Дверь распахнулась пошире, и стал виден человек в сером
костюме, а Вася уже и сообразить не мог, кто это.
- Жив? - спросил капитан, прикрывая дверь.
Вася молчал. Он все еще соображал, как же это так: улез
на чердак, а вошел в дом с улицы?
- Видишь, какие дела, - сказал Болдырев. - Через люк над
печкой неизвестный попал на чердак, а к чердаку с той стороны
дома приставлена лестница. По ней он и ушел.
- Куда ушел?
- Откуда я знаю! - сказал Болдырев и махнул рукой.
И вот когда Болдырев махнул рукой, Вася наконец
успокоился, сердце его шмыгнуло на свое законное место,
точь-в-точь кошка, которая вбегает в дом с мороза и первым
делом - на печку.
- Что же будем делать? - бодро уже спросил Вася.
- А! - сердито сказал Болдырев. - Упустили! Теперь его не
найдешь! А тебя кто просил влезать со своими
"водопроводчиками"? Кто?
- Не знаю.
- "Водопровод хотим починить"! - передразнил Болдырев. -
Если еще раз сделаешь что-нибудь без разрешения, пиши пропало!
- Пишу, - сказал Вася, моргнув.
Капитан прошелся по комнате, заглянул зачем-то еще раз
под кровать. Потом взял с подоконника пепельницу, сделанную в
виде фиолетовой рыбки, и стал рассматривать окурки-бычки,
которые лежали в ней.
Вынув из кармана целлофановый пакетик, капитан аккуратно
сложил туда окурки.
С удивлением смотрел Вася на такие действия.
Капитан тем временем открыл тумбочку, стоящую у кровати.
В тумбочке тоже не нашлось ничего особенного. Болдырев вынул
мыло, повертел его в руках - "Детское", потом достал бритву.
Бритва как бритва - безопасная. За бритвой показался из
тумбочки маленький пузырек темно-коричневого стекла.
Болдырев принялся рассматривать этот пузырек, крутя его в
пальцах.
- Как думаешь, - спросил он, - что это?
- Йод, - сказал Вася. - Каким раны мажут.
- Откуда он?
- Из тумбочки.
- Прочти этикетку.
На этикетке было написано: "Тарасовская аптека. Настойка
йода".
- Ну и что? - спросил Вася.
- Ничего, - ответил Болдырев. - Йод из Тарасовки.
- Ну и что?
- "Что да что"! - рассердился Болдырев, засовывая пузырек
в карман. - Запомни, и все! Может пригодиться.
- Да зачем нам йод? Пуля-то мимо пролетела.
Болдырев открыл рот и, видимо, хотел сказать что-то
сердитое, но вдруг закрыл рот и приложил к губам палец:
- Т-ш-ш-ш...
На крыльце послышались шаги.
Глава восьмая. Рашпиль
Ступеньки перестали скрипеть - человек на крыльце
остановился.
- Ох, - сказал он, отдуваясь.
Потом донеслось звяканье ключей и бормотание:
- Хлеба взял, соли взял, бутылку взял. Надо было бы воблы
взять, да где ж ее возьмешь?
Он замолчал и все звенел ключами, никак, видимо, не
находил подходящего.
- Что это? - послышалось вдруг на крыльце, и в дырке от
пули что-то зашебаршилось.
В нее всунулся заскорузлый палец, и Васе захотелось
схватить его, но палец, покрутившись, ушел обратно.
- Воры! - закричал человек на крыльце. - Дырку
просверлили!
Дверь распахнулась, и в комнату влетел человек. Он
выскочил на середину комнаты, размахивая сумкой-авоськой,
тяжело сопя, и тут же у Васи над ухом грянуло:
- Р-Р-РУКИ ВВЕР-Р-РХ!
Вася даже не понял, что это крикнул Болдырев, таким
страшным показался капитанский голос. Он рявкнул с силою
пароходной сирены. От этого ужасного и неожиданного звука
человек выронил авоську, ахнула об пол бутылка, а руки
вошедшего вздернулись вверх так резко, будто бы он хотел
подтянуться на турнике.
Болдырев подошел к нему сзади и, похлопав его по
карманам, вытащил ключи и пачку папирос "Беломор".
Не опуская рук, вошедший обернулся. И лицо-то его
оказалось знакомым - рябое, изъеденное оспой.
"Стекло! - вспомнил Вася. - Двойное, бэмское!"
- Рашпиль! - сказал Болдырев. - Старый знакомый!
Стекольщик, по прозвищу "Рашпиль", опустил руки. Глаза
его были глубоко упрятаны под бровями и глядели оттуда, как
мыши из подвала.
- Смотри, Вася, - говорил Болдырев, - ведь это Рашпиль,
старый вор, который сидел в тюрьме триста или четыреста раз.
- Два, - глухо проворчал стекольщик, а потом ткнул в Васю
пальцем: - Эта морда мне тоже знакомая.
- Что ты здесь делаешь, Рашпиль?
- Как что, гражданин начальник? Домой пришел.
- Это твой дом?
- А чей же? И дом, и сад, и ульи - все мое. Наследство от
родителя, Иван Петровича. Помер родитель. Добрый был.
- Жаль родителя, жаль Иван Петровича, сказал капитан. -
Значит, теперь дом твой. А кто же стрелял?
- Да мне откуда знать, гражданин начальник? Я в магазине
был. Пришел - дырка.
- Интересно получается, - сказал Болдырев. - Дом твой, а
кто был в доме, ты не знаешь. Я бы на твоем месте подумал.
- Чего мне думать? - ответил Рашпиль. - Пускай лошадь
думает, у ней башка большая.
- Ну, если не хочешь думать, тогда пошли.
- Куда?
- Куда надо.
Тут Рашпиль спрятал глаза под бровями, и теперь стало
казаться, что у него вообще нету глаз, как, например, у репы.
- Может быть, жилец стрелял, - сказал он хрипло.
- Какой жилец?
- Да на рынке один попросился ночевать, я его и пустил.
Сам-то в магазин пошел, а он дома остался.
- Как звать жильца?
- Васька.
- А фамилия?
- Фамилию-то я чего-то плохо помню. На букву "К" вроде.
- Курочкин? - влез в разговор Вася.
- Не-не, другая какая-то. Постойте, Кулоресов. Точно:
Васька Кулоресов.
- Ага, - сказал Болдырев. - Вот как выходит. Ну ладно,
гражданин Рашпиль. Сиди дома, никуда не выходи. Понял?
Он широко распахнул дверь и уверенно пошел по садовой
дорожке. Вася по-солдатски повернулся на каблуках и пошел
следом, глядя в затылок капитана.
- Только не оглядывайся, - тихо сказал Болдырев.
- Почему? - спросил Вася, когда они уже вышли на улицу.
- Человек, который уверен в себе, никогда не
оглядывается.
Вася шагал вслед за Болдыревым, крепко ударяя ботинками в
землю, как человек, уверенный в себе. Но на самом деле он
совсем не был в себе уверен.
Глава девятая. Каша в голове
Отойдя с полсотни шагов, Болдырев завернул за угол и
остановился. Он достал из кармана черную записную книжку,
похожую на маленький пистолет, и стал что-то быстро писать.
Потом выдрал листочек.
- Пулей в милицию! - сказал он. - Отдашь записку
Тараканову.
- А вы?
- Я здесь останусь.
Зажав записку в руке, Вася побежал по дороге. Сначала он
бежал медленно, но потом разогнался и в милицию действительно
ворвался пулей.
Тараканов сидел за столом в дежурной комнате. Размеренно
и важно он ел бутерброд.
- Записка! - крикнул Вася. - От капитана!
Одной рукой старшина взял у него записку, а другой
по-прежнему ел бутерброд. Он стал читать медленно и вдумчиво.
- Так, - сказал он, дочитав записку и доев бутерброд. -
Все ясно.
Секретным ключом старшина открыл несгораемый шкаф и
достал оттуда пиджак-букле и соломенную шляпу, потом аккуратно
снял форменный китель и фуражку. Переодевшись, старшина стал
неузнаваем. В пиджаке-букле и в шляпе он был похож на
сельскохозяйственного агронома с авторучкой в нагрудном
кармане.
- Сиди здесь! - сказал он Васе и вышел, скрипя хорошо
начищенными сапогами.
"Как это так: сиди здесь? - подумал Вася, усаживаясь на
лавку. - Там дела делаются, а я сиди здесь! Встану сейчас да и
отправлюсь следом. Чего я буду зря сидеть?" Но все-таки он
сидел, не решаясь нарушить приказ, и только прислушивался к
тому, какая каша варится у него в голове. А каша варилась
действительно странная. Кто стрелял? Зачем стрелял? Почему
Болдырев вдруг ушел?
Вася пытался разобраться в этой каше, но ничего не
получалось. Тогда он плюнул и стал думать о другом.
"Мама-то Евлампьевна, наверно, с ума сходит. Думает: где
мой Вася? А Вася в милиции сидит. А куда, интересно, пропал
Матрос? Наверно, совсем обиделся. Там его в мешок суют, здесь
ногами топают".
Скрипнула дверь. В комнату вошел Болдырев.
- Ну, - сказал он, - так кто же все-таки стрелял?
- Курочкин.
- Почему думаешь?
- Так я его по голосу узнал.
- Хорошо, - сказал Болдырев. - Теперь давай думать, кто
был в комнате, когда мы постучали.
- Курочкин.
- А где был Рашпиль?
- В магазине.
- Почему думаешь?
- Он сам сказал.
- Мало ли что он сказал! А почему на столе лежали две
вилки? Нет, парень, Курочкин и Рашпиль - одна компания. Они
оба были дома, и мы застали их врасплох. С перепугу Курочкин
выстрелил. Потом они удрали.
- А зачем же Рашпиль вернулся?
- Вот я и думаю: зачем?
- А может быть, - сказал Вася, - они в доме позабыли
что-нибудь?
- Ну молодец, - сказал Болдырев. - Конечно, они оставили
что-то важное. Скорей всего, деньги.
Болдырев прошелся по комнате, внимательно посмотрел на
план города Карманова, висящий над столом.
- Но Курочкин - это гусь. С пушкой ходит. Это важный
преступник. У него дела покрупнее, чем твои поросята. Кстати,
ты уверен, что слышал его голос?
- Еще бы! Я этого Курочкина теперь за километр узнаю и по
голосу и не по голосу.
- А в темноте узнаешь?
- Я его с закрытыми глазами узнаю. Только понюхаю и сразу
скажу: вот он, Курочкин.
- Ай да парень! - насмешливо сказал Болдырев. - Всем
хорош, только водопроводчиком объявился. Ну ладно, сегодня
вечером будешь нюхать.
Глава десятая. Засада
День-то почти что уж кончился.
Незаметно подплыли сумерки, за ними подвалил вечер. В
домиках за деревьями загорелись настольные лампы - ночь
наступила.
Еще в сумерках Болдырев с Васей снова пришли к дому
Рашпиля. Осторожно приоткрыв калитку, капитан вошел в сад.
Вася за ним. У поленницы дров капитан остановился и сказал
негромко:
- Докладывайте.
- Все в порядке, - ответили дрова глухим еловым голосом.
- Пташка в клетке. Нет ли чего-нибудь пожевать?
- Подкрепляйтесь, - сказал капитан и сунул в поленницу
бутерброд, завернутый в газету.
Дрова тихонько заворчали, шелестя газетой.
- Стань у сарая, - сказал Болдырев Васе, - и гляди в оба.
Только не вздумай чего-нибудь делать. Стой, смотри и молчи.
- А если меня будут резать?
- Тогда кричи, - сказал Болдырев и растворился где-то за
кустами смородины, за пчелиными ульями.
Вася стоял, прислонившись спиной к сараю. Справа от него
была поленница дров, слева - смородина и помойка, прямо перед
Васей - яблони и ульи, а за ними - дом.
В темноте Рашпиль выходил несколько раз на крыльцо,
кашлял, ругался, законопачивал дырку от пули, наверно,
бутылочной пробкой.
Где Болдырев, Вася не знал. Видно, пристроился поудобней,
чтоб в окно глядеть.
В окно-то глядеть, конечно, интересней. А тут стоишь
спиной к сараю и только дрова видишь, а смородину и помойку
уже и не видно. Так, что-то сереет, что-то чернеет, а что это
- не разберешь.
"Надо было домой ехать, - думал Вася. - Мама Евлампьевна
совсем, наверно, извелась. Сидит на завалинке и плачет. Да и
как не плакать - Вася-то у ней один. Может, убили Васю!
Прижали в темном углу, сняли пиджак, часы "Полет"..."
Вспомнив маму, Вася совсем загрустил и бессмысленно
смотрел теперь на поленницу дров, уже не различая, где
березовые дрова, а где сосновые. Нет, конечно, березовые дрова
были пока видны, но слабо, бледно, невыпукло. Кора-то белела,
а вот черточки на ней растворились.
