значит, тоже младший сын и сидел дома при матери? Или... тогда уже у
какой-нибудь достойной женщины хлеб ел?
Во дни битвы у Трех Холмов Серому Псу оставались еще месяцы до
поединка, давшего ему имя.
- Я был далеко, - сказал Волкодав. В это время Кетарна окликнул
рыжеусый Мал-Гона, старшина вельхского отряда.
- Подойди сюда, сын рига!
Кетарн оглянулся на него и остался сидеть.
- Я старше тебя, и род мой не хуже! - рявкнул галирадец. - Кому
сказано, подойди!
Прозвучало это с немалой властностью, так что молодой вельх счел за
лучшее подняться и подойти. Мал-Гона отвел его в сторону и принялся за
что-то строго выговаривать парню. Волкодав не слышал их беседы, его
слуха достигло только одно слово: "Аркатнейл".
- Волкодав, а ты бывал в настоящем бою? - обратился к нему Лихобор.
Венн усмехнулся. Мальчишкам отчаянно хотелось видеть своего
наставника героем. Он спросил:
- В настоящем, это в каком?
- Ну... - замялся отрок. - Это когда... войско... много народу...
- Бывал, - сказал Волкодав.
- И... как? - жадно спросил Лихобор. Волкодав пожал плечами и коротко
ответил:
- Страшно.
Близнецы переглянулись, и уже Лихослав подал голос:
- А сколько тебе было лет, когда ты впервые убил врага?
Ему самому еще не случалось отнимать вражеской жизни, и он считал это
постыдным.
- Двенадцать, - сказал Волкодав.
Вечером затеяли состязания колесниц.
О том, что такие ристалища устраивали нередко, свидетельствовала
нарочно отведенная дорожка, замкнутая в кольцо. Она была огорожена
земляным валиком и до каменной твердости выбита конскими копытами и
множеством промчавшихся колес. Перестань ею пользоваться, и еще
несколько лет не захочет расти здесь трава.
Близнецам еще не доводилось видеть вельхские скачки, и Волкодав решил
дать им послабление. Отпустил обоих вопить и свистеть вместе с толпой.
Не сделай он этого, братьям все равно трудно было бы унять свое
любопытство, а от таких телохранителей толку как от козла молока.
Самого Волкодава ристалище не особенно занимало. Он стоял у почетного
сиденья кнесинки, сложив на груди руки, и ему было наплевать, что скажут
вельхи по поводу кольчуги, казавшейся из кожаных рукавов.
Вот рявкнули трубы, и с места сорвались сразу три колесницы. Кони,
раззадоренные не меньше хозяев, пластались в бешеном беге. С колесниц
были сняты щиты, назначенные прикрывать воина в бою от копий и стрел.
Остались небольшие площадки, сами размером в боевой щит, только
поместиться воину и вознице. Казалось подвигом просто устоять на таком
пятачке, не свалившись под колеса соперников. Однако бесстрашным
возницам и того было мало - они вскакивали цепкими босыми ногами на
самое дышло и бегали по нему от комля до крюка, крича в ухо коням. У
вельхов Ключинки не было принято охаживать верных скакунов горячими
плетками. Люди, почитавшие Каплону, Богиню Коней, полагали, что
священное животное само выбирает, кому служить. А значит, и к службе ею
надо не принуждать, а побуждать любовью и лаской.
К улюлюканью зрителей примешался хохот, когда за взрослыми лошадьми
увязался не в меру ретивый жеребенок.
- Боевым конем будет, - с улыбкой предрек риг, обращаясь к кнесинке,
с которой рядом сидел.
Волкодав, занятый толпой зрителей, за исходом скачек почти не следил.
И лишь когда выигравший возница, взмыленный не меньше своих скакунов,
подошел к почетным местам вождей, он увидел, что это был не победитель,
а победительница. Рослая, статная, сероглазая девка с пышным ворохом
иссиня-черных кудрей. Волосы у нее были острижены до плеч, почти
по-мужски. Луговые вельхи завели этот обычай опять-таки со времен
Последней войны, когда их девушки поднимали оружие на равных с парнями,
отстаивая будущее народа.
Волкодав смотрел на молодую вельхинку, принимавшую из рук кнесинки
серебряный, с зеленой эмалью головной венчик галирадский работы, и в
который раз поражался про себя многообразию девичьей красы. Он вспоминал
Ниилит и пробовал мысленно поставить ее рядом с этими двумя. Дикий
котенок. Лебедь. И соколица. Чернокудрую легко было представить себе в
кольчуге и шлеме, с боевым копьем в крепкой руке. Гордая, сильная,
смелая. Вполне способная оборонить себя и других. Такая, какой захотела
стать кнесинка, но вряд ли когда-нибудь станет...
Словно подслушав его мысли, победительница примяла мокрые кудри
подаренным венчиком, повернулась к соплеменникам - и вдруг испустила
боевой клич, да такой переливчатый и звонкий, что его подхватила толпа,
а упряжные кони откликнулись ржанием.
Так-то оно так, подумалось Волкодаву. Пусть женщина делает то, что ей
больше нравится. Но для того, чтобы совать голову под топор, все-таки
существуют мужчины.
Снова ринулись три колесницы, и на сей раз первым прибыл Кетарн.
Волкодав весьма удивился бы, позволь он кому-нибудь себя обогнать.
Молодому жениху положено быть первым парнем во всем. У него в глазах
огонь, а за спиной крылья. Встанет гора на пути, он и гору свернет,
только бы улыбнулась невеста.
Ему кнесинка, посоветовавшись с ригом, тоже подарила женское
украшение. Ожерелье из бус, синих, красных и позолоченных, отлитых в
мастерской стекловара Остея. Кетарн принял награду и с торжеством потряс
ею над головой, показывая односельчанам. Можно было не сомневаться, у
кого на шее нынче же вечером заблестит славное ожерелье.
- А что, бан-риона! - вдруг смело сказал Кетарн, обращаясь к Елень
Глуздовне. - Не пожелает ли кто из твоих людей испытать удачу,
состязаясь с нами в каком-нибудь искусстве? Может, твой телохранитель
соскучился, охраняя тебя от друзей?
При этом он в упор смотрел на Волкодава. Риг нахмурился, недовольный
дерзостью сына, но кнесинка тоже оглянулась на венна и спросила его:
- Не хочешь поразмяться, Волкодав? Он невозмутимо ответил;
- Нет, государыня, не хочу.
Кетарн смерил его взглядом, ясно говорившим: от человека, привыкшего
смирно сидеть дома, пока другие дерутся, иного ответа ждать не
приходится. И отошел.
- Моя сестра наняла в охранники воина, который не очень заботится о
своей чести, - хмыкнул Лучезар, сидевший по левую руку старейшины.
"Зато заботится о том, чтобы я была жива и здорова", - могла бы
ответить кнесинка, но не ответила. Наверное, подумал Волкодав, она тоже
считала, что недостаточно отчаянный телохранитель не возвышал ее в
глазах подданных. Впрочем, она и этого не произнесла вслух.
Вечером устроили пир в круглом, крытом косматой соломой доме
старейшины. На глинобитном полу расстелили ковры, сшитые из нескольких
волчьих шкур до того ловко, что получалось подобие одного непомерного
зверя. Входя, гости и свои первым долгом приветствовали отца рига -
седоголового древнего старика, давным-давно уже сложившего с себя тяжкое
звание старейшины. Он был еще вполне тверд разумом, но шумное веселье
быстро утомило его, и плечистые внуки под руки увели дедушку отдыхать.
Волкодав с двоими подопечными устроился за спиной кнесинки. Вельхи
были горячим народом и на пирах, напробовавшись хмельного, нередко
принимались соперничать. Здесь, в Ключинке, случилась один раз
поножовщина, приведшая к гибели двоих молодых удальцов; с тех пор
всякому, у кого еще не было женатого внука, оружие на пирах
возбранялось. Волкодав и близнецы, пользуясь своей привилегией
телохранителей, сидели с мечами. И они же были единственными, кто не
брал в рот хмельного. Волкодав люто запретил братьям Лихим далее пиво.
Не говоря уже о вине, от которого при ясной вроде бы голове почему-то
отказывались ходить ноги. И о меде, от которого при надежных ногах
путались мысли и заплетался язык. Сам Волкодав к выпивке был равнодушен.
Близнецы вздыхали и завидовали гостям, но запрет был понятен, и они не
роптали.
В начале пира вельхи почти в открытую проезжались по поводу троих
вооруженных мужчин, которых бан-рионе неизвестно зачем понадобилось
держать подле себя. И которые к тому же блюли совершенно неприличную, по
их мнению, трезвость. Близнецы, наученные наставником, и тем более сам
Волкодав на подковырки никак не отзывались. И в конце концов хозяева от
них отстали, кажется, порешив считать телохранителей чем-то вроде
сторожевых псов, не стоящих особого внимания.
Спасибо и на том, что кормили их, в отличие от псов, не объедками, а
честной едой.
Напитки здесь по обычаю разносили женщины. Вельхи считали подношение
медов немалым искусством, требующим сосредоточения и мастерства. То
одна, то другая красавица проходила между пирующими со жбаном и костяным
черпачком, улыбаясь в ответ на восторженные похвалы мужчин и временами
ловко уворачиваясь от чьих-нибудь слишком пылких объятий.
Волкодав неторопливо жевал пирожок с грибами и время от времени
косился на Кетарна, сидевшего вдвоем с Ане возле стены. Он видел, как
молодой воин подтолкнул локтем подругу, таинственно шепча что-то ей на
ухо и кивая в его сторону. Не иначе, затевал какую-то каверзу. Ане
послушно поднялась, подошла к низкому столику возле входа, сплошь
заставленному ковшами и кувшинами. Выбрала один, вооружилась резным
черпачком и направилась к Волкодаву и братьям.
Венн залюбовался тем, как она держала кувшин: на ладони под донышко,
не давая глиняным запотевшим бокам коснуться ни тонкой льняной рубахи,
щедро вышитой на груди, ни загорелой, обнаженной выше локтя руки.
- Утолите жажду, воители, - проговорила Ане по-вельхски. Сольвеннской
и тем более веннской речью она не владела. И от боязни, что гости не
поймут и обидятся, залилась румянцем - ярким и быстрым, каким Боги часто
награждают рыжеволосых.
- Воистину наши кружки пусты, - ответил Волкодав на языке западных
вельхов. - Не случится ли так, что твои руки наполнят их, кайлинь-ог?
Девушка покраснела еще жарче. Кайлинь-ог означало невеста. Она
сказала:
- Об этом и бывает уговор между хозяевами и гостями.
Плавным движением она окунула в кувшин длинный, слегка изогнутый
остроконечный черпачок, выточенный из цельного клыка какого-то зверя,
годившегося в прадедушки всем тиграм Мономатаны.
Угощение, должно быть принято и отведано, иначе ты враг, а не друг.
Волкодав подставил кружку, и в нее полился... добрый квас, пахнувший
сладкими ржаными сухарями. Кетарн, надобно полагать, просил невесту
совсем не о том, но она распорядилась по своему усмотрению.
Она налила квасу близнецам, и Волкодав спросил ее:
- Не доведется ли тебе посидеть рядом с нами под крышей этого дома?
От такого приглашения тоже нельзя отказываться, и Кетарн мог сколько
угодно ерзать и злиться на смятой шкуре возле стены. Ане поджала ноги и
села против Волкодава. Любой вельх был способен просидеть так полдня. В
отличие от Лихослава и Лихобора, успевших до зуда намозолить жилистые
зады.
Мало кто назвал бы Ане красавицей, но Волкодаву она очень
понравилась. Круглолицая, милая, какая-то удивительно домашняя. И с
этаким добрым лукавством в карих глазах, которым, похоже, еще не
случалось отражать ни страдания, ни страха.
- От кого ты охраняешь бан-риону здесь, среди друзей? - спросила она.
Она заметила внимательный взгляд Волкодава, без устали обегавший
пирующих.
Венн подумал и ответил:
- От чужого человека, который мог бы пробраться на праздник и учинить
госпоже вред, а вам обиду.
- Ты, наверное, долго жил среди вельхов, - сказала девушка. - Ты
беседуешь, как один из нас.
- У меня были друзья вельхи, кайлинь-ог, - ответил Волкодав. И
коснулся ладонью ее руки, державшей кувшин. - Добро тебе за подношение