как и у заключенных. Он не мог выходить за пределы Твинка. Он удивился,
услышав из разговора Дравога с другим надзирателем, что один из боковых
проходов ведет на Рынок. Рынок! Одно это слово вызвало в его воображении
толпящийся мир, который он оставил в той, другой жизни. Он с тоской
подумал о Киале и о его жене.
Из тебя никогда не получится настоящего священника, - подумал он про
себя.
Раздались звуки гонга и крики надзирателей. Заключенные напрягли
мускулы. Всюду сновали фагоры, иногда перекидываясь друг с другом словом.
Юлий ненавидел их. Он наблюдал, как четверо заключенных вылавливали рыбу
под недремлющим оком одного из надзирателей. Им пришлось по пояс зайти в
ледяную воду. Когда сеть была полна, им позволили выйти на берег и
вытянуть свою добычу.
Мимо катилась тележка, груженная булыжником. Ее толкали двое
заключенных. Неожиданно колесо тележки наехало на камень. Заключенный,
который налегал на левую ручку тележки, споткнулся и упал. Падая, он сбил
с ног одного из рыбаков, тянущего сеть. Рыбак от толчка упал головой вниз
в воду.
Надзиратель заорал и стал размахивать палкой. Его фагор ринулся
вперед, схватил оступившегося заключенного и поднял высоко в воздух.
Подбежавшие Дравог и еще один надзиратель принялись избивать молодого
парня, стараясь попасть палкой по голове.
Юлий схватил за руку Дравога.
- Оставь его в покое. Это произошло случайно. Помоги ему выбраться.
- Заключенным запрещается находиться в воде без разрешения, - злобно
бросил Дравог, оттолкнул Юлия и продолжал избиение.
Заключенный, все тело которого было покрыто водой, смешанной с
кровью, с трудом выбрался на берег. Примчался еще один надзиратель с
шипящей на дожде головней. За ним, поблескивая в темноте розоватыми
глазами, бежал фагор, завывая от досады, что пропустил такое развлечение.
Все они пинками ног погнали полумертвого заключенного в его камеру в
соседней пещере.
Когда суматоха улеглась и толпа разошлась, Юлий осторожно приблизился
к камере. В этот момент из соседней камеры донеслось:
- Усилк, как ты себя чувствуешь?
Юлий пошел в контору Дравога и забрал ключи. Он открыл дверь в
камеру, взял лампу из ниши в стене и вошел.
Заключенный лежал, растянувшись на полу в луже воды. Его голова и
щека кровоточили.
Он угрюмо взглянул на вошедшего, затем, не меняя выражения лица,
снова опустил голову.
Юлий с состраданием смотрел на разбитую голову, покрытую кровью.
Присев на корточки рядом с юношей, он поставил лампу на пол, покрытый
нечистотами.
- Пошел вон, монах, - прорычал юноша.
- Я помогу тебе, если смогу.
- Как же, поможешь. Лучше заткнись.
Они некоторое время оставались в том же положении, не двигаясь и не
говоря ни слова. Кровь медленно капала с головы заключенного в лужу.
- Тебя зовут Усилк, не так ли?
Ответа не было. Исхудавшее лицо было обращено к полу.
- Твоего отца зовут Киале. Он живет в Вакке.
- Оставь меня в покое.
- Я хорошо его знал. И твою мать тоже. Она присматривала за мной.
- Я тебе что сказал... - с неожиданной прытью юноша бросился на Юлия.
Удары его были довольно слабы. Юлий покатился по полу, стряхнул с себя
юношу и вскочил, как ассокин. Он хотел броситься в нападение, но усилием
воли сдержал себя. Не говоря ни слова, он забрал лампу и вышел.
- Это опасный тип, - сказал ему Дравог, ухмыляясь при виде
взъерошенного Юлия. Юлий удалился в часовню и принялся молиться Акхе,
равнодушно взирающему невидящими глазами.
Как-то на рынке Юлий услышал легенду, впрочем известную всем
священникам Святилища, о каком-то черве.
Червь был послан на землю Вутрой, злым богом небес. Вутра поместил
червя в лабиринт в священной горе Акха.
Червь был очень длинным. В обхвате он равнялся галерее. Он был покрыт
слизью и легко скользил по темным проходам. Слышно было только его
дыхание, выходящее из дряблого рта. Он пожирал людей.
Что-то вроде червя Вутры копошилось сейчас в голове Юлия. Он не мог
не видеть ту пропасть, которая разделяло то, что они проповедали, и то,
что делали люди во имя Акха. Дело было не в том, что проповеди были
слишком благочестивы, наоборот, их отличала голая практичность, где
подчеркивались долг и служение в широком смысле. Да и жизнь была не так уж
плоха. Юлия беспокоило только то обстоятельство, что жизнь находилась в
противоречии с проповедуемыми взглядами. Ему вспомнилось то, о чем говорил
отец Сифанс:
- Не только добродетель и святость побуждают людей служить Акхе.
Очень часто это заставляет делать грех, который лежит на душе.
Это означало, что многие священнослужители были убийцами и
преступниками - они были ничем не лучше заключенных. И все же они были
поставлены над заключенными. Они имели власть.
Юлий с мрачным видом исполнял свои обязанности. Он стал меньше
улыбаться. Он не чувствовал себя счастливым в роли священнослужителя. Ночи
он проводил в молитве, а днем был погружен в свои мысли.
Все это время он пытался установить контакт с Усилком.
Но тот избегал его.
Наконец срок службы Юлия в зоне Наказания был закончен. Перед тем,
как перейти на работу в Службу Безопасности, он должен был провести
определенное время в размышлениях. Силы Безопасности, который были
составной частью милиции, привлекли его внимание, когда он работал в
камерах. В его душе зародилась опасная мысль.
Пробыв лишь несколько дней в Безопасности, Юлий почувствовал, как
червь Вутры зашевелился в лабиринте его мозга с небывалой силой. Ему было
поручено присутствовать при допросах и пытках, благословлять умирающих.
Юлий становился мрачнее день ото дня. И наконец начальники предоставили
ему возможность самостоятельно вести дела.
Допросы были до смешного просты, поскольку существовало лишь
несколько категорий преступлений. Люди занимались мошенничеством или
воровством, или были уличены в ереси. Или их ловили в тех местах, куда
было запрещено ходить. Или же они замышляли революцию. Именно в последнем
преступлении обвинялся Усилк. А некоторые даже пытались убежать в царство
Вутры, во внешний мир. Именно сейчас Юлий понял, что темный мир был
подвержен своего рода болезни: всем, находившимся у власти, мерещилась
революция.
Эта болезнь была порождена тьмой, и именно она была причиной того,
что жизнь в Панновале была подчинена многочисленным мелким законам.
Население Панновала насчитывало почти семь тысяч человек и каждый, включая
и священнослужителей, был вынужден вступать в какую-либо гильдию либо
орден. Каждое общежитие было наводнено соглядатаями, которым так же не
доверяли и среди которых были свои шпики. Темнота порождала недоверие, и
некоторые жертвы этого недоверия с виноватым видом представали перед
Юлием.
Юлий отлично справлялся со своей работой, хотя и ненавидел себя за
это. У него было достаточно личного обаяния, чтобы усыпить бдительность
жертвы, и достаточно ярости, чтобы вырвать у нее признание. Вопреки самому
себе он почувствовал профессиональный вкус к работе. И он вызывал Усилка к
себе только тогда, когда чувствовал себя в безопасности.
В конце каждого рабочего дня в пещере Латхорн шло богослужение. Для
священнослужителей присутствие было обязательным. Сотрудники милиции могли
присутствовать по желанию. Акустика в Латхорне была превосходной. Хор и
музыка заполняли собой все пространство под сводами. Юлий в последнее
время увлекся игрой на флуччеле и вскоре стал довольно искусно играть на
этом инструменте. Флуччель была размером с его ладонь, но она превращала
его дыхание в высокую музыкальную ноту, которая взмывала вверх, под своды
Латхорна, и парила там подобно чилдриму. Вместе с нею, под звуки "Покрытые
чепраком", "В его тени" и любимой "Олдорандо", взмывала вверх и парила там
и душа Юлия.
Однажды после богослужения Юлий покинул Латхорн с новым своим
знакомым, сморщенным жрецом по имени Бервин. Они шли по склепоподобным
переходам Святилища, едва касаясь пальцами рисунка на стене. Вышло так,
что они наткнулись на отца Сифанса, распевающего гнусавым голосом псалмы.
Бервин вежливо откланялся, и Юлий остался с отцом Сифансом.
- У меня тяжело на душе после рабочего дня, отец. Я отдыхаю только на
богослужении.
По своей привычке Сифанс ответил уклончиво.
- Отзывы о твоей работе превосходны, сын мой. Ты должен продвигаться
вперед по служебной лестнице. Я помогу тебе в этом, насколько могу.
- Ты очень добр ко мне, отец. Я помню, что ты говорил мне, - он
понизил голос, - о Хранителях. Это организация, в которую можно вступить
добровольно?
- Нет, я же говорил, что туда тебя могут лишь выбрать.
- А как я могу выдвинуть туда свою кандидатуру?
- Акха поможет тебе, когда в этом возникнет необходимость. Сейчас,
когда ты стал одним из нас, я вот о чем думаю. Слышал ли ты об ордене,
который стоит даже выше Хранителей?
- Нет, отец, я не обращаю внимания на слухи.
- Но тебе следовало бы прислушиваться к ним. Слухи - это зрение
слепого. Но если ты такой недоверчивый, добродетельный, тогда я ничего не
скажу тебе о Берущих.
- Берущие? А кто они такие?
- Ну уж нет, я не скажу тебе ни слова. Зачем тебе забивать себе
голову всякими тайными организациями или россказнями о скрытых озерах,
свободных ото льда? Самые, казалось бы, бесспорные вещи могут оказаться
ложью. Мифом. Как сказание о черве Вутры.
Юлий рассмеялся.
- Хорошо, отец. Ты уже достаточно заинтриговал меня. Прошу тебя,
расскажи мне все.
Сифанс прищелкнул языком, замедлил шаг и скользнул в ближайшую нишу.
- Ну, если ты настаиваешь. Ты, вероятно, помнишь, как живет чернь в
Вакке. Дома громоздятся друг на друга без всякой системы. А что, если
предположить, что горный хребет, в котором находится Панновал, подобен
Вакку - или, другими словами, он представляет собой тело с различными
взаимосвязанными частями - селезенкой, легкими, печенью, сердцем. А что,
если предположить, что над нами и под нами расположены такие же огромные
пещеры, как наша? Ты думаешь, это невозможно?
- Да.
- Но я говорю, что это возможно. Это гипотеза. Давай предположим, что
где-то за Твинком существует водопад, который падает из пещеры,
расположенной над нашей. И что водопад падает до уровня ниже уровня нашей
пещеры. Вода течет туда, куда ей заблагорассудится. Предположим, что она
впадает в озеро, воды которого настолько теплые, что на них не может
образоваться лед. И давай представим себе, что в этом благословенном месте
живут Берущие, самые могущественные существа. Они берут самое лучшее, что
есть в этом мире. Им принадлежат и знания и сила. Они хранят их в ожидании
победы Акха.
- Они таят их от нас?
- Что ты сказал? Я не расслышал. Забавную историю я рассказал тебе,
да?
- А что, в Берущие тоже выбирают?
Отец Сифанс прищелкнул языком.
- Да разве можно проникнуть в такое избранное общество? Нет, мой
мальчик, там нужно родиться. Оно состоит из нескольких могущественных
родов, где прекрасные женщины поддерживают тепло домашнего очага.
Наверное, они по своему желанию могут покидать царство Акха и так же легко
возвращаться. Да, для того, чтобы приблизиться к этому избранному
обществу, потребовалась бы революция.
Отец Сифанс хихикнул.
- Отец, ты смеешься надо мной.
Старый священник с задумчивым видом склонил голову.
- Ты беден, друг мой. И, наверное, таким и будешь. Но ты не прост и
из тебя никогда не выйдет настоящего священника. Но именно поэтому я так
