биоценоза, хотя и обедненного за счет вырубки лесов и истребления копытных
во время царских охот. Все сходится.
Таким образом, не только теоретические соображения, но и необходимость
интерпретации фактических данных заставляет отвергнуть концепцию этноса как
состояния. Но если этнос - долгоидущий процесс, то он является частью
биосферы Земли, а поскольку с этносом связано изменение ландшафтов путем
использования техники, то этнологию следует причислить к географическим
наукам, хотя первичный материал она черпает из истории в узком смысле
слова, т.е. изучения событий в их связи и последовательности.
VI. Этнический стереотип поведения
НЕСХОЖЕСТЬ КАК ПРИНЦИП
Каждый этнос имеет свою собственную внутреннюю структуру и свой
неповторимый стереотип поведения. Иногда структура и стереотип поведения
этноса меняются от поколения к поколению. Это указывает на то, что этнос
развивается, а этногенез не затухает. Иногда структура этноса стабильна,
потому что новое поколение воспроизводит жизненный цикл предшествовавшего.
Такие этносы можно назвать персистентами, т.е. пережившими себя, но об этой
стороне дела речь пойдет ниже, а пока уточним смысл понятия "структура"
применительно к стереотипу поведения вне зависимости от степени ее
устойчивости и характера изменчивости.
Структура этнического стереотипа поведения - это строго определенная норма
отношений: a) между коллективом и индивидом; b) индивидов между собой; c)
внутриэтнических групп между собой; d) между этносом и внутриэтническими
группами. Эти нормы, в каждом случае своеобразные, изменяясь то быстро, то
очень медленно, негласно существуют во всех областях жизни и быта,
воспринимаясь в каждом этносе и в каждую отдельную эпоху как единственно
возможный способ общежития, поэтому для членов этноса они отнюдь не
тягостны. Соприкасаясь же с другой нормой поведения в другом этносе, каждый
член данного этноса удивляется, теряется и пытается рассказать своим
соплеменникам о чудачестве другого народа. Собственно говоря, такие
рассказы и составляют этнографию, науку столь же древнюю, как и
межэтнические связи. Разница между ее первичным состоянием и научным
обобщением лишь в широте охвата и систематизации сведений, да еще в том,
что этнографа не шокируют обычаи и обряды иного этноса.
Поясним на примерах. Древний афинянин, побывав в Ольвии, с негодованием
рассказывал, что скифы не имеют домов, а во время своих праздников
напиваются до бесчувствия. Скифы же, наблюдая вакханалии греков,
чувствовали такое омерзение, что, однажды увидев своего царя, гостившего в
Ольвии, в венке и с тирсом в руках в составе процессии ликующих эллинов,
убили его. Иудеи ненавидели римлян за то, что те ели свинину, а римляне
считали противоестественным обычай обрезания. Рыцари, захватившие
Палестину, возмущались арабским обычаем многоженства, а арабы считали
бесстыдством незакрытые лица французских дам, и т.д. Примерам несть числа.
Этнографическая наука подобную непосредственность преодолела и внесла в
наблюдения принцип системы - как действующей нормы взаимоотношений
индивидов. Эта норма определяет взаимоотношения как индивидов между собой,
так и их с коллективом в целом. Для примера возьмем простейший случай
брачно-сексуальных отношений. Грубо говоря, формы таких отношений очень
разнообразны: от моногамной семьи до полной свободы половых отношений.
Например, у одних народов для девушки при бракосочетании обязательна
наивность, а у других - предварительное обучение приемам любви. Иногда
развод легок, иногда затруднен, иногда - невозможен вообще. У одних народов
сожительство жен с посторонними мужчинами карается как супружеская
неверность, у других - поощряется (например, уйгуры в оазисе Хами, как мы
уже упоминали, так привыкли уступать своих жен проезжим купцам, что, даже
разбогатев под покровительством Чингисидов, не хотели отказаться от обычая,
казавшегося их соседям постыдным).
Точно так же мы можем проанализировать вариации восприятия чувства долга. В
феодальной Англии или Франции вассал был обязан служить сюзерену только в
случае получения бенефиция ("зарплаты"): лишаясь такового, он имел право
перейти к другому сюзерену (например, к испанскому королю). Изменой
считался только переход к иноверцам, например мусульманам, но это
практиковалось настолько часто, что возник специальный термин - ренегат.
Наоборот, в Риме или Греции несение общественных обязанностей не
сопровождалось оплатой, а было долгом гражданина полиса. Впрочем, эти
граждане так наживались на общественной работе, что вознаграждали себя
сверх меры.
Сила этнического стереотипа поведения огромна потому, что члены этноса
воспринимают его как единственно достойный, а все прочие - как "дикость".
Именно поэтому европейские колонизаторы называли индейцев, африканцев,
монголов и даже русских дикарями, хотя те с таким же правом могли сказать
это об англичанах. Китайское же высокомерие было еще более
безапелляционным. Вот, например, что указывалось в географической справке
Минской эпохи во Франции: "Лежит в юго-западном море... В 1518 г. король
отправил посланника с земскими произведениями и просил признать его
королем"[22].
ИЗМЕНЧИВОСТЬ СТЕРЕОТИПОВ ПОВЕДЕНИЯ
Стереотип поведения этноса столь же динамичен, как и сам этнос. Обряды,
обычаи и нормы взаимоотношений меняются то медленно и постепенно, то очень
быстро. Взглянем, например, на Англию. Разве можно узнать потомка свирепого
сакса, убивавшего кельтских ребятишек, в веселом браконьере Робин Гуде или
стрелке из "Белого отряда", а его прямого потомка - в матросе-корсаре
Фрэнсиса Дрейка или в "железнобоком" солдате Кромвеля? А их наследник -
клерк лондонского Сити, то аккуратный и чопорный в викторианскую эпоху, то
длинноволосый декадент и наркоман XX века? А ведь Англия всегда была
страной консервативной. Что же говорить о других этносах, на облик которых
влияет не только внутреннее развитие, но и посторонние воздействия -
культурные заимствования, завоевания, влекущие за собой принудительные
изменения обычаев, и, наконец, экономические нажимы, меняющие род занятий и
насильственно регулирующие потребности этноса[23]?
Говоря о стереотипе поведения этноса, мы обязаны всегда указать эпоху, о
которой идет речь. И не следует думать, что так называемые "дикие" или
"примитивные" племена более "консервативны", нежели цивилизованные нации.
Это мнение возникло исключительно вследствие малой изученности индейцев,
африканцев и сибирских народов. Достаточно было организовать в Канаде
продажу водки, а на Таити - консервов, и сразу же менялся стереотип
поведения дакотов и полинезийцев, причем редко к лучшему. Однако во всех
случаях изменения шли своим путем, на базе уже сложившихся навыков и
представлений. В этом - неповторимость любого этногенетического процесса, а
также причина того, что процессы этногенеза никогда не копируют друг друга.
Правда, закономерность есть и тут, надо только уметь ее найти.
Примеров можно привести любое количество, в том числе и в отношении
стандартов поведения, касающихся юридических, экономических, социальных,
бытовых, религиозных и прочих взаимоотношений, сколь бы сложны они ни были,
что и является основным принципом поддержания внутриэтнической структуры. В
аспекте гуманитарных наук описанное явление известно как традиция и
модификация социальных взаимоотношений, а в плане наук естественных оно,
столь же закономерно, трактуется как стереотип поведения, варьирующий в
локальных зонах и видовых популяциях. Второй аспект хотя и непривычен, но,
как мы увидим позже, плодотворен.
Итак, этнос - коллектив особей, выделяющий себя из всех прочих коллективов.
Этнос более или менее устойчив, хотя возникает и исчезает в историческом
времени. Нет ни одного реального признака для определения этноса,
применимого ко всем известным нам случаям. Язык, происхождение, обычаи,
материальная культура, идеология иногда являются определяющими моментами, а
иногда - нет. Вынести за скобки мы можем только одно-признание каждой
особью: "Мы такие-то, а все прочие другие". Поскольку это явление
универсально, можно предположить, что оно отражает некую физическую или
биологическую реальность, которая и является для нас искомой величиной.
Интерпретировать эту "величину" можно только путем анализа возникновения и
исчезновения этносов и установления принципиальных различий этносов между
собою. Чтобы выявить их различия, необходимо последовательное описание
стереотипа поведения тех или иных этносов. Однако надо помнить, что
поведение этноса меняется в зависимости от его возраста, который удобно
отсчитывать от момента выхода этноса на историческую арену. Поэтому
необходимо ввести в анализ способ фиксации этнодинамики, дабы перейти к
определению понятия "этнос" во втором приближении. Таковым будем
психологический момент, с одной стороны, свойственный всем людям без
исключения, а с другой - достаточно вариабельный, чтобы служить индикатором
этнической динамики: отношение этноса как целостности к категории времени.
ЭТНОС И ЧЕТЫРЕ ОЩУЩЕНИЯ ВРЕМЕНИ
Что такое "время" ~ не знает никто. Однако измерять его люди научились.
Даже самые примитивные народы, не имеющие потребности в линейном отсчете
времени от какой-либо условной даты ("Основания Рима", "Сотворения мира",
"Рождества Христова", "Хиджры" -бегства Мухаммеда из Мекки в Медину и
т.п.), различают день и ночь, времена года, "живую хронологию" по датам
собственной жизни и, наконец, цикличности - неделю, месяц, двенадцать лет,
где каждый год носит имя зверя (тюркско-монгольский календарь). По данным
сравнительной этнографии, линейный отсчет времени появляется тогда, когда
этнос начинает ощущать свою историю не как исключительное явление, а в
связи с историей сопредельных стран. А по мере накопления знаний возникает
квантование времени в сознании людей, т.е. деление его на эпохи, весьма
неравные по продолжительности, но эквивалентные по наполнению событиями.
Здесь категория "времени" соприкасается с категорией "силы" - причины,
вызывающей ускорение, в частном случае-исторического процесса[24].
Такое разнообразие систем отсчета показывает, что оно отвечает серьезным
переменам этнопсихологии, что, в свою очередь, определяется сменой
возрастов этноса. Для наших целей важна не та или иная система отсчета, а
различие в понятиях прошедшего, настоящего и будущего.
Когда этническая общность вступает в первый творческий период своего
становления, ведущая часть ее населения, толкающая всю систему по пути
этнического развития, накапливает материальные и идейные ценности. Это
накопление в области этики становится "императивом" и в отношении времени
трансформируется в ощущение, которое можно назвать "пассеизм". Смысл его в
том, что каждый активный строитель этнической целостности чувствует себя
продолжателем линии предков, к которой он что-то прибавляет: еще одна
победа, еще одно здание, еще одна рукопись, еще один выкованный меч. Это
"еще" говорит о том, что прошлое не ушло, оно в человеке, и поэтому к нему
стоит прибавлять нечто новое, ибо тем самым прошлое, накапливаясь,
продвигается вперед. Каждая прожитая минута воспринимается как приращение к
существующему прошлому (Passe existente).
Результатом такого восприятия времени являются подвиги героев, добровольно
отдававших жизнь за отечество: спартанского василевса Леонида в Фермопилах,
консула Аттилия Регула в Карфагене, Роланда в Ронсевальском ущелье, причем
это равно касается исторического бретонского маркграфа и литературного
героя "Песни о Роланде". Такими же были богатыри-монахи Пересвет и Ослябя,
послушники Сергия Радонежского, погибшие на Куликовом поле, и кераитский
богатырь Хадах-Баатур, отвлекший на себя воинов Чингиса, чтобы дать
скрыться "своему природному хану"[25]. Европейцы этого склада воздвигли
готические соборы, не увековечив своих имен, индусы вырезали дивные статуи
в пещерных храмах, египтяне построили усыпальницы, полинезийцы открыли для
