среди бела дня похитить у нас наше
спокойствие. Как собака лает на духовой оркестр, так же все, что есть в
человеческой природе от Сомса, неизменно и тревожно восстает против уг-
розы распада, нависшей над владениями собственничества.
"Пусть мертвое прошлое хоронит своих мертвецов" - это изречение было
бы убедительнее, если бы прошлое когда-нибудь умирало. Живучесть прошло-
го - одно из тех трагикомических благ, которые отрицает всякий новый
век, когда он выходит на арену и с безграничной самонадеянностью претен-
дует на полную новизну. А в сущности никакой век не бывает совсем новым.
В человеческой природе, как бы ни менялось ее обличье, есть и всегда бу-
дет очень много от Форсайта, а он, в конце концов, еще далеко не худшее
из животных.
Оглядываясь на эпоху Виктории, расцвет, упадок и гибель которой в не-
котором роде представлены в "Саге о Форсайтах", мы видим, что попали из
огня да в полымя. Нелегко было бы доказать, что в 1913 году положение
Англии было лучше, чем в 1886 году, когда Форсайты собрались в доме ста-
рого Джолиона на празднование помолвки Джун и Филипа Босини. А в 1920
году, когда весь клан снова собрался, чтобы благословить брак Флер с
Майклом Монтом, положение Англии стало чересчур расплывчатым и безысход-
ным, точно так же, как в 80-х годах оно было чересчур застывшим и проч-
ным. Будь эта хроника научным исследованием о смене эпох, мы, вероятно,
остановились бы на таких факторах, как изобретение велосипеда, автомоби-
ля и самолета; появление дешевой прессы; упадок деревни и рост городов;
рождение кино. Дело в том, что люди совершенно неспособны управлять сво-
ими изобретениями; в лучшем случае они лишь приспосабливаются к новым
условиям, которые эти изобретения вызывают к жизни.
Но эта длинная повесть не является научным исследованием какого-то
определенного периода; скорее она представляет собой изображение того
хаоса, который вносит в жизнь человека Красота.
Образ Ирэн, которая, как, вероятно, заметил читатель, дана исключи-
тельно через восприятие других персонажей, есть воплощение волнующей
Красоты, врывающейся в мир собственников.
Было замечено, что читатели, по мере того как они бредут вперед по
соленым водам Саги, все больше проникаются жалостью к Сомсу и вообража-
ют, будто бы это идет вразрез с замыслом автора. Отнюдь нет. Автор и сам
жалеет Сомса, трагедия которого - очень простая, но непоправимая траге-
дия человека, не внушающего любви и притом недостаточно толстокожего для
того, чтобы это обстоятельство не дошло до его сознания. Даже Флер не
любит Сомса так, как он, по его мнению, того заслуживает. Но, жалея Сом-
са, читатели, очевидно, склонны проникнуться неприязненным чувством к
Ирэн. В конце концов, рассуждают они, это был не такой уж плохой чело-
век, он не виноват, ей следовало простить его и так далее. И они, стано-
вясь пристрастными, упускают из виду простую истину, лежащую в основе
этой истории, а именно, что если в браке физическое влечение у одной из
сторон отсутствует, то ни жалость, ни рассудок, ни чувство долга не пре-
возмогут отвращения, заложенного в человеке самой природой. Плохо это
или хорошо - не имеет значения; но это так. И когда Ирэн кажется жесто-
кой и черствой - как в Булонском лесу или в галерее Гаупенор, - она лишь
проявляет житейскую мудрость: она знает, что малейшая уступка влечет за
собой невозможную, немыслимо унизительную капитуляцию.
Говоря о последней части Саги, можно поставить в упрек автору, что
Ирэн и Джолион - эти представители бунта против собственности - посягают
как на некую собственность на своего сына Джона. Но, право же, это было
бы уже чересчур критическим подходом к повести в том виде, в каком она
дана читателю. Ни один отец, ни одна мать не позволили бы своему сыну
жениться на Флер, не рассказав ему всех фактов; и решение Джона опреде-
ляют именно факты, а не доводы родителей. К тому же Джолион приводит
свои доводы не ради себя, а ради Ирэн, а довод самой Ирэн сводится к од-
ному: "Не думай обо мне, думай о себе!" Если Джон, узнав факты, понимает
чувства своей матери, это, по совести, едва ли можно считать доказатель-
ством того положения, что и она, в сущности, принадлежит к породе Фор-
сайтов.
Однако, хотя главной темой "Саги о Форсайтах" являются набеги Красоты
и посягательства Свободы на мир собственников, автор ее не может отвести
от себя обвинение в том, что он в некотором роде забальзамировал класс
крупной буржуазии. Как в древнем Египте мумии окружали предметами, необ-
ходимыми умершим в загробной жизни, так я попытался наделить образы те-
ток Энн, Джули и Эстер, Тимоти и Суизина, старого Джолиона и Джемса и их
сыновей тем, что обеспечит им хоть малую толику жизни "будущего века",
что явится каплей бальзама в стремительном потоке всерастворяющего
"прогресса".
Если крупной буржуазии, так же как и другим классам, суждено перейти
в небытие, пусть она останется законсервированной на этих страницах,
пусть лежит под стеклом, где на нее могут поглазеть люди, забредшие в
огромный и неустроенный музей Литературы. Там она сохраняется в
собственном соку, название которому - Чувство Собственности.
1922 г.
Джон Голсуррси
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
I
ПРИЕМ У СТАРОГО ДЖОЛИОНА
Тем, кто удостаивался приглашения на семейные торжества Форсайтов,
являлось очаровательное и поучительное зрелище: представленная во всем
блеске семья, принадлежащая к верхушке английской буржуазии. Если же
кто-нибудь из этих счастливцев обладал даром психологического анализа
(талантом, который не имеет денежной ценности и поэтому не пользуется
вниманием со стороны Форсайтов), глазам его открывалась картина, не
только восхитительная сама по себе, но и разъясняющая одну из темных
проблем человечества. Иными словами, сборище этой семьи, - ни одна ветвь
которой не чувствовала расположения к другой, между любыми тремя членами
которой не было ничего заслуживающего названия симпатии, - помогало вни-
мательному наблюдателю уловить признаки той загадочной, несокрушимой жи-
вучести, которая превращает семью в такое мощное звено общественной жиз-
ни, в такое точное воспроизведение целого общества в миниатюре. Этому
наблюдателю представлялась возможность прозреть туманные пути развития
общества, уяснить себе кое-что о патриархальном быте, о передвижениях
первобытных орд, о величии и падении народов. Он уподоблялся тому, кто,
следя за ростом молодого деревца, живучесть и обособленное положение ко-
торого помогли ему уцелеть там, где погибли сотни других растений, менее
стойких, менее сильных и выносливых, в один прекрасный день видит его в
самый разгар цветения, покрытым густой, сочной листвой и почти отталки-
вающим в своей пышности.
Пятнадцатого июня 1886 года случайный наблюдатель, попавший около че-
тырех часов дня в дом старого Джолиона Форсайта на Стэнхоп-Гейт, мог
увидеть лучшую пору цветения Форсайтов.
Прием был устроен в честь помолвки мисс Джун Форсайт - внучки старого
Джолиона - с мистером Филипом Боснии. Вся семья собралась здесь, блистая
белыми перчатками, светло-желтыми жилетами, перьями и платьями; приехала
даже тетя Энн, которая редко оставляла теперь уголок зеленой гостиной
своего брата Тимоти, где она проводила целые дни за книгой и вязаньем,
под сенью крашеного ковыля в голубой вазе, окруженная портретами трех
поколений Форсайтов. Даже тетя Энн была здесь: негнущийся стан и спокой-
ное достоинство ее старческого лица воплощали в себе непоколебимый дух
собственничества, свойственный всей семье.
Когда Форсайт праздновал помолвку, свадьбу или рождение, все Форсайты
бывали в сборе; когда Форсайт умирал... но до сих пор с Форсайтами этого
еще не случалось - они не умирали. Смерть противоречила их принципам, и
они принимали против нее все меры предосторожности, инстинктивной пре-
досторожности, как делают очень жизнеспособные люди, восстающие против
посягательств на их собственность.
Форсайты, смешавшиеся в этот день с толпой остальных гостей, казались
более, чем обычно, парадными и блистательно респектабельными, в их само-
уверенности было чтото настороженно-пытливое, они как будто нарядились
для того, чтобы бросить кому-то вызов. Обычная презрительная гримаса,
застывшая на лице Сомса Форсайта, отражалась и на их лицах: они были на-
чеку.
Наступательная позиция, занятая ими бессознательно, стала некой пси-
хологической вехой в истории семьи и сделала прием у старого Джолиона
прелюдией к их драме.
Форсайты протестовали против чего-то, и не каждый в отдельности, а
всей семьей; этот протест выражался подчеркнутой безукоризненностью туа-
летов, избытком родственного радушия, преувеличением роли семьи и...
презрительной гримасой. Опасность, неминуемо обнажающую основные качест-
ва любого общества, группы или индивидуума, - вот что чуяли Форсайты;
предчувствие опасности заставило их навести лоск на свои доспехи. Впер-
вые за все время у семьи появилось инстинктивное чувство непосредствен-
ной близости чего-то необычного и ненадежного.
Около рояля стоял крупный, осанистый человек, два жилета облекали его
широкую грудь - два жилета с рубиновой булавкой вместо одного атласного
с булавкой бриллиантовой, что приличествовало менее торжественным случа-
ям; его квадратное бритое лицо цвета пергамента и белесые глаза сияли
величием поверх атласного галстука. Это был Суизин Форсайт. У окна, где
