премьер-министр своею властью приказал Распутину оставить столицу.
Императрица энергично запротестовала, однако государь не стал отменять
распоряжение своего премьера. Распутин отправился в продолжительное
паломничество в Иерусалим и по пути корявым почерком писал царице
предлинные, цветистые и замысловатые послания.
Изгнание Столыпиным Распутина - еще одно свидетельство трагической
изоляции царской семьи и непонимание ее проблем окружающими. Столыпин
отнюдь не был бессердечным человеком. Если бы хоть однажды видел страдания
цесаревича и наблюдал облегчение, какое приносит больному своим
присутствием Распутин, он не принудил бы того к отъезду. Премьер-министр
действовал лишь как здравомыслящий государственный деятель, стремящийся
оградить обитателей царского дворца от опасного влияния. Государыня же
решила, что Столыпин преднамеренно лишаете сына помощи человека,
поддерживающего жизнь в ребенке, и возненавидела премьер-министра.
От непосильных трудов Столыпин начал сдавать. Изменить за какие-то
пять лет порядки, существовавшие столетиями, оказалось не под силу даже
такому богатырю, как он. Здоровье Столыпина ухудшилось, он часто хворал
гриппом, стал раздражителен. Политику, предпочитавшему действовать смело и
решительно, трудно было найти общий язык с императором, который был
склонен к фатализму и мистике. Например, однажды Николай II вернул
премьеру какой то документ неподписанным, приложив к нему письмо:
"Несмотря на в вполне убедительные доводы в пользу принятия положительного
решения по этому делу - внутренний голос все настойчивее твердит Мне,
чтобы Я не брал этого решения на Себя. До сих пор совесть Моя никогда меня
не обманывала. Поэтому и в данном случае Я намерен следовать ее велениям.
Я знаю, Вы тоже верите, что "сердце царево в руках Божиих". Да будет так.
Я несу за все власти, Мною поставленные, великую перед Богом
ответственность и во всякое время готов отдать Ему в том ответ".
В марте 1911 года Государственный Совет отклонил законопроект
премьера, одобренный Государственной Думой, и Столыпин вышел из себя. Он
решил, что Государственный Совет поступил таким образом из-за того, что
царь действовал у него за спиной. Заявив, что, видимо, он не пользуется
доверием государя, премьер-министр попросил освободить его от занимаемой
им должности - факт неслыханный. Когда два года назад Столыпин вскользь
упомянул о возможности его ухода в отставку, Николай II написал: "О
доверии или недоверии речи быть не может. Такова Моя воля. Помните, что мы
живем в России, а не за границей... и поэтому не допускаю мысли о чьей
либо отставке".
За это время император не изменил своих взглядов, и когда Столыпин
начал настаивать, между ними вспыхнул жаркий спор. На попятную пошел царь:
"Я не могу согласиться на Ваше увольнение, и Я надеюсь, что Вы не станете
на этом настаивать, отдавая себе отчет, каким образом Я могу лишиться не
только Вас, но допустить подобный исход под влиянием частичного несогласия
Совета. Во что же превратиться правительство, зависящее от Меня, если
из-за конфликта с Советом, а завтра с Думою, будут сменяться министры.
Подумайте о каком либо ином исходе и предложите Мне его", - закончил
Государь".
Когда возник конфликт, императрица-мать послала за Коковцовым. Она
встала на сторону Столыпина. "К сожалению, мой сын слишком добр, мягок и
не умеет поставить людей на место, - сказала она. - Я понимаю, что у
Столыпина опускаются руки, и он не имеет никакой уверенности в том, как
ему вести дела". Затем Мария Федоровна стала откровенно обсуждать
проблемы, стоявшие перед государем: "Я совершенно уверена, что Государь не
может расстаться со Столыпиным... Если Столыпин будет настаивать на своем,
то я ни минуты не сомневаюсь, что Государь... кончит тем, что уступит, и я
понимаю, почему Он все еще не дал никакого ответа. Он слишком самолюбив и
переживает создавшийся кризис вдвоем с Императрицею, не показывая и вида
окружающим, что Он волнуется и ищет исхода... Чем дальше, тем больше у
Государя будет расти недовольство Столыпиным, и я почти уверена, что
бедный Столыпин выиграет дело, но очень ненадолго, и мы скоро увидим его
не у дел, а это очень жаль для Государя, и для всей России. Бедный мой
сын, как мало у него удачи в людях".
Мария Федоровна не ошиблась в своем прогнозе. Царь добился того, что
Столыпин сохранил свой пост, позволив ему приостановить на три дня
заседания Государственной Думы и тем временем ввести закон в действие.
Однако отношения между ними охладились. Понимая, как приободрились его
противники после этого эпизода, Столыпин ждал отставки со дня на день. Он
жаловался друзьям, что его третируют при дворе.
В конце августа 1911 года Столыпин и Коковцов отправились в Киев на
торжества по случаю открытия памятника Александру II. Столыпина
игнорировали при Дворе, ему даже не нашлось места на царском пароходе, для
него не было приготовлено экипажей от Двора. Столыпин и Коковцов
разъезжали по городу без всякой охраны. "У меня сложилось впечатление, что
мы с Вами сдесь совершенно лишние люди", - заявил премьер Коковцову.
По случайному, но роковому стечению обстоятельств в тот день в толпе
зевак стоял Распутин. [(В.В.Шульгин впоследствии писал, что Распутин, уже
неделю живший в Киеве, говорил об убийстве Столыпина как о чем-то заранее
решенном.)] Когда карета Столыпина проехала мимо, Распутин заволновался,
начал что-то бормотать. Неожиданно трагическим голосом он закричал:
"Смерть за ним! Смерть едет за ним!" Весь вечер Распутин твердил о смерти
Столыпина.
На следующий день на глазах у царя Столыпин был смертельно ранен.
Императорская семья сидела в ложе, выходящей на сцену. В театре состоялся
парадный спектакль, ставили оперу Римского-Корсакова "Сказка о царе
Салтане". Столыпин с другими официальными лицами сидел на первом ряду
партера. Во втором антракте Столыпин стоял, опершись спиной о балюстраду
оркестра. Тут с задних рядов к нему начал пробиваться человек во фраке.
Премьер министр вопросительно взглянул на него. Незнакомец достал браунинг
и дважды выстрелил Столыпину в грудь.
Из своей ложи царь наблюдал происходящее. В письме матери он сообщил:
"Ольга и Татьяна были со мной тогда, и мы только что вышли из ложи во
время второго антракта, так как в театре было очень жарко. В это время мы
услышали два звука, похожие на стук падающего предмета; я подумал, что
сверху кому-нибудь свалился бинокль на голову, и вбежал в ложу.
Вправо от ложи я увидел кучу офицеров и людей, которые тащили
кого-то, несколько дам кричало, а прямо против меня в партере стоял
Столыпин. Он медленно повернулся лицом ко мне и благословил воздух левой
рукой.
Тут только я заметил, что он побледнел и что у него на кителе на
правой руке кровь. Он тихо сел в кресло и начал расстегивать китель.
Фредерикс и проф. Рейн помогали ему.
Ольга и Татьяна увидели все, что произошло. Пока Столыпину помогали
выйти из театра, в коридоре, рядом с нашей комнатой происходил шум, так
хотели покончить с убийцей, по моему - к сожалению, полиция отбила его от
публики и увела в отдельное помещение для допроса. Все-таки он сильно
помят с двумя выбитыми зубами. Потом театр опять наполнился, был гимн, и я
уехал с дочками в 11 час. Ты можешь себе представить, с какими чувствами!
На Татьяну известие произвело сильное впечатление, она много плакала...
Бедный Столыпин сильно страдал в эту ночь".
Заговор с целью убийства Столыпина оказался гнусным и запутанным
делом. Покушавшийся, помощник присяжного поверенного Мордка Богров, был
революционером и одновременно агентом охранной полиции. Получив от полиции
разрешение продолжать работу в подполье, регулярно отправляя доносы
охранке, Богров, по-видимому, оставался верным революции. Общепринятая и
наиболее вероятная версия состоит в том, что свое положение полицейского
агента он использовал для достижения революционных целей. Еще до приезда
царя и премьер-министра в Киев Богров передал полиции подробную информацию
о готовящемся покушении на Столыпина. Полиция пошла по указанному своим
информатором следу, но слишком поздно убедилась, что он оказался ложным.
Тем временем, получив от полиции пригласительный билет, Мордка вошел в
оперный театр якобы с целью охранять Столыпина от террористов, которые
могли проникнуть сквозь полицейские кордоны. Оказавшись в театре Богров
достал пистолет и выстрелил.
Такова была официальная версия, которая была принята и всеми членами
императорской семьи. "У меня нет слов, как я огорчена и возмущена
убийством Столыпина, - писала Мария Федоровна. - Ужасное и скандальное
дело. Разве можно сказать что-то хорошее о полиции, выбор которой пал на
такую свинью, как этот революционер, чтобы использовать его в качестве
полицейского осведомителя и телохранителя Столыпина. Это переходит все
границы и показывает глупость полицейского начальства". Тем не менее
считается открытым следующий вопрос. Почему если в театре находился царь,
террорист выстрелил не в него, а в Столыпина? Хотя Богрова повесили, и
четырех полицейских чиновников сняли с должности за допущенную ими
преступную небрежность, существует подозрение, что убийство Столыпина
произошло по указке влиятельных реакционеров, имевших связи с полицией.
Государь был искренне потрясен смертью своего премьер-министра. После
покушения на него Столыпин прожил еще пять дней, и хотя личная охрана царя
настаивала, в целях безопасности немедленно уехать в Ливадию, все это
время император оставался поблизости. "Вернулся в Киев 3 сент[ября]
вечером, заехал в лечебницу, где лежал Столыпин, видел его жену, которая
меня не пустила", - сообщил он императрице-матери. Согласно программе царь
совершал небольшую поездку по Днепру. "6 сент[ября] в 9 час. утра вернулся
в Киев. Тут на пристани узнал от Коковцова о кончине Столыпина. Поехал
прямо туда, при мне была отслужена панихида. Бедная вдова стояла как
истукан и не могла плакать".
Вечером того же дня, когда произошло покушение, Коковцов взял бразды
правления в свои руки и предотвратил новое несчастье. Поскольку террорист
был евреем, население Киева готовило расправу над его единоверцами. "Всю
ночь евреи укладывались и выносили пожитки, а с раннего утра потянулись
возы на вокзал. Площадь перед вокзалом осталась запруженною толпою людей,
ждавших подачи новых поездов", - вспоминает Коковцов. Перепуганные люди
услышали цокот копыт. Появилась бесконечная кавалькада казаков с пиками,
выделяющимися на фоне предрассветного неба. По своей инициативе Коковцов
вызвал вызвал в Киев с маневров три полка кавалерии, чтобы предотвратить
погромы. Когда помощник командующего войсками барон Зальца спросил, по
чьему распоряжению это делается, Коковцов заявил:
"По моему распоряжению, как заступившего на место главы
правительства". Позднее к министру финансов, исполнявшему обязанность
премьера, подошел один из представителей земства со следующими словами:
"Ваше Высокопревосходительство, представлявшийся прекрасный случай
ответить на выстрел Богрова хорошим еврейским погромом, теперь пропал".
Коковцов возмутился, но выходка депутата навела его на мысль, что принятые
им меры недостаточны "и нужно предотвратить возможность эксцессов... Я
решил послать... всем губернаторам черты оседлости... телеграмму, требуя
решительных мер к предупреждению погромов... до употребления оружия
включительно..." Государь горячо поблагодарил... за мысль вызова с
