назначение этого пресса.
Едва я произнес эти слова, как тут же пожалел о своей
несдержанности. Лицо его окаменело, в серых глазах вспыхнул
зловещий огонек.
-- Ну что ж, -- прошипел он, -- сейчас вы узнаете все
подробности.
Он сделал шаг назад, захлопнул дверцу и повернул ключ в
замке. Я бросился к двери, стал дергать за ручку, колотить, но
дверь оказалась весьма надежной и никак не поддавалась.
-- Эй, полковник! -- закричал я. -- Выпустите меня.
И вдруг в тишине раздался звук, от которого душа у меня
ушла в пятки. Он включил пресс. Лампа стояла на полу, где я ее
поставил, когда рассматривал накипь, и при свете ее я увидел,
что черный потолок начал двигаться на меня, медленно, толчками,
но с такой силой, что через минуту -- и я понимал это лучше,
чем кто-либо другой -- от меня останется мокрое место. Я снова
с криком бросился к двери, ногтями пытался сорвать замок. Я
умолял полковника выпустить меня, но беспощадный лязг рычагов
заглушал мои крики. Потолок уже находился на расстоянии
одного-двух футов от меня, и, подняв руку, я мог дотронуться до
его твердой и неровной поверхности. И в тот же момент в голове
у меня сверкнула мысль о том, что смерть моя может показаться
менее болезненной в зависимости от положения, в каком я ее
приму. Если лечь на живот, то вся тяжесть придется на
позвоночник, и я содрогнулся, представив себе, как он
захрустит. Лучше, конечно, лечь на спину, но достанет ли у меня
духу смотреть, как неумолимо надвигается черная тень? Я уже не
мог стоять в полный рост, но тут я увидел нечто такое, от чего
в душе моей затрепетала надежда.
Я уже сказал, что пол и потолок были железными, а стены
камеры обшиты деревянной панелью. И вот в ту минуту, когда я в
последний раз лихорадочно озирался вокруг, я заметил тонкую
щель желтого света между двумя досками, которая ширилась и
ширилась по мере того, как потолок опускался. На мгновение я
даже не поверил, что это выход, который может спасти меня от
смерти. В следующую секунду я бросился вперед и в
полуобморочном состоянии свалился с другой стороны. Отверстие
закрылось. Хруст лампы, а затем и стук металлических плит
поведали о том, что я был на волосок от гибели.
Я пришел в себя оттого, что кто-то отчаянно дергал меня за
руку, и увидел, что лежу на каменном полу в узком коридоре,
надо мной склонилась женщина, одной рукой она тянет меня, а
другой -- держит свечу. Это была та самая моя
благожелательница, чьим предупреждением я по глупости
пренебрег.
-- Идемте! Идемте! -- задыхаясь, вскричала она. -- Они
сейчас будут здесь. Они увидят, что вас там нет. О, не теряйте
драгоценного времени, идемте!
На этот раз я внял ее совету. Кое-как поднявшись на ноги,
я вместе с ней бросился по коридору, а потом вниз по винтовой
лестнице. Лестница привела нас в более широкий коридор, и тут
же мы услышали топот и крики: кто-то, находящийся на том этаже,
с которого мы только что спустились, отвечал на возгласы снизу.
Моя провожатая остановилась и огляделась вокруг, не зная, что
предпринять. Затем она распахнула дверь в спальню, где в окно
полным светом светила луна.
-- Это единственная возможность, -- сказала она. -- Окно
высоко, но, может, вам удастся спрыгнуть.
В это время в дальнем конце коридора появился свет, и я
увидел полковника Лизандера Старка: он бежал, держа в одной
руке фонарь, а в другой что-то похожее на нож мясника. Я
бросился в комнату к окну, распахнул его и выглянул. Каким
тихим, приветливыми и спокойным казался сад, залитый лунным
светом; окно было не более тридцати футов над землей. Я
взобрался на подоконник, но медлил: мне хотелось узнать, что
станется с моей спасительницей. Я решил, несмотря ни на что,
прийти ей на помощь, если ей придется плохо. Едва я подумал об
этом, как этот негодяй ворвался в комнату и бросился ко мне.
Она обхватила его обеими руками и пыталась удержать.
-- Фриц! Фриц! Вспомни свое обещание после прошлого раза,
-- кричала она на английском языке. -- Ты обещал, что этого не
повторится. Он будет молчать! Он будет молчать!
-- Ты сошла с ума, Эльза! -- гремел он, стараясь вырваться
от нее. -- Ты нас погубишь. Он видел слишком много. Пусти меня,
говорю я тебе!
Он отбросил ее в сторону, метнулся к окну и замахнулся
своим оружием. Я успел соскользнуть с подоконника и висел,
держась за раму, когда он нанес мне удар. Я почувствовал тупую
боль, руки мои разжались, и я упал в сад под окном.
Падение меня оглушило, но и только. Я вскочил и со всех
ног бросился в кусты, понимая, что не ушел еще от опасности. На
бегу меня вдруг охватила страшная слабость и тошнота. Руку
дергало от боли, и только тогда я заметил, что у меня нет
большого пальца и из раны хлещет кровь. Я попытался было
обвязать руку носовым платком, но в этот момент в висках у меня
застучало, и я свалился в тяжелом обмороке среди кустов роз.
Сколько я был без сознания, сказать не могу. Наверное,
очень долго, потому что, когда я пришел в себя, луна уже зашла
и занимался день. Одежда моя промокла до нитки от выпавшей
ночью росы, а рукав пиджака был насквозь пропитан кровью.
Жгучая боль напомнила мне о событиях минувшей ночи, и я вскочил
на ноги, сознавая, что не могу считать себя в полной
безопасности. Но каково же было мое удивление, когда,
оглядевшись вокруг, я не увидел ни дома, ни сада. Я лежал у
изгороди возле дороги, а немного подальше виднелось длинное
строение; когда я подошел к нему, оно оказалось той самой
станцией, куда я и прибыл накануне вечером. И если бы не
страшная рана на руке, все происшедшее могло бы показаться
просто ночным кошмаром. Ничего не понимая, я вошел в здание и
спросил, скоро ли будет утренний поезд. Менее чем через час
будет поезд на Рединг, ответили мне. Дежурил тот самый
носильщик, что и накануне. Я спросил у него, не знает ли он
полковника Лизандера Старка. Нет, имя это ему незнакомо. Не
видел ли он экипаж у станции вчера вечером? Нет, не видел. Есть
ли поблизости полицейский участок? Да, милях в трех от станции.
Я совсем ослабел, а рука у меня так болела, что нечего
было и думать туда дойти. Я решил сначала вернуться в город, а
потом уж пойти в полицию. Я приехал в Лондон в начале седьмого,
прежде всего отправился перевязывать рану, и доктор оказался
настолько любезен, что сам привез меня к вам. Целиком полагаюсь
на вас и готов следовать любому вашему совету.
Он закончил свое удивительное повествование, и некоторое
время мы сидели молча. Затем Шерлок Холмс взял с полки один из
увесистых альбомов, в которых хранил вырезки из газет.
-- Вот заметка, которая может вас заинтересовать, --
сказал он. -- Она появилась в газетах около года назад.
Послушайте: "9-го числа этого месяца пропал без вести мистер
Джереми Хейлинг, двадцати шести лет, по профессии
инженер-гидравлик. Он ушел из дома в десять часов вечера, и с
тех пор о нем ничего не известно. Был одет..." и так далее и
так далее. Это и был, по-видимому, именно тот "прошлый раз",
когда полковнику понадобилось ремонтировать свой пресс.
-- Боже мой! -- воскликнул мой пациент. -- Так вот что
означали слова женщины.
-- Несомненно! Совершенно ясно, что полковник -- человек
хладнокровный и отчаянный и, подобно головорезам, которые не
оставляли в живых ни одного человека на захваченном судне,
сметает любые препятствия на своем пути. Однако нельзя терять
ни минуты, и если вы в состоянии двигаться, мы немедленно
отправимся в Скотланд-Ярд, а потом поедем в Айфорд.
Через каких-нибудь три часа или около того мы все сидели в
поезде, направлявшемся из Рединга в маленькую беркширскую
деревню. Мы -- это Шерлок Холмс, гидротехник, инспектор
Бродстрит из Скотланд-Ярда, агент в штатском и я. Бродстрит
расстелил на скамейке подробную карту Англии и циркулем
вычертил на ней окружность с центром в Айфорде.
-- Смотрите, эта окружность имеет радиус в десять миль, --
сказал он. -- Нужное нам место находится где-то внутри этого
круга. Вы, кажется, сказали, десять миль, сэр?
-- Да, мы ехали около часа.
-- И вы предполагаете, что они отвезли вас обратно, пока
вы были без сознания?
-- По-видимому, так. Мне смутно помнится, что меня
поднимали и куда-то несли.
-- Не понимаю, -- вмешался я, -- почему они сохранили вам
жизнь, когда нашли вас без сознания в саду. Может, женщина
умолила этого негодяя пощадить вас?
-- Вряд ли. За всю мою жизнь не видел более зверской
физиономии.
-- Все это мы скоро выясним, -- сказал Бродстрит. -- Итак,
окружность готова, сейчас остается узнать только, в какой точке
находятся те люди, которых мы ищем.
-- Мне думается, я могу вам показать, -- спокойно ответил
Холмс.
-- Вот как? -- воскликнул инспектор. -- Значит, у вас уже
есть определенное мнение. Посмотрим, что думают остальные. Я
утверждаю, что это произошло на юге, ибо там местность менее
населенная.
-- А я говорю, на востоке, -- возразил мой пациент.
-- Я стою за запад, -- заметил человек в штатском. -- Там
расположено несколько тихих деревушек.
-- А я -- за север, -- сказал я. -- На севере нет холмов,
а наш друг утверждает, что не заметил, чтобы дорога шла в гору.
-- Ну и ну! Неплохой букет мнений, -- смеясь подытожил
инспектор. -- Мы назвали все румбы компаса. Кого же вы
поддерживаете, мистер Холмс?
-- Вы все ошибаетесь.
-- Как же могут все ошибаться?
-- Могут. Я считаю, что это произошло здесь. -- И Холмс
ткнул пальцем в центр окружности. -- Тут мы их и найдем.
-- А двенадцатимильная поездка? -- удивился Хэдерли.
-- Нет ничего проще: шесть миль туда и шесть обратно. Вы
сами сказали, что когда вы садились в экипаж, лошадь была
свежей и шерсть у нее лоснилась. Могло ли это быть, если она
прошла двенадцать миль по плохой дороге?
-- Они в самом деле могли использовать такую уловку, --
задумчиво заметил Бродстрит и добавил: -- Дела этой шайки,
конечно, сомнений не вызывают.
-- Разумеется, нет, -- ответил Холмс. -- Они
фальшивомонетчики, причем крупного масштаба, пресс они
используют для чеканки амальгамы, которая заменяет серебро.
-- Нам уже некоторое время известно о существовании очень
ловкой шайки, которая в огромном количестве выпускает
полукроны, -- сказал инспектор. -- Мы даже выследили их до
Рединга, но потом застряли. Они так умело замели следы, что
сразу видно: стреляные воробьи. И все-таки на этот раз
благодаря счастливой случайности их, пожалуй, накроем.
Но инспектор ошибся: преступникам не суждено было попасть
в руки правосудия. Подъехав к Айфорду, мы увидели огромный
столб дыма, который гигантским страусовым пером висел над
деревьями.
-- Пожар? -- спросил Бродстрит у начальника станции, когда
поезд, пыхтя, двинулся дальше.
-- Да, сэр, -- ответил тот.
-- Когда начался?
-- Говорят ночью, сэр, но сейчас усилился, весь дом в
огне.
-- А чей это дом?
-- Доктора Бичерта.
-- Скажите, -- вмешался Холмс, -- доктор Бичер -- это
тощий немец с длинным острым носом?
Начальник станции громко рассмеялся.
-- Нет, сэр, доктор Бичер -- самый настоящий англичанин.
Но у него в доме живет какой-то джентльмен, его пациент,
говорят, вот он иностранец, и вид у него такой, что ему не
помешало бы отведать нашей доброй беркширской говядины.
Не успел начальник станции договорить, как мы все были уже
