искать без Клары. Обведем на карте кружок вокруг Лубенца
радиусом в три километра, разделим его на участки и будем
ходить из дома в дом.
- Милейший, - говорит князь, - в трех километрах от
Лубенца нет ведь ни одного парка.
- Вот и хорошо, - отвечаю я. - Черта с два вы нашли бы в
парке, разве только ageratum (3) или канны. Смотрите, тут,
внизу, к стеблю хризантемы прилипла щепотка земли. Это не
садовый перегной, а вязкая глина, удобренная скорее всего
фекалиями. А на листьях следы голубиного помета, стало
быть, надо искать там, где много голубей. Скорее всего эти
хризантемы растут где-то у плетня, потому что вот тут, среди
листьев, застрял обломок еловой коры. Это верная примета.
- Ну и что? - спрашивает князь.
- А то, - говорю. - Эти хризантемы надо искать около
каждого домика в радиусе трех километров... Давайте
разделимся на четыре отряда: вы, я, ваш садовник и мой
помощник Венцл, и пойдем.
Ладно. Утром первое событие было такое: Клара опять
принесла букет голубых хризантем. После этого я обшарил
весь свой участок, в каждом трактире пил теплое пиво, ел
сырки и расспрашивал о хризантемах. Лучше не спрашивайте,
сударь, как меня пронесло после этих сырков. Жарища была
адская, такая редко выдается в конце сентября, а я лез в
каждую хату и терпеливо слушал разные грубости, потому что
люди были уверены, что я спятил или что я коммивояжер или
какой-нибудь инспектор. К вечеру для меня стало ясно: на
моем участке хризантемы не растут. На трех других участках
их тоже не нашли. А Клара снова принесла букет свежих
голубых хризантем!
Вы знает, мой князь - важная персона в округе. Он созвал
местных полицейских, дал каждому по голубой хризантеме и
посулил им бог весть что, если они отыщут место, где растут
эти цветы. Полицейские - образованные люди, сударь. Они
читают газеты, и кроме того, знают местность как свои пять
пальцев и пользуются авторитетом у жителей. И вот, заметьте
себе, в тот день шестеро полицейских, а вместе с ними
деревенские старосты и стражники, школьники и учителя, да
еще шайка цыган, облазили всю округу в радиусе трех
километров, оборвали все какие ни на есть цветы и принесли
их князю. Господи боже, чего там только не было, будто на
празднике божьего тела! Но голубой хризантемы, конечно, ни
следа. Клару мы весь день сторожили; вечером, однако, она
удрала, а в полночь принесла мне целую охапку голубых
хризантем. Мы велели посадить ее под замок, чтобы она не
оборвала все цветы до единого, но сами совсем приуныли.
Честное слово, просто наваждение какое-то: ведь местность
там ровная, как ладонь...
Слушайте дальше. Если человеку очень не везет или он в
большой беде, он вправе быть грубым, я понимаю. И все-таки,
когда князь в сердцах сказал мне, что я такой же кретин, как
Клара, я ответил ему, что не позволю всякому старому ослу
бранить меня, и отправился прямехонько на вокзал. Больше
меня в Лубенце не увидят! Уселся я в вагон, поезд тронулся,
и тут я заплакал, как мальчишка. Заплакал потому, что не
увижу больше голубой хризантемы, потому что навсегда
расстаюсь с ней. Сижу я так, хнычу и гляжу в окно, вдруг
вижу у самого полотна мелькнули какие-то голубые цветы
Господин Чапек, я не мог с собой совладать, вскочил и, сам
уже не знаю как, ухватился за ручку тормоза. Поезд
дернулся, затормозил, я стукнулся о противоположную лавку и
при этом сломал себе вот этот палец. Прибегает кондуктор, я
бормочу, что, мол, забыл что-то очень нужное в Лубенце.
Пришлось заплатить крупный штраф. Ругался я, как извозчик,
ковыляя по полотну к этим голубым цветам. "Олух ты, -
твердил я себе, - наверное, это осенние астры или еще
какая-нибудь ерунда. А ты вышвырнул такие сумасшедшие
деньги!" Прошел я метров пятьсот и уже думаю, что эти
голубые цветы не могут быть так далеко, наверное я их не
заметил или вообще они мне померещились. Вдруг вижу на
маленьком пригорке домик путевого обходчика, а за частоколом
что-то голубое. Гляжу - два кустика хризантем!
Сударь, всякий младенец знает, какая ерунда растет в
садиках около таких сторожек: капуста да тыква,
обыкновенный подсолнечник и несколько кустиков красных роз,
мальвы, настурции, ну, георгины. А тут и этого не было;
одна картошка и фасоль, куст бузины, а в углу, у забора, -
две голубые хризантемы!
- Приятель, - говорю я хозяину через забор, - откуда у
вас эти голубые цветочки?
- Эти-то? - отвечает сторож. - Остались еще от
покойного Чермака, что был сторожем до меня. А ходить по
путям не ведено, сударь. Вон там, глядите, надпись:
"Хождение по железнодорожным путям строго воспрещается".
Что вы тут делаете?
- Дядюшка, - я к нему, - а где же дорога к вам?
- По путям, - говорит он - Но по ним ходить нельзя. Да и
чего вам тут делать? Проваливайте восвояси, но по путям не
ходите.
- Куда же мне проваливать?
- Мне все равно, - кричит сторож - А по путям нельзя, и
все тут!
Сел я на землю и говорю:
- Слушайте, дед, продайте мне эти голубые цветы.
- Не продам, - ворчит сторож. - И катитесь отсюда.
Здесь сидеть не положено.
- Почему не положено? - возражаю я. - На табличке
ничего такого не написано. Тут говорится, что воспрещается
ходить, я и не хожу.
Сторож опешил и ограничился тем, что стал ругать меня
через забор. Старик, видимо, жил бобылем; вскоре он
перестал браниться и завел разговор сам с собой, а через
полчаса вышел на обход путей и остановился около меня.
- Ну, что, уйдете вы отсюда или нет?
- Не могу, - говорю я. - По путям ходить запрещено, а
другого выхода отсюда нет.
Сторож на минуту задумался.
- Знаете, что? - сказал он наконец. - Вот я сверну на
ту тропинку, а вы тем временем уходите по путям. Я не
увижу.
Я поблагодарил его от души, а когда сторож свернул на
тропинку, я перелез через забор и его собственной мотыгой
вырыл оба кустика голубой хризантемы. Да, я украл их,
сударь! Я честный человек и крал только семь раз в жизни, и
всегда цветы.
Через час я сидел в поезде и вез домой похищенные голубые
хризантемы. Когда мы проезжали мимо сторожки, там стоял с
флажком этот старикан, злой, как черт. Я помахал ему
шляпой, но думаю, он меня не узнал.
Теперь вы понимаете, сударь, в чем было все дело: там
торчала надпись "Ходить воспрещается". Поэтому никому - ни
нам, ни полицейским, ни цыганам, ни школьникам - не пришло в
голову искать там хризантемы. Вот какую силу имеет надпись
"Запрещается". Может быть, около железнодорожных сторожек
растет голубой первоцвет, или дерево познания добра и зла,
или золотой папоротник, но их никто никогда не найдет,
потому что ходить по путям строго воспрещается, и баста.
Только Клара туда попала - она была юродивая и читать не
умела.
Поэтому я и назвал свою голубую хризантему "Клара" и
вожусь с ней вот уже пятнадцать лет. Видимо, я ее избаловал
хорошей землей и поливкой. Этот вахлак сторож совсем ее не
поливал, земля там была твердая, как железка. Весной
хризантемы у меня оживают, летом дают почки, а в августе уже
вянут. Представляете, я, единственный в мире обладатель
голубой хризантемы, не могу отправить ее на выставку. Куда
против нее "Бретань" и "Анастасия", они ведь только слегка
лиловатые. А "Клара", о сударь, когда у меня зацветет
"Клара", о ней заговорит весь мир!
1928
-----------------------------------------------------------
1) - Phlox Laphami; Campanula turblnala. - Phlox Lophami
- разновидность флоксов.
2) - Campanula turbinata - разновидность садовых
колокольчиков.
3) - Ageratum - декоративное садовое растение, вывезенное
из Мексики; имеет красивые синие цветы.
Карел Чапек. Офир (1)
Перевод Н. Аросевой
Файл с книжной полки Несененко Алексея
http://www.geocities.com/SoHo/Exhibit/4256/
На площади св. Марка вряд ли кто оглянулся, когда
стражники вели старика к дожу. Старик был оборван и грязен,
и можно было подумать, что это какой-нибудь портовый
воришка.
- Этот человек, - доложил podesta vicegerente (2),
остановившись перед троном дожа, - заявляет, что зовут его
Джованни Фиальго и что он купец из Лиссабона; он утверждает,
будто был владельцем судна и его со всем экипажем и грузом
захватили в плен алжирские пираты; далее он показывает, что
ему удалось бежать с галеры и что он может оказать большую
услугу Венецианской республике, а какую именно - он может
сообщить лишь самому его милости дожу.
Старый дож пристально разглядывал взлохмаченного старика
своими птичьими глазками.
- Итак, - молвил он наконец, - ты говоришь, что работал
на галере?
Схваченный вместо ответа обнажил грязные щиколотки; они
опухли от оков.
- А на спине, - добавил он, - сплошные шрамы, ваша
милость. Если желаете, я покажу вам...
- Нет, нет, - поспешно отказался дож. - Не надо. - Что
хотел ты поведать нам?
Оборванный старик поднял голову.
- Дайте мне судно, ваша милость, - ясным голосом
проговорил он, - и я приведу его в Офир, страну золота.
- В Офир... - пробормотал дож. - Ты нашел Офир?
- Нашел, - ответил старик, - и пробыл там девять месяцев,
ибо нам нужно было чинить корабль.
Дож переглянулся со своим ученым советником епископом
Порденонским.
- Где же находится Офир? - спросил он старого купца.
- В трех месяцах пути отсюда, - ответил тот. - Надо
обогнуть Африку, а затем плыть на полночь.
Епископ Порденонский настороженно подался вперед.
- Разве Офир на берегу моря?
- Нет. Офир лежит в девяти днях пути от морского
побережья и простирается вокруг великого озера, синего, как
сапфир.
Епископ Порденонский слегка кивнул.
- Но как же вы попали в глубь страны? - спросил дож. -
Ведь, говорят, Офир отделяют от моря непроходимые горы и
пустыни.
- Да, - сказал корабельщик Фиальго, - в Офир нет путей.
Пустыня кишит львами, а горы - хрустальные и гладкие, как
муранское стекло (3).
- И все же ты преодолел их? - воскликнул дож.
- Да. Когда мы чинили корабль, сильно потрепанный
бурями, на берег пришли люди в белых одеждах, окаймленных
пурпурными полосами, и обратились к нам с приветом.
- Чернокожие? - спросил епископ.
- Нет, монсеньер. Белые, как англичане, а волосы их
длинные, посыпанные золотой пудрой. Они очень красивы.
- А что, они были вооружены? - осведомился дож.
- У них были золотые копья. Они велели нам взять все
железные предметы и обменять их в Офире на золото. Ибо в
Офире нет железа. И они следили, чтобы мы взяли все железо:
- якоря, цепи, оружие, даже гвозди, которыми был сбит наш
корабль.
- И что же дальше? - спросил дож.
- На берегу нас ждало стадо крылатых мулов, числом около
шестидесяти. Их крылья похожи на лебединые. Называют их
пегасами.
- Пегас... - задумчиво проговорил ученый епископ. - Об
этом до нас дошли сведения еще от древних греков. Похоже,
что греки действительно знали Офир.
- В Офире и в самом деле говорят по-гречески, - заявил
старый купец. - Я знаю немного греческий язык, потому что в
каждом порту есть какой-нибудь вор с Крита или из Смирны.
- Это интересные вести, - пробормотал епископ. - А что,
жители Офира - христиане?
- Да простит мне бог, - ответил Фиальго, - но они
настоящие язычники, монсеньер. Почитают некоего Аполлона,
или как там его называют.
Епископ Порденонский покачал головой.
- Что ж, это согласуется. Вероятно, они - потомки
грехов, которых занесло туда морской бурей после завоевания
Трои. Что же дальше?
- Дальше? - заговорил Джованни Фиальго. - Дальше -
погрузили мы наше железо на этих крылатых ослов. Троим из
нас - мне, некоему Чико из Кадикса и Маноло Перейра из
Коимбре - дали крылатых коней, и вот, предводительствуемые
офирскими воинами, мы полетели прямо на восток. Дорога
длилась девять дней. Каждую ночь мы спускались на землю,
чтобы пегасы могли попастись и напиться. Они питаются
