неосознанно тлела тревожная неуверенность в завтрашнем дне. И под бреме-
нем голода, горя, страха, среди мучительных всплесков и спадов надежды
тревога эта точила души.
Скарлетт же, глядя на суровые лица своих друзей, мало-помалу обрела
мужество, спасительный инстинкт самосохранения дал ей силы приспосо-
биться к обстоятельствам, согласно пословице: чему быть, того не мино-
вать. Конечно, она и сейчас еще вздрагивала при каждом залпе, но уже не
кидалась к Мелани - зарыться головой в подушки. Теперь, сдерживая волне-
ние, она только произносила дрогнувшим голосом:
- Это, кажется, где-то близко, да?
Страх ее ослабел еще и потому, что все стало представляться ей в ка-
ком-то призрачном, нереальном свете, как во сне - слишком страшном сне,
чтобы он мог быть явью. Казалось невероятным, чтобы все это на самом де-
ле происходило с ней, Скарлетт О'Хара, чтобы смерть действительно подс-
терегала ее каждый час, каждую минуту. У нее еще не укладывалось в соз-
нании, что спокойное течение жизни могло претерпеть такие изменения в
столь короткий срок.
Казалось невозможным - чудовищным и невозможным, - что чистая голу-
бизна предрассветного неба будет осквернена черным дымом орудий, который
грозовым облаком повиснет над городом, что солнечный полдень, напоенный
таким пронзительным ароматом жимолости и вьющихся роз, может таить в се-
бе смертельную угрозу, что улицы могут оглушать воем снарядов, несущих
гибель, разрывающих людей и всякую живую тварь на куски.
Не стало тихих, дремотных часов послеобеденного покоя, ибо даже если
грохот битвы порой затихал, Персиковая улица во все часы дня полнилась
шумом: гремели влекомые куда-то пушки; ехали санитарные фургоны; брели
раненые, приковылявшие из окопов; убыстренным шагом проходили войсковые
части, перебрасываемые на оборону укреплений из одного конца города в
другой; сломя голову, словно от их проворства зависела судьба Конфедера-
ции, скакали в штаб вестовые.
Жаркими ночами наступало временное затишье, но тишина эта была злове-
щей - слишком глубокой, слишком полной, словно и древесные лягушки, и
узкокрылые кузнечики, и сонные пересмешники - все были слишком испуганы,
чтобы слить свои голоса в привычном летнем ночном хоре. Лишь время от
времени звук одиночного выстрела где-то на последней линии обороны нару-
шал тишину.
И не раз глубокой ночью, когда Мелани спала, все огни в доме были по-
тушены и над городом стояла мертвая тишина, Скарлетт, лежа без сна, слы-
шала скрип отодвигаемой щеколды на калитке, а следом за этим тихий, нас-
тойчивый стук в парадную дверь.
Какие-то безликие люди в военной форме поднимались на крыльцо, и чу-
жие, самые разные голоса взывали к ней из мрака. Порой выступавшая впе-
ред тень изъяснялась изысканно вежливо:
- Мадам, глубоко сожалею, что отважился потревожить вас, но не позво-
лите ли мне напиться и напоить коня?
Порой слышалась отрывистая, грубоватая горская речь, порой непривыч-
ный, чуть гнусавый говор долинных жителей далекого южного Уайтграсса, а
порой певучие, протяжные звуки чужого голоса заставляли сжиматься сердце
Скарлетт, воскрешая в памяти прибрежные города и образ Эллин.
- Барышня, у меня тут дружок, хотел дотащить его до госпиталя, да бо-
юсь, далековато, как бы он раньше не загнулся. Может, оставите его у се-
бя?
- Сударыня, жрать страсть охота. Мне бы кукурузной лепешки кусочек,
ради бога, ежели я вас не обездолю.
- Простите мое вторжение, мадам, но быть может, вы позволите провести
ночь у вас на веранде... Я увидел розы, запахло жимолостью, и это так
напомнило мне мой дом, что я отважился...
Нет, эти ночные видения не могли быть явью. Ей привиделся страшный
сон, и все эти люди - без лица, без плоти, люди-голоса, усталые голоса,
звучащие из душного мрака, - были просто частью кошмара. Напои их, дай
поесть, постели им на веранде, перевяжи раны, поддержи облепленную
грязью голову умирающего. Нет, это не могло происходить с нею наяву!
Однажды, в конце июля, призрак, постучавший ночью в дверь, оказался
дядей Генри Гамильтоном. Дядей Генри - только без зонта, без саквояжа и
без брюшка. Розовые щеки его обвисли и болтались, словно бульдожий подг-
рудок, и длинные седые волосы были неописуемо грязны. По нему ползали
вши, он был почти совсем бос, голоден, но все так же несгибаем духом.
- Старые дураки, вроде меня, палят из старых пушек - идиотская война,
- сказал он, но и Скарлетт и Мелани чувствовали, что он по-своему полу-
чает от этой войны удовольствие. В нем нуждались, как в молодом, и он
делал то же, что и молодые. Да, ни в чем не отставал от молодых - куда
там до него дедушке Мерриуэзеру, весело сообщил он. Дедушку совсем заму-
чил ишиас, и капитан хотел даже отправить его домой. Но дедушка отказал-
ся наотрез. Он прямо сказал, что ему легче выносить проклятия и брань
капитана, чем слащавые заботы снохи и ее неотвязные просьбы, чтобы он
перестал жевать табак и мыл бороду с мылом каждый день.
Дядя Генри пробыл у них недолго, так как получил увольнительную всего
на четыре часа - половину этого времени он добирался из окопов в город и
столько же ему предстояло добираться обратно.
- Дорогие мои, я теперь не так скоро увижусь с вами, - заявил он, си-
дя в спальне Мелани и с наслаждением болтая натруженными ступнями в тазу
с холодной водой, поставленном перед ним Скарлетт. - Нашу роту сегодня
утром выводят из окопов.
- Куда? - с испугом спросила Мелани, хватая его за руку.
- Что ты в меня вцепилась! - сварливо буркнул дядя Генри. - По мне
вши ползают. Война была бы чудесным пикником, кабы не вши и не дизенте-
рия. Куда нас отправляют? Видишь ли, мне об этом не докладывали, но до-
гадываться я могу. Если я еще кое-что понимаю, то сегодня утром мы дви-
немся маршем на юг, к Джонсборо.
- Господи, почему к Джонсборо?
- Потому что там состоится большое сражение, мисс. Янки всеми силами
будут стараться захватить железную дорогу. А уж если они ее захватят,
прости прощай Атланта!
- Ой, дядя Генри, неужели вы считаете, что это может произойти?
- Вздор, мои дорогие! Никогда! Как это может произойти, когда там бу-
ду я. - Дядюшка Генри ухмыльнулся, глядя на их испуганные лица, потом
стал серьезен. - Это будет суровая битва, девочки, и мы должны ее выиг-
рать. Вам, конечно, известно, что янки захватили все железные дороги,
кроме Мейконской? Но это еще не все. Вы, возможно, не знаете, что они
держат в своих руках и все тракты, и проселочные дороги, и даже верховые
тропы - все, за исключением Мак-Доновской. Атланта - в мешке, и тесемки
мешка затягиваются у Джонсборо. Если янки сумеют захватить и эту дорогу,
они затянут тесемки и поймают нас в мешок, как опоссума. Так что мы не
намерены отдавать им дорогу... Словом, мы, быть может, не скоро увидим-
ся, детки. Вот я и пришел попрощаться с вами и убедиться, что Скарлетт
не оставила тебя, Мелли.
- Ну конечно, она здесь, со мной, - с нежностью в голосе проговорила
Мелани. - Вы не тревожьтесь о нас, дядя Генри, берегите себя.
Дядюшка Генри вытер мокрые ноги о лоскутный коврик и со стоном напя-
лил свои разваливающиеся башмаки.
- Мне пора, - сказал он. - Надо еще отшагать пять миль. Скарлетт, за-
верни-ка мне с собой чего-нибудь поесть. Ну, что найдется.
Поцеловав на прощанье Мелани, он спустился на кухню, где Скарлетт за-
ворачивала в салфетку несколько яблок и кукурузную лепешку.
- Дядя Генри, дела в самом деле так... так плохи?
- Так плохи? Черт побери, да! Не будь гусыней. Армия при последнем
издыхании.
- Вы думаете, они доберутся до Тары?
- Ну, знаешь ли... - начал было дядюшка Генри, раздраженный этой осо-
бенностью женского ума, способного думать лишь о собственных интересах,
когда на карту поставлено кое-что поважнее. Однако, поглядев на удручен-
ное, испуганное лицо Скарлетт, старик смягчился. - Конечно, нет. Тара в
пяти милях от железной дороги, а янки нужна только дорога. Ты, душечка,
смыслишь в этих делах не больше, чем табуретка. - Он помолчал. - Я при-
топал ночью не затем, чтобы просто сказать вам обеим "до свиданья". Я
принес Мелли тяжелую весть, но, поглядев на нее, просто не смог ничего
ей сообщить. Так что придется тебе взять это на себя.
- Неужели Эшли?.. Вы что-нибудь узнали? Он... он умер?
- Вовсе нет. Откуда бы я мог узнать про Эшли, стоя по самый зад в
грязи в окопах? - раздраженно ответствовал старый джентльмен. - Нет. Это
его отец. Джона Уилкса больше нет с нами.
Скарлетт опустилась на стул, уронив сверток с едой на колени.
- Я пришел, чтобы сообщить об этом Мелани, и не смог. Придется это
сделать тебе. И вот, передай ей.
Дядюшка Генри достал из кармана небольшую миниатюру покойной миссис
Уилкс, пару золотых запонок и массивные золотые часы с цепочкой, на ко-
торой покачивались, позвякивая, брелоки. Узнав часы, столько раз виден-
ные ею в руках старого Джона Уилкса, Скарлетт наконец осознала, что отца
Эшли больше нет в живых. Это оглушило ее, и она сидела не шевелясь, не в
силах произнести ни слова. Дядюшка Генри кашлянул и поерзал на стуле, не
решаясь поглядеть на нее, боясь увидеть слезы и совсем расстроиться.
- Он был храбрый человек, Скарлетт. Передай это Мелли. Сказки, чтобы
она написала его дочкам. И хороший солдат несмотря на свои годы. Его
убило снарядом. Угодило прямехонько в него и в лошадь. Лошадь я пристре-
лил сам, бедняжку. Славная была кобылка. Напиши-ка, пожалуй, и миссис
Тарлтон про ее лошадку. Она в этой кобыле души не чаяла. Ну, давай, за-
ворачивай мою еду, девочка. Мне пора обратно. Полно, полно, не принимай
это так близко к сердцу. Какой еще смерти может пожелать себе старик,
как не плечом к плечу с молодыми парнями?
- Нет, он не должен был умереть! И совсем не должен был идти на вой-
ну! Он должен был жить, и растить внука, и мирно умереть в своей посте-
ли! Господи, зачем он пошел на фронт! Он не считал, что Юг должен отде-
литься, и ненавидел войну и...
- Многие из нас мыслят совершенно так же, но что из этого? - Дядюшка
Генри сердито высморкался. - Думаешь, мне, в моем возрасте, доставляет
большое удовольствие подставлять лоб под пули? Но в нашем положении у
джентльмена нет выбора. Поцелуй меня на прощанье, детка, и не тре-
вожьтесь обо мне. Я вернусь с этой войны целым и невредимым.
Скарлетт поцеловала старика и слышала, как он в темноте затопал вниз
по лестнице и как звякнула щеколда калитки. С минуту она стояла не дви-
гаясь, глядя на вещи, оставшиеся на память о Джоне Уилксе. Потом подня-
лась наверх к Мелани.
В конце июля пришла дурная весть - предсказания дядюшки Генри сбы-
лись, янки повернули на Джонсборо. Они перерезали железную дорогу в че-
тырех милях от города, но были отброшены кавалерией конфедератов, и ин-
женерные войска под палящим солнцем восстановили путь.
Скарлетт сходила с ума от тревоги. Три дня прошли в томительном ожи-
дании, в снедавшем сердце страхе. Затем пришло ободряющее письмо от Дже-
ралда. Неприятельские войска не дошли до Тары. Шум сражения был слышен,
но они не видели ни одного янки.
Джералд так хвастливо, с таким упоением описывал, как конфедераты
очистили железную дорогу от янки, словно он сам, собственноручно и еди-
нолично, одержал эту победу. На трех страницах он возносил хвалу храбрым
войскам конфедератов и лишь в конце письма коротко обмолвился о том, что
Кэррин больна. По мнению миссис О'Хара, у нее тиф. Болезнь протекает не
тяжело, у Скарлетт нет оснований для тревоги, только она ни под каким
видом не должна возвращаться, домой, даже если ехать станет безопасно.
Миссис О'Хара теперь очень рада тому, что Скарлетт и Уэйд не возврати-
лись домой, когда началась осада Атланты. Миссис О'Хара просит Скарлетт
сходить в церковь, помолиться о том, чтобы Кэррин скорее выздоровела.
