дверью и слушала. Потом послышались ее тихие шажки по коридору. На всякий
случай мы еще минуту-две молчали. Потом раздался шепот Костыля:
- Слушай, Коля, как ты от меня завтра в рог получишь...
- Я знаю, - печально отозвался Коля.
- Ой как получишь...
- Про зеленое кресло будете слушать? - спросил Вася.
Никто не ответил.
- На одном большом предприятии, - заговорил он, - был кабинет
директора. Там был ковер, шкаф, большой стол, и перед ним зеленое кресло.
А в углу кабинета стояло переходящее красное знамя, которое было там очень
давно. И вот одного мужика назначили директором этого завода. Он входит в
кабинет, посмотрел по сторонам, и ему очень все понравилось. Ну, значит,
сел он в это кресло и начал работать. А потом его заместитель заходит в
комнату, смотрит - а вместо директора в кресле скелет сидит. Ну, вызвали
милицию, все обыскали, и не нашли ничего. Потом, значит, назначили
заместителя директором. Сел он в это кресло и стал работать. А потом в
кабинет входят, смотрят - а в кресле опять скелет сидит. Опять вызвали
милицию, и опять ничего не нашли. Тогда нового директора назначили. А он
уже знал, что с другими директорами случилось, и заказал себе большую
куклу размером с человека. Он ее одел в свой костюм и посадил в кресло, а
сам отошел, спрятался за штору - потом напомните, я про желтую штору
вспомнил, - и стал смотреть, что будет. Проходит час, два проходит. И
вдруг он видит, как из кресла выдвигаются такие металлические спицы, и со
всех сторон куклу обхватывают. А одна такая спица - прямо за горло. А
потом, когда спицы куклу задушили, переходящее красное знамя выходит из
угла, подходит к креслу и накрывает эту куклу своим полотнищем. Прошло
несколько минут, и от куклы ничего не осталось, а переходящее красное
знамя отошло от стола и встало обратно в угол. Мужик тогда тихо вышел из
кабинета, спустился вниз, взял с пожарного щита топор, вернулся в кабинет,
как рубанет по переходящему знамени. И тут такой стон раздался, а из
деревяшки, которую он перерубил, на пол кровь полилась.
- А что дальше было? - спросил Костыль.
- Все, - ответил Вася.
- А с мужиком что случилось?
- Посадили в тюрьму. За знамя.
- А со знаменем?
- Починили и назад поставили, - поразмышляв, ответил Вася.
- А когда нового директора назначили, что с ним случилось?
- То же самое.
Я вдруг вспомнил, что в кабинете у директора, в углу, стоят сразу
несколько знамен с выведенными на них краской номерами отрядов; эти
знамена он уже два раза выдавал во время торжественных линеек. Кресло у
него в кабинете тоже было, но не зеленое, а красное, вращающееся.
- Да, я забыл, - сказал Вася, - когда мужик из-за шторы вышел, он уже
весь седой был. Про желтую штору знаете?
- Я знаю, - сказал Костыль.
- Толстой, ты про желтую штору знаешь?
Толстой молчал.
- Эй, Толстой!
Толстой не отзывался.
Я думал о том, что у меня дома в Москве на окнах как раз висят желтые
шторы - точнее, желто-зеленые. Летом, когда дверь балкона все время
открыта, и снизу, с бульвара, долетает шум моторов и запах бензиновой
гари, смешанный с запахом каких-то цветов, что ли, - я часто сижу возле
балкона в зеленом кресле и смотрю, как ветер колышет желтую штору.
- Слышь, Костыль, - неожиданно сказал Толстой, - а в мертвецы не так
принимают, как ты думаешь.
- А как? - спросил Костыль.
- Да по-разному. Только при этом никогда не говорят, что принимают в
мертвецы. И поэтому мертвецы потом не знают, что они уже мертвые, и
думают, что они еще живые.
- Тебя что, уже приняли?
- Не знаю, - сказал Толстой. - Может, уже приняли. А может, потом
примут, когда в город вернусь. Я ж говорю, они не сообщают.
- Кто "они"?
- Кто, кто. Мертвые.
- Ну ты опять за свое, - сказал Костыль, - заткнулся бы. Надоело уже.
- Во-во, - подал голос Коля, - точно. Надоело.
- А ты, Коля, - сказал Костыль, - все равно завтра в рог получишь.
Толстой немного помолчал.
- Самое главное, - опять заговорил он, - что те, кто принимает, тоже
не знают, что они принимают в мертвецы.
- Как же они тогда принимают? - спросил Костыль.
- Да как хочешь. Допустим, ты про что-то у кого-нибудь спросил, или
включил телевизор, а тебя на самом деле в мертвецы принимают.
- Я не про это. Они же должны знать, что они кого-то принимают, когда
они принимают.
- Наоборот. Как они могут что-то знать, если они мертвые.
- Тогда совсем непонятно получается, - сказал Костыль. - Как тогда
понять, кто мертвец, а кто живой?
- А ты что, не понимаешь?
- Нет, - ответил Костыль, - выходит, нет разницы.
- Ну вот и подумай, кто ты получаешься, - сказал Толстой.
Костыль сделал какое-то движение в темноте, и что-то с силой
стукнулось о стену над самой головой Толстого.
- Идиот, - сказал Толстой. - Чуть в голову не попал.
- А мы все равно мертвые, - сказал Костыль, - подумаешь.
- Мужики, - опять заговорил Вася, - про желтую штору рассказывать?
- Да иди ты в жопу со своей желтой шторой, Вася. Сто раз уже слышали.
- Я не слышал, - сказал из угла Коля.
- Ну и что, из-за тебя все слушать должны? А потом опять к Антонине
побежишь плакать.
- Я плакал, потому что нога болит, - сказал Коля. - Я ногу ушиб,
когда выходил.
- Ты, кстати, рассказывать должен был. Ты тогда заговорил первый.
Думаешь, мы забыли? - сказал Костыль.
- Вместо меня Вася рассказал, - сказал Коля.
- Он не вместо тебя рассказал, а просто так. А сейчас твоя очередь. А
то завтра точно в рог получишь.
- Знаете про черного зайца? - спросил Коля.
Я почему-то сразу понял, о каком черном зайце он говорит - в коридоре
перед столовой среди прочего висела фанерка с выжженным зайцем в галстуке
- из-за того, что рисунок был выполнен очень добросовестно и подробно,
заяц действительно казался совсем черным.
- Вот. А говорил, не знаешь ничего. Давай.
- Был один пионерлагерь. И там на главном корпусе на стене были
нарисованы всякие звери, и один из них был черный заяц с барабаном. У него
в лапы почему-то были вбиты два гвоздя. И вот однажды шла мимо одна
девочка - с обеда на тихий час. И ей стало этого зайца жалко. Она подошла
и вынула гвозди. И ей вдруг показалось, что черный заяц на нее смотрит,
словно он живой. Но она решила, что это ей показалось и пошла в палату.
Начался тихий час. И тогда черный заяц вдруг начал бить в свой барабан. И
сразу же все, кто был в этом лагере, заснули. И им стало сниться, что
тихий час кончился, что они проснулись и пошли на полдник. Потом они вроде
бы стали делать все, как обычно - играть в пинг-понг, читать и так далее.
А это им все снилось. Потом кончилась смена, и они поехали по домам. Потом
они все выросли, кончили школу, женились и стали работать и воспитывать
детей. А на самом деле они просто спали. И черный заяц все время бил в
свой барабан.
Коля замолчал.
- Что-то непонятно, - сказал Костыль. - Вот ты говоришь, что они
разъехались по домам. Но ведь там у них родители, знакомые ребята. Они
что, тоже спали?
- Нет, - сказал Коля. - Они не то что спали. Они снились.
- Полный бред, - сказал Костыль. - Ребят, вы что нибудь поняли?
Никто не ответил. Похоже, почти все уже заснули.
- Толстой, ты понял что-нибудь?
Толстой заскрипел своей кроватью, нагнулся к полу и швырнул что-то в
Колю.
- Ну и сволочь ты, - сказал Коля. - Сейчас в морду получишь.
- Отдай сюда, - сказал Костыль. Это был его кед, которым он перед
этим швырнул в Толстого.
Коля отдал кед.
- Эй, - сказал мне Костыль, - ты чего молчишь все время?
- Так, - сказал я. - Спать охота.
Костыль заворочался в кровати. Я думал, он скажет что-то еще, но он
молчал. Все молчали. Что-то пробормотал во сне Вася.
Я глядел в потолок. За окном качалась лампа фонаря, и вслед за ней
двигались тени в нашей палате. Я повернулся лицом к окну. Луны уже не было
видно. Вокруг было совсем тихо, только где-то очень далеко дробно стучали
колеса ночной электрички. Я долго глядел на синий фонарь за окном, и сам
не заметил, как заснул.
