балаган... спешите видеть самого старого человека во всей Галактике...
смотрите все: мумия, ходит и говорит, вроде как... экая паскудная тварь,
все никак не сдохнет. Ну как. Раддик, забавно, а?
- Да, месье Силен.
- Ну-ну, не слишком-то надейся, синекожая, - хмыкнул поэт. - Я не
квакнусь, пока не дождусь вестей от Рауля и Энеи. Надо завершить
"Песни", а я не знаю концовки, они еще не создали ее для меня. Как я
узнаю, что думать, пока не увижу, что они делают?
- Точно, месье Силен.
- Не подлизывайся, синекожая.
- Да, месье Силен.
- Мальчик... Рауль... почти десять лет назад спрашивал, что надо
сделать. А я велел ему... спасти ребенка, Энею свергнуть Империю...
уничтожить власть Церкви... и выволочь Землю из той задницы, куда она
провалилась. А он сказал, что непременно все сделает. Конечно, к тому
времени мы уже наклюкались до чертиков.
- Да, месье Силен.
- Ну? - сказал поэт.
- Что ну, сэр? - сказала А.Раддик.
- Ну, можем мы сказать, что он действительно сделал хоть что-то из
того, что обещал, Раддик?
- .Из официальных сообщении девяти лет и восьми месяцев давности
нам известно, что корабль Консула покинул Гиперион. Мы можем надеяться,
что девочка Энея до сих пор жива и невредима.
- Да, да, - вяло отмахнулся Силен, - но разве Империя пала?
- Согласно нашим наблюдениям - нет, месье Силен, - доложила Раддик.
- Некоторые затруднения, как я уже говорила, и поток инопланетных
туристов на Гиперион несколько пошел на убыль, но...
- А эта мудацкая Церковь так и производит своих зомби? - настойчиво
выспрашивал поэт.
- Церковь по-прежнему господствует. С каждым годом все больше
горцев и людей с пустошей принимают крестоформ.
- Усраться можно! А Земля, полагаю, на свое законное место еще не
вернулась.
- Мы ничего не слышали о столь невероятном событии, - заверила его
А.Раддик. - Конечно, как я упоминала, на данный момент наша
подслушивающая аппаратура ловит сообщения только этой планетной системы,
корабль Консула отбыл с месье Эндимионом и мадемуазель Энеей почти
десять лет назад, и с тех пор наши дешифраторы ничуть не...
- Ладно, ладно. - В голосе старика снова звучала безмерная
усталость. - Запихни меня влетающее кресло.
- Мне очень жаль, но до этого еще два дня, - кротко повторила
сиделка.
- Мать твою! - вздохнул архаичный уникум, опутанный трубками и
датчиками. - А ты не можешь откатить меня к окну, Раддик? Ну пожалуйста!
Я хочу посмотреть на весеннюю челму и руины этого древнего города.
- Да, месье Силен, - кивнула сиделка, искренне радуясь, что хоть
чем-то может услужить старику, кроме поддержания жизнедеятельности его
тела.
Мартин Силен смотрел в окно целый час, одолевая приступы
пробуждающейся боли и ужасную сонливость, утягивающую в холодный сон.
Его аудиоимпланты транслировали в мозг птичьи трели. Старый поэт думал о
своей юной названной племяннице, ребенке, окрестившем себя Энеей... о
своей дорогой подруге Ламии Брон, матери Энеи... о том, как долго они
ненавидели друг друга... да, в том последнем великом Паломничестве к
Шрайку - как давно это было... о том, что они рассказали друг другу, и о
том, что они повидали... о Шрайке в Долине Гробниц Времени... об
ученом... как его звали?.. Сол... о Соле со своим младенцем, растущим
вспять, в небытие... и о солдате... Кассад... да, именно... о полковнике
Кассаде. Старому поэту было помочиться с высокой вышки на вояк...
идиоты, все они идиоты... но Кассад рассказал интересную историю, прожил
интересную жизнь... второй священник, Ленар Хойт, был занудой и сущей
задницей, но вот первый... тот, с грустными глазами и дневником в
кожаном переплете... Поль Дюре... вот этот достоин, чтобы о нем
написать...
Мартин Силен погрузился в беспокойную дрему. Он не видел снов... но
часть его поэтического рассудка уже набрасывала новые главы нескончаемых
"Песней".
x x x
Сержант Грегориус не преувеличивал. В последней битве отец капитан
де Сойя был жутко изранен, обожжен и лежал при смерти.
Сержант проводил нас в храм - такой же необычный, как наша встреча:
снаружи громадная каменная плита, отполированный монолит (Энея
рассказала, что ее доставили со Старой Земли, а там плита стояла перед
храмом Нефритового Императора. За все тысячелетия паломничества на ней
так и не высекли никаких надписей), а внутри, в просторном, гулком зале,
обнесенная оградой возвышалась скала - вершина Тай-Шаня, священного
Великого Пика Срединного Царства. В глубине еще были тесные спальни и
трапезные для паломников - в одной из них мы и нашли отца капитана де
Сойю и еще двоих: Карела Шана, канонира - он был страшно обожжен и лежал
в беспамятстве, - и Хогана Жабера - сержант Грегориус назвал его
"бывшим" старпомом. Жабер пострадал не так сильно - перелом руки и ни
единого ожога, ни единой травмы, но с ним что-то явно было не так -
казалось, он то ли в глубоком шоке, то ли просто погружен в какие-то
размышления.
Энея смотрела только на отца капитана де Сойю.
Священник-капитан лежал на неудобной паломнической койке. Брюки
изодраны в клочья, ноги босые. Все его тело обгорело чудовищно, только
крестообразный паразит на груди был здоровый и омерзительно розовый.
Волосы де Сойи сгорели, лицо обезобразили ожоги, но даже сейчас было
сразу видно, насколько это неординарная личность. Вся притягательная
сила сосредоточилась в глубоких темных глазах, не замутненных даже
терзавшей его жуткой болью.
Ему уже и мазь от ожогов наложили, и пластиповязки, и жидкий
дезинфектант, подключили внутривенную капельницу из аптечки
спасательного катера, но это мало чем могло помочь. Я видел такие ожоги.
Трое моих друзей в битве на Ледяном Когте прожили после таких ожогов
всего два часа - медицинские боты не успели подобрать их. Кричали они
тогда просто невыносимо.
Отец капитан де Сойя не кричал. Из последних сил, стиснув зубы, он
сдерживал крик боли. Энея опустилась около него на колени.
Де Сойя ее не узнал.
- Бетц? - пробормотал он. - Эколог Аргайл? Нет... ты погиб на
посту. Все погибли... Пол Дениш... Элия... молодые гвардейцы... Все...
твое лицо... кажется мне знакомым.
Энея хотела взять его за руку - и увидела, что де Сойя лишился трех
пальцев. Тогда она положила ладонь рядом на одеяло.
- Отец капитан, - очень мягко сказала она.
- Энея, - выговорил де Сойя. Его темные глаза впервые по-настоящему
взглянули на нее. - Ты то самое дитя... столько месяцев гонялся за
тобой... смотрел на тебя, когда ты вышла из Сфинкса. Невероятное дитя.
Так рад, что ты выжила. - Он посмотрел на меня. - А ты Рауль Эндимион. Я
видел твое досье. Едва не схватил тебя на Безбрежном Море. - Снова
накатила волна боли, отец капитан прикрыл глаза и закусил обожженную,
окровавленную нижнюю губу. Наконец он снова открыл глаза. - У меня есть
твоя... личная вещь. На "Рафаиле". Священная Канцелярия позволила мне
забрать ее... Сержант Грегориус тебе отдаст, когда я умру.
Я кивнул, понятия не имея, о чем он говорит.
- Отец капитан де Сойя, - прошептала Энея. - Федерико... вы слышите
меня?
- Да, - выдохнул он. - Обезболивающее... сказал сержанту Грегориусу
"нет"... не хочу уйти во сне. Уйти легко. - Боль вернулась.
Кожа на шее и на груди де Сойи обуглилась и растрескалась, как
чешуя, из трещин сочилась кровь. Он не открывал глаз, пока боль не
отступила. Этот приступ длился дольше. Вспомнив, как меня скрутила
почечная колика, я попытался представить, что он сейчас чувствует, - и
не смог.
- Отец капитан, - позвала Энея, - вы еще можете выжить...
Де Сойя, превозмогая боль, энергично покачал головой. Его левое ухо
обгорело почти до угольной черноты. У меня на глазах кусок ушной
раковины отвалился на подушку.
- Нет! - прохрипел капитан. - Я сказал Грегориусу... никаких
частичных воскрешении... идиотом, бесполым придурком... - Сквозь
опаленные зубы прорвался кашель - а может, смешок. - Я священник,
насмотрелся. Все равно... устал... устал от... - Остатки обгоревших
пальцев постучали по розовому кресту на груди. - Пусть эта тварь сдохнет
со мной.
Энея кивнула:
- Я не о воскрешении, отец капитан. Я говорила о жизни. Об
исцелении.
Де Сойя попытался моргнуть, но обгорелые веки не слушались.
- Не хочу - узником Империи... - выдавил он. Каждая фраза
сопровождалась тяжким, всхлипывающим вдохом. - Они... меня... казнят. Я
заслужил.... Убил много невинных... мужчин... женщин... защищая...
друзей.
- Отец капитан, Империя по-прежнему нас преследует. Но у нас есть
корабль. В нем - автохирург.
Сержант Грегориус, тихо стоявший у стены, выступил вперед. Карел
Шан не приходил в сознание. Хоган Жабер, затерявшийся в пучине
собственных горестей, никак не реагировал.
Энее пришлось повторить свои слова, чтобы смысл сказанного дошел до
отца капитана.
- Корабль? - переспросил он. - Древний корабль Гегемонии, тот, на
котором вы скрылись? На нем нет орудий?
- Нет. И никогда не было.
Де Сойя покачал головой:
- На нас наскочило... должно быть... полсотни кораблей... класса
"архангел". Подбил... несколько... остальные... еще там. Нет ни единого
шанса... добраться... до... точки перехода... прежде... - Он опустил
обожженные веки, пережидая, боль. На этот раз она едва не унесла его. Но
отец капитан вновь заставил себя вернуться.
- Все будет хорошо, - прошептала Энея. - Это мои заботы. Вы будете
в автохирурге. Но прежде вам надо кое-что сделать.
От изнеможения отец капитан не мог говорить, но повернул голову,
чтобы лучше слышать.
- Вы должны отречься от крестоформа. Отказаться от [такого]
бессмертия.
- Я бы с радостью... - выдохнул он. - Но увы... не могу... единожды
принятый... крестоформ... не может быть... отторгнут.
- Нет, может, - шепотом возразила Энея. - Если вы решитесь, я
сделаю так, чтобы он отпал. У нас очень древний автохирург. Он просто не
сможет лечить вас, пока этот паразит пронизывает все ваше тело. А
христианского реаниматора на борту нет...
Тут де Сойя протянул к ней обугленную трехпалую руку и крепко
ухватил ее за рукав.
- Не важно... не важно, пусть я умру... сними его. Сними его. Умру
истинной... Снова... католиком... если ты... поможешь мне... его...
СОДРАТЬ! - Последнее слово он почти прокричал.
- У вас найдется чашка или стакан? - повернулась Энея к сержанту.
- В аптечке есть кружка, - ответил сержант. - Но воды нет...
- Я принесла. - Энея сняла с пояса термос-флягу.
Я думал, во фляге вино, но там была самая обыкновенная вода, мы
набрали ее перед выходом из Храма-Парящего-в-Воздухе. Энея не стала
терять время на поиски тампона, спирта, стерильного ланцета - она взяла
у меня охотничий нож и резанула себе по пальцам, а потом опустила руку в
прозрачную пластиковую кружку, и в воде расплылись алые разводы.
- Выпейте это, - сказала она отцу капитану де Сойе, помогая ему
приподнять голову.
Умирающий отхлебнул, закашлялся, отхлебнул еще раз. Когда Энея
опускала его голову на подушку, он закрыл глаза.
- Крестоформ отвалится через двадцать четыре часа, - прошептала моя
спутница.
Отец капитан де Сойя снова издал кашляющий смешок.
- Через час я умру.
- Вы будете в автохирурге через пятнадцать минут, - улыбнулась
Энея. - А теперь - поспите... но только не умирайте, Федерико де Сойя!..
Не умирайте. Нам о многом надо поговорить. А вы еще должны оказать
мне... нам большую услугу.
