летт не хотела снова выходить замуж, хотя в общем-то не возражала бы
против Ретта - ведь порой он ей даже нравился. Но она принадлежала Эшли
на веки вечные. Она никогда не принадлежала ни Чарлзу, ни Фрэнку и ни-
когда по-настоящему не сможет принадлежать Ретту. Каждая частица ее,
почти все, что она делала, за что боролась, чего добивалась, - все при-
надлежало Эшли, все делалось потому, что она любила его. Эшли и Тара -
она принадлежит им. Улыбки, смех, поцелуи, которыми она одаривала Чарлза
и Фрэнка, на самом деле принадлежали Эшли, хотя он никогда их не требо-
вал и никогда не потребует. Просто в глубине ее души жило стремление
сохранить себя для него, хоть она и понимала, что он никогда не примет
этого ее дара.
Она не знала, что лицо ее изменилось, мечты придали чертам мягкость,
- такою Ретт еще не видел ее. Он смотрел на ее чуть раскосые зеленые
глаза, широко раскрытые и мечтательные, на нежный изгиб губ, и у него
перехватило дыхание. Потом один из уголков его рта вдруг резко дернулся
вниз.
- Скарлетт О'Хара, вы просто дура! - вырвалось у него.
И прежде чем ее мысли успели вернуться из далеких странствий, руки
его обвились вокруг нее, уверенно и крепко, как много лет тому назад на
темной дороге и Тару. И нахлынула беспомощность, она почувствовала, что
сдается, почва уходит из-под ног и что-то теплое обволакивает ее, лишая
воли. А бесстрастное лицо Эшли Уилкса расплывается и тонет в пустоте.
Ретт запрокинул ей голову и, прижав к своему плечу, поцеловал - сначала
нежно, потом со стремительно нарастающей страстью, заставившей ее при-
жаться к нему, как к своему единственному спасению. В этом хмельном, ка-
чающемся мире его жадный рот раздвинул ее дрожащие губы, по нервам побе-
жал ток, будя в ней ощущения, которых она раньше не знала и не думала,
что способна познать. И прежде чем отдаться во власть закрутившего ее
вихря, она поняла, что тоже целует его.
- Перестаньте... пожалуйста, я сейчас лишусь чувств, - прошептала
она, делая слабую попытку отвернуться от него. Но он снова крепко прижал
ее голову к своему плечу, и она, как в тумане, увидела его лицо. Широко
раскрытые глаза его страстно блестели, руки дрожали, так что она даже
испугалась.
- А я и хочу, чтобы вы лишились чувств. Я заставлю вас лишиться
чувств. Вы многие годы не допускали, чтобы это с вами случилось. Ведь ни
один из этих дураков, которых вы знали, не целовал вас так, правда? Ваш
драгоценный Чарлз, или Фрэнк, или этот ваш дурачок Эшли...
- Прошу вас...
- Я сказал: ваш дурачок Эшли. Все эти джентльмены - да что они знают
о женщинах? Что они знали о вас? Вот я вас знаю.
Его губы снова прижались к ее губам, и она сдалась без борьбы, слиш-
ком ослабев, чтобы даже отвернуть голову, - да она и не хотела отворачи-
ваться; сердце у нее колотилось так отчаянно, что ее всю сотрясало от
его ударов, и ей становилось страшно от силы Ретта и собственной слабос-
ти. Что он с ней сейчас сделает? Она в самом деле лишится чувств, если
он не отпустит ее. Если бы он только отпустил ее... Ах, если бы он ни-
когда ее не отпускал!
- Скажите "да"! - Губы их почти соприкасались, а его глаза были так
близко, что казались огромными и заполняли все пространство. - Скажите
"да", черт бы вас подрал! Или...
Она шепнула: "Да", не успев даже подумать, точно он силой вырвал у
нее это слово и она произнесла его, сама того не желая. Но как только
она его произнесла, в душе ее наступило внезапное успокоение, голова пе-
рестала кружиться и даже чувство опьянения как будто прошло. Она пообе-
щала выйти за него замуж, хотя вовсе не собиралась давать такое обеща-
ние. Она сама не понимала, как это случилось, но в общем-то не жалела о
случившемся. Теперь ей казалось даже вполне естественно, что она сказала
"да", - точно вмешалась некая божественная сила и некая могучая рука
уладила все ее дела, разрешила все ее проблемы.
Ретт быстро перевел дух, услышав ее "да", и нагнулся над ней, словно
хотел еще раз поцеловать; она закрыла глаза, откинула голову. Но он
отстранился от нее, и она почувствовала легкое разочарование. Странное
это было ощущение, когда он так ее целовал - странное и волнующее.
Какое-то время Ретт сидел неподвижно - ее голова покоилась у него на
плече, и она почувствовала, как, словно подчиняясь внутреннему усилию,
дрожь в его руках стала проходить. Потом он слегка отодвинулся и посмот-
рел на нее сверху вниз. Она открыла глаза и увидела, что пугавший ее
пламень в его лице погас. Но встретиться с ним взглядом она почему-то не
могла и в нарастающем смятении опустила глаза.
- Вы сказали это осознанно? - спросил он очень спокойно. - Вы не хо-
тите взять свое слово назад?
- Нет.
- Вы так сказали не потому, что я... как же это говорят?.. "выбил у
вас почву из-под ног" моей... м-м... моим пылом?
Она не могла ответить, ибо не знала, что сказать, и не могла встре-
титься с ним взглядом. Он взял ее за подбородок и приподнял ей голову.
- Я говорил вам как-то, что могу снести от вас что угодно, кроме лжи,
и сейчас я хочу знать правду. Так почему вы сказали "да"?
Слова по-прежнему", не шли у нее с языка, но самообладание начинало
возвращаться - она продолжала смотреть вниз, лишь уголки губ чуть при-
поднялись в улыбке.
- Посмотрите на меня. Из-за моих денег?
- Как можно говорить такое, Ретт! Что за вопрос!
- Посмотрите на меня и не увиливайте. Я не Чарлз, и не Фрэнк, и не
какой-нибудь лоботряс из ваших краев, которого можно обмануть хлопаньем
ресниц. Так из-за моих денег?
- Ну... частично - да.
- Частично?
Казалось, это его не раздосадовало. Он быстро перевел дух и усилием
воли погасил желание, засветившееся было в его глазах, когда она это
произнесла, - желание, которое так смутило ее.
- Видите ли, - беспомощно проговорила она, - деньги - они ведь никог-
да не лишние, вы это знаете, Ретт, а бог свидетель, Фрэнк оставил мне не
так уж много. Ну и потом... вы же знаете, Ретт, мы понимаем друг друга.
И вы единственный из всех знакомых мне мужчин, кто способен услышать
правду от женщины, а ведь приятно иметь мужа, который не считает тебя
полной идиоткой и не хочет, чтобы ты ему врала... и кроме того... ну,
словом, вы мне нравитесь.
- Нравлюсь?
- Видите ли, - капризным тоном заявила она, - если бы я сказала, что
влюблена в вас по уши, то соврала бы, а главное, вы бы знали, что я вру.
- Мне порой кажется, вы слишком далеко заходите в своем стремлении
говорить правду, моя кошечка. Не кажется ли вам, что в данную минуту
лучше было бы сказать: "Я люблю вас, Ретт", даже если это ложь и даже
если вы вовсе этого не чувствуете?
Куда он клонит, подумала она, все больше и больше запутываясь. Вид у
него был такой странный - он был взволнован, раздосадован и в то же вре-
мя явно подтрунивал над ней. Он выпустил ее из объятий и глубоко засунул
обе руки в карманы брюк - она заметила, что они были сжаты в кулаки.
"Даже если я потеряю на этом мужа, - все равно буду говорить правду",
- мрачно подумала она, чувствуя, как закипает у нее кровь, что случалось
всегда, когда он изводил ее.
- Ретт, это было бы ложью, да и вообще зачем нам нужны все эти глу-
пости? Как я вам и сказала, вы мне нравитесь. Вы прекрасно понимаете,
что это значит. Вы как-то сказали мне, что не любите меня, но у нас с
вами много общего. Мы с вами оба изрядные мошенники, сказали вы тогда...
- О боже! - прошептал он, отворачиваясь от нее. - Чтобы так попасться
в собственную ловушку!
- Что вы сказали?
- Ничего. - Он посмотрел на нее и рассмеялся, но это был неприятный
смех. - Так назначайте день, моя дорогая. - Он снова рассмеялся, нагнул-
ся и поцеловал ее руки.
Ей сразу стало легче оттого, что настроение его изменилось и к нему
вроде бы вернулся благодушно-шутливый тон, а потому улыбнулась и она. Он
поиграл ее рукой и с усмешкой посмотрел на нее.
- Вам никогда не приходилось читать в романах о том, как поначалу
безразличная - жена влюбляется в собственного мужа?
- Вы же знаете, Ретт, что я не читаю романов, - сказала она и, подла-
живаясь под его тон, добавила: - А кроме того, в свое время вы говорили,
что когда муж и жена любят друг друга, - это очень дурной тон.
- Похоже, я в свое время наговорил вам черт знает сколько всяких глу-
постей, - неожиданно резко произнес он и поднялся.
- Не чертыхайтесь.
- Придется вам к этому привыкать и самой начать чертыхаться. Придется
вам мириться и с моими дурными привычками. Это часть платы за то... что
я вам нравлюсь и что мои денежки попадут в ваши прелестные лапки.
- Ну, не надо так злиться только потому, что я не стала лгать и не
дала вам повода для самодовольства. Вы-то ведь тоже не влюблены в меня,
верно? Так почему же я должна быть в вас влюблена?
- Нет, дорогая моя, я в вас не влюблен - как и вы в меня, но если бы
даже и был влюблен, то вы были бы последним человеком, которому я бы в
этом признался. Храни господь того, кто действительно полюбит вас. Вы
разобьете ему сердце, моя милая, жестокая дикая кошечка, которая до того
беззаботна и так уверена в себе, что даже и не пытается убрать коготки.
Он рывком поднял ее на ноги и снова поцеловал. Но на этот раз тубы
его были другие, ибо, казалось, он не думал о том, что причиняет ей
боль, а наоборот - хотел причинить боль, хотел ее обидеть. Губы его
скользнули по ее шее и ниже, ниже, пока не коснулись тафты, прикрывавшей
грудь, и там прижались таким долгим, таким горячим поцелуем, что его ды-
хание опалило ей кожу. Она высвободила руки и уперлась ему в грудь, от-
талкивая его, оскорбленная в своей скромности.
- Вы не должны так! Да как вы смеете!
- Сердце у вас стучит, как у зайца, - насмешливо произнес он. - Если
бы я был человеком самодовольным, я бы сказал: когда тебе просто кто-то
нравится, так оно не стучит. Пригладьте свои взъерошенные перышки. И не
стройте из себя девственницу. Скажите лучше, что привезти вам из Англии.
Кольцо? Какое бы вам хотелось?
Она заколебалась между желанием благосклонно ответить на его вопрос и
чисто женским стремлением продолжить сцену гнева и возмущения.
- О-о... кольцо с бриллиантом... только, пожалуйста, Ретт, купите с
большущим-пребольшущим.
- Чтобы вы могли совать его под нос своим обедневшим друзьям и гово-
рить: "Видите, какую рыбку я поймала". Прекрасно, вы получите кольцо с
большим бриллиантом, таким большим, что вашим менее удачливым подругам
останется в утешение лишь перешептываться о том, как это вульгарно - но-
сить такие большие камни.
И он вдруг решительно направился к дверям; она в растерянности за ним
последовала.
- Что случилось? Куда вы?
- К себе - укладываться.
- Да, но...
- Что - но?
- Ничего. Надеюсь, путешествие ваше будет приятным.
- Благодарю вас.
Он раздвинул двери и вышел в холл. Скарлетт следовала за ним, нес-
колько растерянная, слегка разочарованная этой неожиданной развязкой. Он
надел накидку, взял шляпу и перчатки.
- Я напишу вам. Сообщите мне, если передумаете.
- И вы не...
- Что? - Ему, казалось, не терпелось уйти.
- И вы не поцелуете меня на прощание? - прошептала она, заботясь о
том, чтобы никто в доме не услышал.
- А вам не кажется, что для одного вечера было достаточно поцелуев? -
ответил он и с усмешкой посмотрел на нее сверху вниз. - Подумать только,
такая скромная, хорошо воспитанная молодая женщина... Я же говорил вам,
что вы получите удовольствие, верно?
- Нет, вы просто невыносимы! - воскликнула она в гневе, уже не забо-
тясь о том, услышит Мамушка или нет. - И я ничуть не буду жалеть, если
вы не вернетесь.
Она повернулась и, взмахнув юбкой, ринулась к лестнице: она была уве-
рена, что вот сейчас почувствует его теплую руку на своем плече и он ее
