выскользнул в темный коридор. Старый маг, оставшись без молодого и
язвительного, как-то померк, стал опасливо отодвигаться, а голос стал
старчески дребезжащим:
- Если, конечно, вы страдаете какими-то скрытыми пороками... хотя в
нынешние времена это уже не пороки вовсе... Время такое! К тому же женщина
может все, что и мужчина, но и кое-что еще. Она может драться как мужчина,
колдовать как маг, знать руды как гном, разбираться в травах как леший, но
может и кое-что еще, чего не может мужчина...
Я съязвил:
- Но ведь современный мужчина теперь тоже способен на все, что делает
женщина? Разве только не рожает?
Он осведомился с осторожностью:
- Но вы, как мне сперва показалось, не из таких?
- Нет, - сдался я, - хорошо, согласен на женщину.
Он уточнил:
- Вам прислать ее прямо сейчас... или же пусть нечаянно встретится по
дороге? Вы можете спасти ее, вырвать из рук насильников, или выхватить в
самый последний миг из костра, где ее начнут жечь как ведьму. Можете убить
дракона в тот миг, когда тот начнет сдирать с нее одежду, чтобы смогла
показаться вам в своей девственно-соблазнительной наготе, но не по своей
воле... Если у вас не найдется чем укрыть, то она так и пойдет с вами...
э-э... целомудренно обнаженная.
Я подумал, но варвару не то, что много, а вообще думать не положено, и
я отмахнулся:
- Решу на месте.
Он спросил дрогнувшим голосом:
- Решите?
- Да, - ответил я беспечно. Потом по его лицу понял, что эти умники
всегда находят в словах простых героев иной смысл, пояснил: - Задачу решу,
а не девицу. А какой у вас есть квест, чтобы ради благородной цели?
- Мы подберем, - пообещал он. - Вот вернется Куцелий... Это мой лучший
помощник. Своенравный, но талантливый. Правда, есть подозрения, что еретик.
За ересь у нас...
Он оборвал речь, за дверью уже топало, послышался звон кольчуги,
тяжелые шаги. Когда дверь распахнулась, через порог шагнул маг, которого
подозревают в ереси, остановился и с поклоном повел дланью.
За ним следом вошло нечто похожее на колоду для рубки дров: крепко
сбитый гном, т.е., широкий как и я мужик, только ростом мне до поясной
пряжки, зато грудь как бочка, моей почти не уступает, однако ноги совсем
короткие, хоть и мускулистые. Он напоминал не то могучую деревянную колоду,
на которой колют суковатые поленья, не то плаху из старого дуба для рубки
мяса.
Окладистая борода падала на грудь, но и без нее я знал, что голова
гнома сидит прямо на плечах, без всякой шеи, за счет чего этот человек,
потомок переживших всемирный потоп в пещерах, короче еще на ладонь.
Лицо его широкое как луна и мясистое как припрятанная для себя
мясником вырезка, красное лицо испещрено жуткими шрамами, нос срезан как
ударом топора, жутковато чернеют дыры ноздрей. Когда на миг открыл рот, в
обрамлении черной неопрятной бороды показались и спрятались два ряда желтых
изъеденных зубов.
Я смотрел с неловкостью и понятным чувством вины, как смотрит каждый
здоровый человек на урода или калеку. И хотя это вроде бы целая раса таких
существ, но для моих чувств все-таки только множество калек, уродов,
которые в переходах метро сидят прямо на полу с шапками между изуродованных
ног.
Когда я встречал на Тверской или, скажем, Арбате такого вот гнома...
там они назывались иначе, то со стеснением отводил взор. Естественная
брезгливость здорового человека.
Зато гном смотрел на меня с понятным раздражением мужчины, которому
приходится задирать голову, чтобы смотреть в лицо другого мужчины.
- Ваш спутник, - представил Куцелий. - Двоф, или, как говорят в
простом народе, дварф. По-нашему же, просто гном или карл. Владеет всеми
видами оружия, хотя сам предпочитает секиру, видит на три локтя под землю,
неутомим, вынослив, хороший страж даже в дождливые дни, умеет стреноживать
и седлать коней, собирать хворост для костра, чистить рыбу и предсказывать
ненастье...
- Спасибо, не надо, - пробормотал я.
Оба мага вытаращили глаза, даже гном хмыкнул как-то подло, посмотрел
подозрительно.
- Почему? - изумился Тертуллиус.
- Да так...
А Куцелий ударил себя по-бабьи руками о бедра, в самом деле
широковатые, сказал плачущим голосом:
- Да вы знаете каких усилий стоило заполучить именно гнома? Я то
полагал, вам это должно понравиться!
- Почему? - спросил на это раз я.
- Ну, - воскликнул он, - это же так очевидно, что и объяснять как-то
неловко... Ваш рост и его... Для мужчины рост - гм, едва ли не главное. По
крайней мере сразу видно, кто из вас выше. Даже издали. А внешность у вас
так и вовсе героическая...
Он говорил с пафосом, очень серьезно, даже чересчур. Я переступил с
ноги на ногу. Куцелий говорит вроде бы в мою пользу. В средневековье при
дворах королей и королишек всегда были шуты и уродцы, служившие для потехи
двора. При дворе русской императрицы Анны Павловны... если не перепутал,
тоже было полно шутов, карлов и карлиц, всяческих уродцев. Скакали, пищали,
строили жуткие гримасы, а тогдашние просвещенные вельможи хохотали, глядя
на их ужимки. Все равно не понимаю, как можно веселиться, глядя на ужимки и
гримасы. Но с другой стороны - телепередачи заполнены гримасами Бенни Хилла
и подсказывающим гоготом за сценой...
- Не надо, - повторил я уже тверже, потому что я все-таки герой, а
герой должен вести себя так, словно никогда не слышал о высшем образовании.
- плевал я на ваши традиции!.. Традиции - для слабых.
Тертуллиус удивился:
- Но все герои...
- Сильные сами создают правила, - прервал я. - Не понятно? Сила не в
крепости мышц, а в дерзости.
- Ого, - сказал он очень почтительно, - та вы - супергерой! Архи,
можно сказать даже ого-го, если сказать доступно. Но вы уверены, что вас
поймут? Героем должен восторгаться простой народ. Потому все-таки у героя
должна быть простая и ясная цель. К примеру, отыскать золотое сокровище.
Куцелий добавил быстро, видя мое кислое лицо:
- ... и половину раздать простому народу.
- Отдам все, - буркнул я.
Куцелий возразил радостно, видя что мое упорство дало трещину:
- Все нельзя. Герою нельзя быть умным, но и полным идиотом ни к чему.
А вот половину... как раз. И народ не ощутит себя обиралой. Чрезмерная
щедрость обозлит, начнут подозревать...
- В чем?
- Ну... в разном. Понимаете, это же люди! Подозревать, говорить
гадости. Нет, половину - в самый раз.
Я сказал, скрепя сердце:
- Я вижу, у вас ничего другого просто нет. Ладно, за сокровищем, так
за сокровищем. И половину, так половину. Это по-нашему, по братски.
Куцелий испугался:
- Лучше по справедливости!
Глава 9
Пока Куцелий торопливо перерисовывал карту с сокровищами, старый маг
под уютное скрипение пера по бумаге расползался в глубоком кресле как
тающее тесто. Когда его рожа перекосилась, а рот сдвинулся как земная кора
при землетрясении, Куцелий сказал торопливо:
- Ну, вообще-то карта готова... Думаю, герою ж не надо со всеми
подробностями?
Конечно, мне лучше бы с подробностями, и все камешки, о которые могу
споткнуться, чтобы пометил красным, но когда так спрашивают, то и без моих
мускулов невольно скажешь то, что от тебя ждут.
- Не надо, - ответил я, сердясь на самого себя. Молодой маг просто
ленится, но смотрит на меня как на сообщника, который за спиной старого
учителя пускает голубей из тетрадных листов. - Если указал хоть в какой
стороне сокровище...
- Все подробно! - воскликнул Куцелий шепотом. - Смотри!
На желтом листе пергамента сокровище было отмечено красным, я -
зеленым, нас соединяет синяя линия, по которой отмечены скалы, рощи, озера,
даже мелкие ручьи. Линия моего пути достаточно извилистая, так что молодой
маг не просто провел прямую от и до.
- Великолепно! - воскликнул я.
Он с облегчением перевел дух, словно только что сунул мне куклу вместо
пачки зеленых, опасливо оглянулся на дремлющего Тертуллиуса:
- Пусть учитель помыслит... он так умысливает очень далеко, а я вам
пока покажу коней, оружие...
Я удивился:
- Так у меня вроде бы есть конь! И меч как раз по руке.
Он уже спешил к двери, я не стал оглядываться на старого учителя за
разрешением, наверное уже и слюни пустил, вышел и спустился за младшеньким
по витой лестнице во двор.
Конюшня маячила на той стороне двора. Длинная как казарма, она
терялась в пристройках, мы зашли с торца, в ноздри шибанул ядреный запах
конского пота, свежего овса и отборной немолотой пшеницы твердых сортов.
Справа и слева под стенами вдаль уходили одинаковые стойла. Конские
головы смотрелись как вычеканенные из дорогого мрамора, почему-то только
черного и белого. Я слышал неумолчный хруст, шелест, словно тысяча жерновов
перетирала зерно в муку. От ворот запыхавшиеся конюхи не успевали
подтаскивать мешки с овсом, прямо в помещение часто въезжали нагруженные
доверху телеги.
С другой стороны конских рядов, где мерно помахивали роскошные хвосты,
слышался ровный стук. Словно дождь барабанил по крыше частыми крупными
каплями, или же в саду сыпались переспелые груши, разбиваясь на земле от
переполнившего сока. Конские каштаны сыпались и сыпались, младшие конюхи
подхватывали широкими лопатами еще теплые рассыпчастые клубни и с размаха,
с лихого разворота, ухитряясь не попадать друг в друга, швыряли в широкие
телеги с высокими бортами.
Куцелий указал на дальний ряд:
- Нам туда. Там крылатые!..
- Ого!
- Чувствуется, - сказал он значительно, его уважительный взор
уважительно скользнул по моей мощной фигуре, - что вам для квеста
понадобится непростой конь! Очень непростой.
Под непрекращающийся хруст, чавканье и шлепанье мы продвигались в
дальнюю часть конюшни, где запах стал мощнее, воздух уплотнился, в
солнечном луче плавали уже не только частички пыли, но и сена. Кони здесь
помельче, тоньше в кости, изящные как статуэтки, хотя жрали как бременские
тяжеловозы, а дефекация шла мощно как из брандспойтов, когда откачивают
затопленный подвал с утонувшими крысами.
Здесь кони тоже ослепительно белые, чуть меньше угольно черных, в
самом дальнем стойле кормился огненный жеребец, а я-то привык считать, что
все кони просто коричневые.
Их могучие крылья, красивые и рассыпающие искры, колыхали тяжелый
воздух, а сами кони колыхались от этих движений как большие рыбы в
аквариуме дирекции "Центрполиграфа".
- Крылья-то, крылья! - прошептал я. - Ничего не понимаю...
Куцелий удивился:
- А что не так?
- Ну, с растопыренными крыльями не больно поскачешь... А если по лесу,
то и вовсе! А если начнет стягивать крылья на спину... как гусь или летучая
мышь, то меня спихнет да еще и поцарапает, вон какие когтищи.
Он задумался, на чистом лобике появились морщинки, но тут же исчезли.
Он просиял:
- Не знаю!.. Но как-то образовывается. Как, не знаю. Но никто не
жаловался, хотя этими конями попользовалось великое множество героев. А вы
ведь герой?
- Герой, - согласился я и подумал, что и в самом деле не геройское
дело допытываться да доискиваться. Я не какой-нибудь завалящий мудрец, у
которого мускулы как червяки в тряпочке.
Из яслей выглядывали головы ослепительно белых коней. Между лопатками
у меня пробежала холодная ящерица: на морде каждой лошади торчал длинный
острый рог. Не тупой и короткий, что на носу зверя, которого за это и зовут
носорогом, а на лбу, прямо над глазами.
Приблизившись, я рассмотрел, что рог к тому же странно рифленый,
словно пытался скрутиться в спираль, но не хватило сил, так и остался со
вздувшимися и застывшими кольцами.
Если у носорога рог - всего лишь слипшиеся волоски, которые легко
расщепить ножом до самого основания, то здесь чувствуется настоящая кость,
литая, без вкусного сладкого костяного мозга внутри. Этим рогом с разбега
нетрудно пробить кованый доспех, а уж про голую грудь, пусть укрытую слоем
