исполнить свое предназначение. Что?"
Ответа не пришлось долго ждать Послушное воле Императора, зеркало
показывало теперь окРайны деревни Император видел, как с беззвучными
воплями разбегаются жители, как немногочисленные мужчины, торопливо хватая
какое ни есть оружие, готовятся к отпору, наспех перегораживая деревенскую
улицу перевернутыми телегами, досками, бочками - словом, всем, что нашлось
под рукой.
А от недальнего леса, через давно сжатые поля, шла редкая цепь одетых
в серое и тёмно-коричневое воинов. С луками в руках и заброшенными за
спину круглыми щитами, с длинными и тонкими мечами у поясов. Воины-Дану -
словно вновь вернулось время битвы на Берегу Черепов.
Глаза Императора сузились. Шли древние, исконные враги его расы, шли
"оружно и в силах тяжких" - в наше время и полуторасотенный отряд Дану -
немало.
С длинных луков сорвались первые стрелы. Дану стреляли, высоко задирая
в небо оголовки, оперённые древки описывали в воздухе громадные дуги,
опускаясь среди деревенских крыш, раздались первые крики раненых
Императору оставалось только лишь бессильно сжать кулаки, видя, как
Дану истребляют его подданных
- Агата! Агата, да смотри же, что они, гады, делают! - завопил Кицум,
что было силы дерган девушку за плечо - Стариков бьют, детишек, дома
поджигают!.. Людей в огонь кидают!.. Да очнись же ты, очнись!
Агата с трудом открыла глаза. Перед ней ещё стояло странное видение -
высокий черноволосый человек в броне с вычеканенным василиском. Он был
хумансом, следовательно - врагом, и все-таки в нем было и что-то иное,
быть может, во взгляде, в самой глубине глаз, некая странная боль и ещё,
наверное, вина, помыслы молодого воина, такого гордого и властного,
тянулись к ней, Сеамни Оэктаканн, не просто к девушке-Дану, а именно к ней
самой, переброшенный волшебством через время и пространство взгляд воина
проникал очень, очень глубоко - и отчего-то потеплел старый шрам на шее
Агаты.
Деревянный Меч был в гневе. Сеамни чувствовала его ярость, его
беззвучный приказ. "Не смотри! Не поддавайся! Это враг, это хуманс, его
приговор - смерть, как можно более мучительная, смерть ему, его близким,
всей его расе, смерть всему этому миру, выпестовавшему эту двуногую
отраву, оскорбляющую своим существованием Великую Мать..."
"Какую Великую Мать?" - невольно удивилась Сеамни-Агата.
Гнев Деревянного Меча отступал вглубь, прятался под непроницаемыми
завесами магии. Только теперь слуха девушки-Дану достигли истошные вопли
избиваемых, в ноздри лез зловонный дым пожаров.
И совсем-совсем рядом раздавался неповторимый, давным-давно не
звучавший в землях Мельинской Империи боевой клич народа Дану.
Агату как на крыльях вынесло из убогого фургона. Горло перехватило от
восторга. Все оказалось правдой, все её предчувствия исполнились: войско
её народа идет по земле хумансов, предавая огню их поганые лачуги. Земля
должна очиститься, прежде чем здесь вновь поднимутся новые леса...
На Кицума она даже не посмотрела. Что ей какой-то жалкий, старый
клоун!
- Сеамни! - раздалось сзади. Кицум растерянно смотрел ей вслед; он
видел, как из тряпичного кокона, славно дивная бабочка, выпорхнул легкий
золотисто-коричневый меч, на первый взгляд сработанный весь из блестящего,
отполированного дерева, включая и эфес, и гарду, и лезвие.
Дану не повернула головы. Она бежала навстречу показавшимся в конце
деревенской улицы сородичам.
Взгляд Кицума потяжелел.
- Нодлик! Эвелин! - крикнул он, указывая на Дану.
Как ни странно, на сей раз они не ссорились.
- Да, конечно, Кицум, - спокойно сказала женщина. Из складок одежды
появилось странное оружие - короткий серп на рукояти примерно в локоть
длиной, к которой крепилась цепь с увесистым грузом на конце,
Нодлик просто выхватил два коротких парных меча. Где жонглёр прятал их
доселе - знала, наверное, кроме него, одна только Эвелин.
- Таньша! Что стоишь столбом? - прикрикнул на женщину Кицум. - Не
видишь, что ли?
Братцы-акробатцы куда-то уже успели испариться, равно как и Еремей -
заклинатель змей.
- Идёмте, - сказал клоун.
Наверное, со стороны это было очень странное зрелище - четверо в
обносках, в которых с трудом угадывались цирковые костюмы, идущие против
целой сотни Дану.
- Патриарх приказал нам выжить, - хрипло заметил Нодлик.
- По-моему, лучше смотать удочки, - тотчас согласилась с ним Эвелин.
Первый порыв проходил, уступая место благоразумию.
Кицум коротко взглянул на них - да так, что жонглеры тотчас прикусили
языки.
- Ага, пусть ты умрёшь сегодня, а я завтра? Не выйдет, - спокойно, без
малейшей рисовки заметил клоун. Однако было в его словах нечто,
заставлявшее поверить - есть много вещей похуже смерти.
А Таньша и вовсе ничего не говорила - молча шагала себе, перевязь с
набором метательных ножей на груди, запасные клинки - слева и справа на
поясе, у бедра - длинная рапира доброй работы. Таньша молчала, она и
раньше-то не охотница была поговорить и даже сейчас, перед лицом верной
гибели, не размыкала губ.
- А Тукк с Токком?.. - вновь встрял Нодлик. - Нам умирать, а им?..
- Они не из Лиги, - ответил Кицум. - Не беспокойся и не завидуй. Их
зарежут как баранов, а до этого ещё оскопят по обычаю Дану. Предпочитаю
умереть от честной стрелы!
Что-то свистнуло, коротко звякнуло в воздухе. Две половинки
перерубленной стрелы Дану упали под ноги Эвелин. Женщина опустила свой
серп.
- Только не так, чтобы сразу, - заметила она.
- Неплохо, Эвелин, - скривился Нодлик. - Только это нам всё равно не
поможет.
- Погоди лезть в яму раньше времени, - заметил Кицум. - Кто знает,
постараемся прорваться. В деревне не уцелеет никто, это я тебе обещаю.
Агата с чудесным мечом давно скрылась впереди. Из-за крайних домов
внезапно донесся яростный взрыв криков, которые иначе как экстатическими и
назвать было нельзя.
- Наша данка до тех добежала, - заметила Эвелин. - Жаль, что мы не
убили её сразу, Кицум...
- Получается, что да, - грустно согласился клоун. - Я должен был
догадаться... Это ведь она притащила сюда этих Дану.
- Но как?! - возопил Нодлик, словно ничего более важного на свете
сейчас для него не существовало.
- Думаю, магия её добычи, которую они с Онфимом вытащили из Друнга...
- заметил Кицум. - Так, всё, хватит! За работу!..
Впереди разбегались последние защитники баррикады, преграждавшей вход
в деревню. Дану с непонятной (а может, как раз наоборот, очень понятной!)
яростью искали не победы, а именно боя, схватываясь с врагами даже на не
слишком выгодных позициях, как будто это был их последний бой. Они не
стали тратить время на обход. Они атаковали в лоб. Под прикрытием
лучников, выпускавших издали свои стрелы, несколько десятков меченосцев
развернулись в цепь и полезли на баррикаду. Защитники её продержались
недолго.
- Быстрее! - рявкнул Кицум.
Они успели вовремя.
Над краем перевёрнутой набок телеги появилось лицо воина-Дану в
высоком блестящем шлеме. Миндалевидные глаза полны ярости. Взлетел уже
обагрённый хумансовой кровью длинный и тонкий меч.
Таньша резко взмахнула рукой, и Дану опрокинулся. Из глазницы торчал
метательный нож циркачки.
Второго Дану сразила Эвелин, метнув своё хитроумное оружие так, что
загнутый конец серпа вошёл прямо в узкую щель между верхом кольчуги и
краем шлема. Рванула цепь, высвобождая клинок, - рукоять словно сама
вспрыгнула ей обратно в ладонь.
-Ловко, - одобрил Кицум. - Моя теперь очередь, что ли?
В руках старого клоуна не было никакого оружия. Кроме лишь старой
верёвки.
- У монашка одного позаимствовал, - криво усмехнулся Кицум.
За баррикадой нарастал рёв атакующих. С непонятным упорством Дану
вновь пошли вперёд именно здесь вместо того, чтобы спокойно обойти
защитников и расстрелять их из луков со спины. Вместо этого они старались
достать их, посылая стрелы навесом через баррикаду.
Словно забавляясь, Эвелин играючи разрубила три или четыре прямо в
воздухе. Нодлик пару просто поймал, после чего с отвращением переломил
через колено.
Кицум одним прыжком вскочил на какую-то бочку, широко размахнулся
своей нелепой пеньковой верёвкой. Очередной воин Дану поднял меч для
защиты, но верёвка неведомым образом захватила петлёй клинок вместе с
гардой. Кицум рванул веревку на себя - она разрезала и железо, и плоть с
куда большей лёгкостью, чем нить маслоторговца режет массивный желтоватый
шмат.
Дану с истошным воем упал вниз.
А верёвка замелькала, хлеща в разные стороны;
гнилые пеньковые волокна разлетались влево-вправо; только у самых
концов обмотка оказалась добротной. Сверкнула тонкая, едва ли толще
человеческого волоса, нить, каждый взмах странного Кицумова оружия
оставлял за собой в воздухе целые шлейфы крови; нить резала клинки,
доспехи, шлемы, кости, плоть. Дану откатились, оставив под баррикадой
шестерых убитых.
Нодлик поднял упавшую рядом с ним отсечённую часть меча - срез был
ровным и гладким.
- Она у тебя диамантовая, что ли, нить эта, а, Кицум?
Эвелин метнула вслед пятящимся Дану пару звёздочек - один упал,
- Неплохая работа, - самодовольно сказал Кицум. - Однако, если я всё
правильно понял, сейчас должна появиться наша данка... А вы пригнитесь,
пригнитесь! Все до единой стрелы даже ты, Эвелин, не отобьёшь.
Ничего этого Сеамни Оэктаканн не видела. Во весь опор промчавшись по
обречённой деревне, она вылетела за околицу, натолкнувшись прямо на
Седрика и окружавших его старших воинов, Immelsthorunn горел в руках
Сеамни нестерпимым огнём; казалось, деревянное лезвие пылает изнутри.
Седрик, немолодой уже воин в богатых доспехах (наверное, последнее
достояние народа Дану - эти доспехи, неведомо как уцелевшие во всех
отступлениях и исходах), просто и молча упал на колени. Прямо в грязь
последних дней предзимья.
-Immelsthorunn, - прохрипел Седрик. Глаза его сделались совершенно
безумными. - Koi d!hett Immelsthorunn! Immelsthorunn, Dhaanu!
Следом за предводителем на колени попадали и остальные воины.
Привычная речь Дану звучала для Агаты словно музыка. Хотя... нет,
больше она не будет Агатой! Навсегда покончено с проклятым хумансовым
прозвищем! Она - Seamni Oeactaccann, равная среди равных, провидица,
вернувшая своему народу Деревянный Меч!
- Нет времени для преклонения! - выкрикнула она, взмахивая Мечом.
Слова, которые она произносила, были самыми простыми, любой на её месте
сказал бы, наверное, то же самое - но на Дану это подействовало словно
откровение. Седрик и остальные тотчас вскочили с колен.
- По слову Меча... - прохрипел Седрик. - Веди нас, Видящая!
Агату-Сеамни захлёстывала волна сладкого бешенства. Отмщение.
Наконец-то. За всё, за всё, за всё, за всё-о-о!..
Последние слова она уже выкрикивала. Цепочка Дану вновь покатилась к
деревне; ворваться внутрь можно было со всех сторон, но там, где из
поселения выбегала дорога, презренные хумансы соорудили какую-то мусорную
кучу, с которой и пытались дать отпор наконец-то перешедшим в наступление
воинам старшей расы. Меч содрогнулся от несдержимого гнева. Как? Жалкое
охвостье дерзает противостоять ЕМУ, сотворённому на погибель всем врагам
Дану?
Агата чувствовала этот гнев. И ничего уже не могла поделать - она сама
становилась мечом, их разумы сливались воедино; бешеная пляска вырвавшихся
из глубин памяти жестоких видений затмевала рассудок, не оставляя ничего,
