Даже влияния Мелани было недостаточно, чтобы вновь связать эту нить. К
тому же Мелани, растерянная, глубоко огорченная, хоть и по-прежнему пре-
данная Скарлетт, и не пыталась ее связать. Даже если бы Скарлетт захоте-
ла вернуться к былым традициям, былым друзьям, теперь путь назад для нее
уже был заказан. Город обратил к ней высеченное из гранита лицо. Нена-
висть, окружавшая правление Баллока, окружила и ее, - ненависть, в кото-
рой было мало кипения страстей, но зато много холодной непримиримости!
Скарлетт перешла на сторону врага и теперь, несмотря на свое происхожде-
ние и семейные связи, попала в категорию перевертышей, поборников прав
негров, предателей, республиканцев и - подлипал.
Помучившись немного, Скарлетт почувствовала, что напускное безразли-
чие сменяется у нее безразличием подлинным. Она никогда подолгу не заду-
мывалась над причудами человеческого поведения и никогда не позволяла
себе подолгу унывать, если что-то не получалось. Вскоре она перестала
тревожиться по поводу того, что думают о ней Мерриуэзеры, Элсинги, Уай-
тинги, Боннеллы, Миды и прочие. Главное, что Мелани заходила к ней и
приводила с собой Эшли, а Эшли интересовал Скарлетт превыше всего. Най-
дутся и другие люди в Атланте, которые станут посещать ее вечера, другие
люди, гораздо более близкие ей по своим вкусам, чем эти ограниченные
старые курицы. Да стоит ей захотеть, и дом ее наполнится гостями, и эти
гости будут куда лучше одеты, чем чопорные, нетерпимые старые дуры, ко-
торые с таким неодобрением относятся к ней.
Все это были новички в Атланте. Одни знали Ретта, другие участвовали
вместе с ним в каких-то таинственных аферах, о которых он говорил: "де-
ла, моя кошечка". Были тут и супружеские пары, с которыми Скарлетт поз-
накомилась, когда жила в отеле "Нейшнл", а также чиновники губернатора
Баллока.
Общество, в котором вращалась теперь Скарлетт, было весьма пестрым.
Некие Гелерты, побывавшие уже в десятке разных штатов и, судя по всему,
поспешно покидавшие каждый, когда выяснялось, в каких мошенничествах они
были замешаны; некие Коннингтоны, неплохо нажившиеся в Бюро вольных лю-
дей одного отдаленного штата за счет невежественных черных, чьи интересы
они, судя по всему, должны были защищать; Дилы, продававшие сапоги на
картонной подошве правительству конфедератов и вынужденные потом провес-
ти последний год войны в Европе; Хандоны, на которых были заведены досье
полицией многих городов и которые тем не менее с успехом не раз получали
контракты от штата; Караханы, заложившие основу своего состояния в игор-
ном доме, а теперь рассчитывавшие на более крупный куш, затеяв на бумаге
строительство несуществующей железной дороги на деньги штата; Флэгерти,
закупившие в 1861 году соль по центу за фунт и нажившие состояние, про-
давая ее в 1863 году по пятьдесят центов за фунт; и Барты, владевшие са-
мым крупным домом терпимости в северной столице во время войны, а сейчас
вращавшиеся в высших кругах "саквояжников".
Такими друзьями окружила себя теперь Скарлетт, но среди тех, кто по-
сещал ее большие приемы, были и люди интеллигентные, утонченные, многие
- из превосходных семей. Помимо сливок "саквояжников", в Атланту пересе-
лялись с Севера и люди более солидные, привлеченные городом, в котором
не прекращалась бурная деловая жизнь в этот период восстановления и пе-
реустройства. Богатые семьи янки посылали своих сыновей на Юг для освое-
ния новых мест, а офицеры-янки после выхода в отставку навсегда поселя-
лись в городе, которым они с таким трудом сумели овладеть. Чужие в чужом
городе, они поначалу охотно принимали приглашения на роскошные балы бо-
гатой и гостеприимной миссис Батлер, но очень скоро покинули круг ее
друзей. Это были в общем-то люди порядочные, и им достаточно было корот-
кого знакомства с "саквояжниками" и их нравами, чтобы относиться к ним
так же, как уроженцы Джорджии. Многие из этих пришельцев стали демокра-
тами и в большей мере южанами, чем сами южане.
Другие переселенцы остались среди друзей Скарлетт только потому, что
их нигде больше не принимали. Они бы охотно предпочли тихие гостиные
"старой гвардии", но "старая гвардия" не желала с ними знаться. К числу
таких людей относились наставницы-янки, отправившиеся на Юг, горя жела-
нием просветить негров, а также подлипалы, родившиеся добрыми демократа-
ми, но перешедшие на сторону республиканцев после поражения.
Трудно сказать, кого больше ненавидели коренные горожане - непрактич-
ных наставниц-янки или подлипал, но, пожалуй, последние перетягивали ча-
шу весов. Наставниц можно было сбросить со счета: "Ну, чего можно ждать
от этих янки, которые обожают негров? Они, конечно, считают, что негры
ничуть не хуже их самих!" А вот тем уроженцам Джорджии, которые стали
республиканцами выгоды ради, уже не было оправдания.
"Мы ведь смирились с голодом. Вы тоже могли бы смириться", - так счи-
тала "старая гвардия". Многие же бывшие солдаты Конфедерации, видевшие,
как страдают люди, сознавая, что их семьи нуждаются, куда терпимее отно-
сились к бывшим товарищам по оружию, сменившим политические симпатии,
чтобы прокормить семью. Но ни одна дама из "старой гвардии" не могла
этого простить-то была неумолимая и непреклонная сила, являвшаяся опорой
определенного порядка вещей. Идеи Правого Дела были для них сейчас важ-
нее и дороже, чем в пору его торжества. Эти идеи превратились в фетиш.
Все связанное с ними было священно - могилы тех, кто отдал Делу жизнь;
поля сражений; разодранные знамена, висящие в холлах крест-накрест саб-
ли; выцветшие письма с фронта; ветераны. "Старая гвардия" не оказывала
помощи бывшим врагам, не проявляла к ним сочувствия и не давала им прию-
та, а теперь к этим врагам причислили и Скарлетт.
В разношерстном обществе, образовавшемся под влиянием политической
обстановки, всех объединяло лишь одно. Деньги. У многих до войны ни разу
не было и двадцати пяти долларов в кармане, и теперь они пустились в та-
кое расточительство, какое Атланта еще не знала.
С приходом к власти республиканцев город вступил в эру неслыханного
мотовства и бахвальства своим богатством, когда внешняя благопристой-
ность поведения лишь слабо прикрывала пороки и пошлость. Никогда еще
граница между очень богатыми и очень бедными не пролегала так четко. Те,
кто был наверху, нимало не заботились о тех, кому меньше повезло в жиз-
ни. Исключение составляли лишь негры. Вот им старались дать что получше.
Хорошие школы, и жилища, и одежду, и развлечения, ибо негры представляли
собой политическую силу и каждый негритянский голос был на учете. Что же
до недавно обедневших жителей Атланты, они могли падать на улице от го-
лода - недавно разбогатевшим республиканцам было все равно.
На волне этой пошлости победоносно плыла и Скарлетт, молодая жена
Ретта, прочно обеспеченная его деньгами, ослепительно хорошенькая в сво-
их красивых нарядах. Настали времена, отвечавшие духу Скарлетт, - време-
на разнузданной, кричащей безвкусицы, пышно разодетых женщин, пышно обс-
тавленных домов, изобилия драгоценностей, лошадей, еды, виски Когда
Скарлетт - что случалось нечасто - задумывалась над этим, она понимала,
что ни одна из ее новых знакомых не могла бы называться "леди" по стро-
гим критериям Эллин. Но она уже не раз нарушала принципы Эллин после то-
го далекого дня, когда, стоя в гостиной Тары, решила стать любовницей
Ретта, и нельзя сказать, чтобы теперь ее часто мучила из-за этого со-
весть.
Возможно, эти ее новые друзья и не были, строго говоря, леди и
джентльменами, но, как и с новоорлеанскими друзьями Ретта, с ними было
так весело! Намного веселее, чем со смиренными, богобоязненными поклон-
никами Шекспира - ее прежними друзьями в Атланте. А если не считать
краткого медового месяца, она ведь так давно не веселилась. И так давно
не чувствовала себя в безопасности. Теперь же, когда она познала это
чувство, ей хотелось танцевать, играть, вдоволь есть и пить, одеваться в
шелка и атлас, спать на пуховой постели, сидеть на мягких диванах. И
всему этому она отдавала дань. Поощряемая снисходительностью Ретта, - а
он только забавлялся, глядя на нее, - освободившись от запретов, сковы-
вавших ее в юности, освободившись даже от недавно владевшего ею страха
перед бедностью, она позволяла себе роскошь, о которой давно мечтала, -
роскошь поступать так, как хочется, и посылать к черту всех, кому это не
по душе.
Она познала приятное опьянение, какое бывает у того, кто своим обра-
зом жизни бросает откровенный вызов благопристойному обществу, - у игро-
ка, мошенника, политического авантюриста, - словом, у всех, кто процве-
тает за счет хитрости и изворотливости ума. Она говорила и делала что
хотела и скоро в своей наглости переступила все границы.
Она, не задумываясь, дерзила своим новым друзьям - республиканцам и
подлипалам, но ни с кем не держалась так грубо или так вызывающе, как с
гарнизонными офицерами-янки и их семьями. Из всей разнородной массы,
прихлынувшей в Атланту, она не желала терпеть и принимать у себя лишь
военных. Она даже всячески изощрялась, чтобы попренебрежительнее обой-
тись с ними. Не одна Мелани не могла забыть, что значил синий мундир.
Этот мундир с золотыми пуговицами всегда воскрешал в памяти Скарлетт
страхи, пережитые во время осады, ужасы бегства, грабежи и пожары,
страшную бедность и невероятно тяжелый труд в Таре. Теперь, став бога-
той, сознавая, что ей многое позволено благодаря дружбе с губернатором и
разными влиятельными республиканцами, она могла вести себя резко и грубо
с любым синим мундиром, который встречался на ее пути. И она была резка
и груба.
Однажды Ретт как бы между прочим заметил, что большинство мужчин, ко-
торые приходят к ней в гости, еще совсем недавно носили те же синие мун-
диры, но она возразила, что янки для нее лишь тогда янки, когда на них
синий мундир. Ретт сказал: "Последовательность - редкая драгоценность",
- и пожал плечами.
Ненавидя синие мундиры, Скарлетт любила задирать тех, кто их носил, и
получала тем большее удовольствие, чем больше озадачивала своим поведе-
нием янки. Офицеры гарнизона и их семьи имели право удивляться, ибо это
были, как правило, спокойные, воспитанные люди, которые жили одиноко во
враждебном краю, жаждали вернуться к себе на Север и немного стыдились
того, что вынуждены поддерживать правление всяких подонков, - словом,
это были люди куда более достойные, чем те, с кем общалась Скарлетт. Жен
офицеров, естественно, озадачивало то, что ослепительная миссис Батлер
пригрела у себя эту вульгарную рыжую Бриджет Флэгерти, а их всячески ос-
корбляла.
Впрочем, даже и тем, кого привечала Скарлетт, приходилось немало от
нее терпеть. Однако они охотно терпели. Для них она была олицетворением
не только богатства и элегантности, но и старого мира с его старинными
именами, старинными семьями, старинными традициями - мира, к которому
они так жаждали приобщиться. Старинные семьи, с которыми они мечтали
познакомиться, возможно, и знаться со Скарлетт не желали, но дамы из но-
вой аристократии понятия об этом не имели. Они знали лишь, что отец
Скарлетт владел большим количеством рабов, ее мать была из саваннских
Робийяров, а ее муж - Ретт Батлер из Чарльстона. И этого было для них
достаточно. Скарлетт открывала им путь в старое общество, куда они стре-
мились проникнуть, - общество тех, кто их презирал, не отдавал визитов и
сухо раскланивался в церкви. В сущности, Скарлетт не только открывала им
путь в общество. Для них, делавших лишь первые шаги из безвестности, она
уже была обществом. Дутые аристократки, они не видели - как, кстати и
сама Скарлетт, - что она такая же дутая аристократка. Они мерили ее той
меркой, какой она сама мерила себя, и немало от нее терпели, смиряясь с
