жэнь. - Ты осквернила наш храм! Мне придется свести тебя в сельскую уп-
раву!
И она потянула Кунчжао за рукав.
От страха лицо Кунчжао покрылось пятнами, сердце застучало, словно
железный молот. Она не могла вымолвить и двух слов, ноги ее не слуша-
лись, колени подгибались. Довольная действием, которое произвела ее уг-
роза, Цзинчжэнь громко рассмеялась.
- Не бойся, я шучу. Но если у тебя и на самом деле поселился гость,
несправедливо скрывать его от меня и пользоваться всеми радостями и удо-
вольствиями одной! Покажи-ка его скорее!
Кунчжао успокоилась и велела Дацину выйти.
Цзинчжэнь была на редкость хороша собою, и ее очарование пленяло
всех, кто бы ее ни увидел. На вид ей можно было дать лет двадцать или
немного побольше. Она была старше Кунчжао, но своею прелестью намного ее
превосходила.
- Где вы живете? - спросил Дацин.
- В этой же обители, только на западном дворе - в двух шагах отсюда.
- Я этого не знал и лишь потому не побывал у вас, чтобы засвиде-
тельствовать свое уважение.
Они долго беседовали, и Цзинчжэнь была совершенно покорена красотою
Дацина и его обращением, непринужденным и вместе с тем изысканным.
- Подумать только, какие прекрасные бывают в Поднебесной мужчины, -
вздохнула она. - И за что тебе такое счастье, сестрица?
- Не завидуй мне, - сказала Кунчжао. - Раз у нас нет еще одного дру-
га, будем делить радости на двоих.
- О! Доброта твоя безмерна! Если ты так решила, я прошу сегодня же
вечером посетить мое скромное жилище, - сказала Цзинчжэнь и стала про-
щаться.
Возвратившись к себе, она тут же приготовила угощение и села в ожида-
нии гостей. Скоро они появились, держась за руки. Послушница встречала
их у входа.
Войдя в ворота, Дацин увидал галерею и прихотливо извивавшиеся дорож-
ки, обсаженные цветами. Дом Цзинчжэнь, разделенный на три залы, отличал-
ся еще большим изяществом, чем покои Кунчжао.
Прекрасны очертанья галерей.
Стоят, как стража, сосны у дверей.
Высоко к небу тянется бамбук.
И колокольцев так приятен звук.
Лучи, играя, льются с высоты
На яркие, на свежие цветы.
Своим чудесным запахом сандал
Страницы книг и струны пропитал.
А тени гор ложатся у окна,
И тонкая циновка холодна.
Когда Цзинчжэнь увидела Дацина, великое ликование наполнило ее душу.
Не теряя времени, она пригласила гостей к столу. Появился чай, за ним -
вино и закуски. Кунчжао посадила Хэ Дацина рядом с подругою, а сама села
напротив. Сбоку поместилась послушница. Чарка следовала за чаркой; они
потеряли счет времени. Хэ Дацин обнял Цзинчжэнь и привлек ее к себе на
колени, затем, усадив рядом с собою Кунчжао, он обнял ее за шею и при-
нялся ласкать. При виде этого юная послушница покраснела, уши ее зарде-
лись, а в сердце зашевелилось странное беспокойство. Наступили сумерки,
и Кунчжао поднялась.
- Ну, жених, не подведи сваху. Завтра приду вас поздравить.
Она спросила фонарь и удалилась. Послушница велела служке запереть
двери, а сама вернулась, чтобы прибрать комнату и подать монахине и гос-
тю воды для омовения. Хэ Дацин поднял Цзинчжэнь на руки и отнес на ложе.
Они сбросили одежды и скользнули под одеяло. Проснулись они лишь поздним
утром.
С этого дня обе монахини подкупали своих служек и делили любовные ра-
дости с гостем поочередно. Сила страсти Дацина была безмерна. Он был так
счастлив, что даже забыл о семье. Прошло однако же месяца два, и Дацин
ощутил недомогание и усталость. Он начал подумывать о том, чтобы вер-
нуться домой, но молодые монахини, вкусившие сладость любви, ни за что
его не отпускали. Много раз Дацин со слезами молил Кунчжао:
- Вы щедро одарили меня своею сладостной любовью, и теперь мне до
крайности трудно с вами расстаться. Но я живу у вас уже больше двух ме-
сяцев, а дома никто не знает, что со мною сталось. Конечно, они очень
тревожатся. Я только повидаю свою жену и сына и через четыре, самое
большее пять дней вернусь. Неужели вы мне не верите?
- Ну что ж, в таком случае мы устроим сегодня проводы, а завтра сту-
пайте. Но только, пожалуйста, не обманите нас!
- Разве могу я забыть вашу доброту и те дни, которые я с вами провел!
- воскликнул Дацин.
Кунчжао немедленно направилась к подруге и рассказала ей о решении
Дацина.
- Клятвам его я верю, и всетаки он уйдет и может больше не вернуться.
- Как так? - удивилась Кунчжао.
- А вот как! Кто не залюбуется на такого красавца, с таким тонким и
изящным обращением? Да и сам он ветреник, каких мало, а веселые места
попадаются на каждом шагу. Встретит он красотку, вспыхнет любовью и -
прощай Дацин! Выходит, что он хоть и обещал вернуться, а ждать можно со-
веем иного.
- Что же нам делать?
- Не тревожься! Мы без веревок опутаем нашего Дацина по рукам и но-
гам, и он волей-неволей останется с нами.
- Что ты надумала? - с любопытством спросила Кунчжао.
Подруга вытянула руку, загнула два пальца и принялась объяснять:
- Сегодня за прощальным ужином мы его подпоим, а когда он захмелеет,
обреем его, и тогда уж ему от нас не уйти! Вдобавок лицом он похож на
женщину - мы нарядим его в наши платья, и тогда даже сам Бодхисатва не
догадается, кто он такой. А нам только этого и надо - мы будем вкушать
радость и веселье, ни о чем не беспокоясь, - сказала Цзинчжэнь.
- Твоей ловкости мне, видно, никогда не достигнуть, - сказала восхи-
щенная Кунчжао.
Вечером Цзинчжэнь приказала послушнице присматривать за домом, а сама
отправилась к Кунчжао.
- Ведь мы жили так счастливо, почему же вы покидаете нас с такою пос-
пешностью? Вы совершенно к нам равнодушны! - сказала она Дацину.
- Нет, не равнодушие уводит меня от вас, а то, что я так давно не был
дома, и моя семья, наверное, в величайшей тревоге. Но через несколько
дней я вернусь к вам снова. Разве можно забыть о вашей доброте и оста-
вить вас на долгий срок? - воскликнул Хэ Дацин.
- Если моя подруга согласилась, то я и спорить не стану. Но поверим
мы вам только тогда, когда вы вернетесь, и вернетесь в срок.
- Так оно и будет, можете не сомневаться!
Тут появилось угощение, и все сели за стол.
- Нынче вечер прощания и разлуки, и потому не грешно выпить побольше,
- сказала Цзинчжэнь.
- О, конечно, конечно! - поддержала ее Кунчжао.
Обе принялись сердечно потчевать Дацина. К третьему удару барабана он
совсем охмелел и уже ничего не соображал. Цзинчжэнь сняла с него платок,
а Кунчжао взялась за бритву, и скоро на голове у гуляки не осталось ни
волоска. Монахини вдвоем отнесли его на постель, а потом и сами разош-
лись по своим спальням.
Утром, открывши глаза, ХэДацин увидел, что рядом с ним в постели ле-
жит Кунчжао. Он перевернулся с одного бока на другой и вдруг почувство-
вал, что голова как-то непривычно скользит по подушке. Он ощупал голову
рукою - она была гладкая, как тыква. В испуге он подскочил на кровати и
закричал:
- Что это случилось со мною?
Кунчжао проснулась и сказала ему так:
- Не пугайтесь! Когда мы убедились, что намерение ваше твердо и неиз-
менно, мы поняли, что не перенесем разлуки, и только потому отважились
на этот дерзкий и злой поступок. Ведь иного средства удержать дорогого
гостя у нас нет. А теперь мы хотим одеть вас монахиней, чтобы вы всегда
доставляли нам радость.
Кунчжао прильнула к нему с величайшею нежностью. Ее страстные слова,
сулившие новые, еще более сладостные ласки, вскружили Дацину голову, и
он промолвил нерешительно:
- Вы сыграли надо мною злую шутку, пусть даже и из добрых побуждений.
Как я теперь покажусь на глаза людям?
- Волосы быстро отрастут, ждать придется недолго.
Дацину пришлось уступить. Он переоделся монахиней и продолжал жить в
обители, день и ночь предаваясь любовным утехам. Кунчжао и Цзинчжэнь не
давали ему ни отдыха, ни поблажки, а вскоре к ним присоединились и две
юные послушницы Кунчжао.
Порой Кунчжао с юношей была,
Порой Цзинчжэнь его к себе звала.
Порой, дневные завершив дела,
Они все вместе шли из-за стола.
Вонзились в ствол два острых топора,
Но дерево стоит, как и вчера.
А воину - пусть он в бою неплох -
Легко ли биться против четырех?!
Почти погасла лампа, но на миг
Последний яркий пламень в ней возник.
Уже почти что пуст часов сосуд,
Но капли редкие еще текут.
Как будто им дано восстановить
Часов и дней разорванную нить...
Будь из железа наш любитель жен -
Ведь и тогда расплавился бы он.
Неутомим, он долго все сносил
И наконец совсем лишился сил.
Дацин начал хиреть, но никто даже замечать не хотел его недуга. В
первое время, когда Хэ Дацин пытался отказываться от любовных забав, мо-
нахиням казалось, будто он просто-напросто увиливает от главной своей
обязанности. Вскоре, однако ж, он до того ослабел, что подолгу не мог
подняться с постели, и тут они не на шутку встревожились. Сперва они хо-
тели отправить его домой, но волосы у Дацина еще не отросли, а монахини
боялись, как бы родня гулящего, узнав правду, не обратилась в суд. Тогда
им не сдобровать, да и самой обители, пожалуй, грозит бесславный конец.
Но и оставлять больного нельзя! Что если случится непоправимое и он ум-
рет - мертвое тело ведь никуда не спрячешь! Дознаются местные власти,
все обнаружится, и беды не миновать. Даже лекаря пригласить и то опасно.
Оставалось лишь одно - послать служку к врачу, чтобы он рассказал о бо-
лезни, спросил совета и купил лекарств. Дни и ночи монахини настаивали
целебные травы и выхаживали больного в надежде, что он поправится. Но
было уже поздно: Дацину становилось все хуже, он уже едва дышал.
- Что делать? Что делать? Ведь он кончается! - восклицала в смятении
Кунчжао.
- Ничего! - ответила ее подруга, подумав. - Скажем служке, чтобы он
купил несколько даней извести. Когда Дацин умрет, мы собственными руками
обрядим его в монашеское платье и положим в гроб. А гроб у нас уже есть
- тот, что приготовлен для настоятельницы. Вместе с прислужниками и пос-
лушницами мы отнесем тело в дальний конец сада, выроем яму поглубже, а
гроб засыплем известью. Так схороним, что ни добрые духи, ни злые бесы
не отыщут!
В этот самый день Хэ Дацин лежал в комнате Кунчжао. Он вспомнил свой
дом и горько заплакал при мысли, что умирает вдали от родных.
- Не огорчайтесь, господин! - пыталась утешить его Кунчжао, отирая
слезы, которые катились из его глаз. - Вы скоро поправитесь.
- Случай свел меня с вами. Я думал, что счастье будет сопутствовать
нам вечно, но судьба безжалостна, и, как ни горько, нам приходится расс-
таться на полпути. С тобою первой вкусил я любовь в этой обители и пото-
му именно тебя хочу просить о помощи. Это очень важно для меня, не от-
вергай же мою просьбу.
- Говорите, господин, разве я смогу вам отказать! - воскликнула Кунч-
жао.
Хэ Дацин вытащил из-под подушки ленту. Она была двухцветная - полови-
на изумрудная, как оперение попугая, половина желтоватая, словно кошачья
шкурка. Это цвета уточек-неразлучниц - символ супружеской верности. Да-
цин протянул ленту монахине и, глотая слезы, промолвил:
- С того дня, как я у вас, я ничего не знаю о своей семье. Последнее
мое желание, чтобы ты передала эту ленту моей жене. Она сразу все поймет
и придет проститься со мною. Тогда я смогу умереть спокойно.
Кунчжао тотчас велела послушнице сходить за Цзинчжэнь. Узнав о
просьбе Хэ Дацина, Цзинчжэнь сказала:
- Мы скрыли в обители мужчину и тем нарушили все святые заповеди до
единой. Мало того - мы довели нашего гостя до гибели. Если здесь появит-
ся его жена, едва ли она согласится молчать. Что мы тогда станем делать?
Кунчжао, нравом более мягкая и уступчивая, чем ее подруга, была в за-
мешательстве. Тут Цзинчжэнь выхватила у нее из рук ленту и забросила под
самый потолок. Знак супружеской верности зацепился за балку и повис. Как
