моя бессмертная душа? Или и то, и другое?
- Для христиан... - Он помолчал. - Для христиан такая казнь не
более чем временные неудобства - мгновенный ужас, а затем радость
воскресения. Но для вас...
- Ничегошеньки, - сказал я, помогая ему закончить фразу. - Большой
пшик. Вечный мрак. Я стану пищей для червей.
- Этого не должно случиться, сын мой. - Отец Клифтон почему-то не
пожелал веселиться вместе со мной.
Я вздохнул и посмотрел в окно. На Витус-Грей-Баллиан Б около
полудня. Солнце здесь светит как-то немного не так, как на тех планетах,
где мне довелось побывать: на Гиперионе, Старой Земле, Безбрежном Море и
многих других. Да, разница есть, но она столь неуловима, что я
затрудняюсь описать. Но это очень красиво. Очень. Я смотрел на
кобальтовое небо в росчерках лиловых облаков, на лучи масляно-желтого
света на розовой стене и на деревянном подоконнике, слушал крики детей,
играющих на улице, тихий разговор Сес Амбре и ее больного брата Бина и
думал: "Потерять все это навсегда?.."
И призрачный голос Энеи ответил: "Но терять все это навсегда - и
есть сущность человеческого бытия, любимый".
Отец Клифтон кашлянул:
- Вы когда-нибудь слышали о пари Паскаля, Рауль?
- Да.
- Неужели? - Похоже, отец Клифтон здорово удивился. - Тогда вам
известно, какой в нем заключен смысл.
Я снова вздохнул. Боль стала постоянной, уже не было приливов и
отливов, как раньше... Впервые о Блезе Паскале я услышал от бабушки, еще
ребенком, и с Энеей мы о нем говорили. В библиотеке Талиесина я случайно
наткнулся на его "Мысли".
- Паскаль был математиком, - сообщил отец Клифтон, - до Хиджры,
по-моему, в середине восемнадцатого века...
- Вообще-то семнадцатого, - поправил я. - Если не ошибаюсь, он
родился в 1623 году, а умер в 1662-м. - Ну, положим, с датами я слегка
блефовал. Вроде похоже, но держать пари на свою голову я бы не стал.
Как-то зимой мы с Энеей недели две подряд обсуждали Просвещение и как
оно повлияло на людей эпохи до Хиджры.
- Верно, - согласился отец Клифтон, - но когда именно он жил, не
так важно, как его так называемое пари. Поразмыслите, Рауль, с одной
стороны - шанс воскресения, бессмертие, вечность на небесах и благодать
Господня. С другой... Как вы выразились?
- Большой Пшик, - с удовольствием повторил я. - Вечный мрак.
- Хуже того, - сказал молодой священник с неподдельной
убежденностью. - Ничто. Сон без сновидений. Но Паскаль понимал, что если
ты лишен искупления Христова, то это во сто крат хуже. Это вечное
сожаление... бесконечная печаль...
- А-а? - спросил я. - Вечное наказание.
Отец Клифтон стиснул руки, явно смущенный этой стороной вопроса.
- Возможно, - сказал он. - Но даже если ад - только вечное
сожаление об утраченных возможностях... Стоит ли рисковать? Паскаль
понял, что, если Церковь ошибается, ничего не потеряешь, если принять
надежду. А если права...
Я улыбнулся:
- Несколько цинично.
Священник пристально посмотрел на меня.
- Не так цинично, как бессмысленная смерть, Рауль. Приняв Христа,
ты можешь творить добро, служить своим ближним, своим братьям и сестрам
во Христе, и ты спасешь свою жизнь и свою бессмертную душу.
Я кивнул, помолчал и проговорил:
- А все-таки это важно, когда именно он жил.
Отец Клифтон озадаченно заморгал: он явно не понял.
- Блез Паскаль, я имею в виду, он пережил невиданную
интеллектуальную революцию. Коперник, Кеплер и их последователи
тысячекратно расширили вселенную. Солнце стало... ну, просто солнцем,
отец. Все переместилось, отодвинулось, выкатилось из центра. Паскаль
однажды сказал: "Меня ужасает вечное молчание бесконечных пространств".
Отец Клифтон наклонился так низко, что я уловил исходящий от его
кожи запах мыла и аромат крема для бритья.
- Тем больше у вас оснований разделить его мудрость, Рауль.
Мне захотелось отодвинуться от этого розового, свежевыбритого,
лунообразного лица. От меня самого пахло потом, болью и страхом. Зубы я
не чистил уже сутки.
- Я не считаю возможным заключать пари, если это имеет отношение к
Церкви настолько привыкшей, что все продается и покупается, что
устанавливает цену за спасение жизни ребенка - полное повиновение и
подчинение всем ее требованиям, - сказал я.
Отец Клифтон отшатнулся, как от пощечины. Он встал и похлопал меня
по плечу.
- Отдыхайте. Мы с вами еще поговорим до отлета.
Но времени у меня не оставалось - катер Немез уже садился на
военной базе в Бомбасино.
Отец Клифтон ушел, и я заснул.
Я наблюдал, как мы с Энеей сидим на крыльце ее домика и продолжаем
наш разговор.
- Я уже видел этот сон, - сказал я, прикасаясь к камню под
холстиной. Камень еще хранил дневное тепло.
- Да, - согласилась Энея, потягивая свежезаваренный чай.
- Ты собиралась рассказать мне, что делает тебя мессией, - услышал
я собственный голос. - Раскрыть секрет, почему ты стала той "связью
между мирами", о которой говорил ИскИн Уммон.
- Да, - повторила она и кивнула. - Но сначала скажи, ты считаешь,
что правильно ответил отцу Клифтону?
- Правильно? - Я пожал плечами. - Он меня разозлил.
Энея отпила маленький глоток. Пар поднимался от чашки к ее
ресницам.
- Но ведь ты так и не ответил на вопрос о пари Паскаля.
- Я не мог ответить ни чего другого. Маленький Бин Риа Дем Лоа Алем
умирает от рака. Церковь использует крестоформ как рычаг давления. Это
мерзко... Я не желаю иметь с этим ничего общего.
Энея посмотрела на меня:
- Но если бы Церковь не была насквозь продажной, Рауль... если бы
она предлагала крестоформ, не требуя ничего взамен... Ты бы принял его?
- Нет, - выпалил я и сам удивился.
Энея улыбнулась:
- Значит, дело не в Церкви и не в продажности. Ты отвергаешь саму
идею воскресения.
- Такое воскресение - да. Его я отвергаю.
- А что, есть другое?
- Церковь полагала, что есть, - сказал я. - Без малого три тысячи
лет она предлагала воскресение души, а не тела.
- И ты веришь в такое воскресение?
- Нет, - без колебаний ответил я. И покачал головой. - Пари Паскаля
никогда меня не привлекало. Оно казалось мне логически... неполным.
- Возможно, потому, что предлагает лишь два варианта, -
предположила Энея. Где-то в ночи заухала сова. - Духовное воскресение и
бессмертие - либо смерть и проклятие.
- Два последних - не одно и то же.
- Для такого человека, как Блез Паскаль, это одно и то же. Для
того, кого ужасает "вечное молчание бесконечных пространств".
- Духовная агорафобия, - пробормотал я.
Энея рассмеялась.
- Религия всегда предлагала людям этот обманчивый дуализм, -
сказала она, поставив чашку на камень. - Молчание бесконечных
пространств - или уютный покой внутренней определенности.
Я хмыкнул.
- Пасемская Империя и Церковь предлагают более прагматичную
определенность.
Энея кивнула:
- В наши дни, возможно, это единственный выход. Возможно, наш
источник веры иссяк.
- По-моему, ему следовало бы иссякнуть давным-давно, - сурово
сказал я. - Человечество дорого заплатило за все эти религиозные
предрассудки. Войны... погромы... отрицание логики, науки, медицины...
не говоря уж о том, что власть попадала в руки таких же, как те, кто
заправляет Пасемской Империей.
- Разве религия только предрассудок, Рауль? Разве вера - это
глупость?
- Что ты хочешь сказать? - спросил я, ожидая подвоха.
- Если ты веришь в меня, это глупо?
- Верю в тебя... В кого? В мессию? Или в друга?
- А какая разница? - Энея снова улыбнулась своей дразнящей улыбкой.
- Вера в друга... это дружба, - сказал я. - Верность. - И,
помедлив, прибавил: - Любовь.
- А вера в мессию? - спросила Энея.
Я досадливо махнул рукой.
- Это религия.
- А если твой друг - мессия? - не унималась она.
- То есть если он думает, что мессия? - уточнил я и снова пожал
плечами. - Наверно, ты хранишь ему верность и пытаешься уберечь от
сумасшедшего дома.
- Хотела бы я, чтобы все было так просто, мой друг, - с непонятной
мне горечью сказала Энея. Она уже не улыбалась.
- Энея, девочка моя, так ты расскажешь мне, что делает тебя
мессией? Из-за чего ты стала связью между двумя мирами?
Она торжественно кивнула.
- Меня избрали потому лишь, что я была первым ребенком от союза
человечества и Техно-Центра.
Она это уже говорила. Я тряхнул головой.
- Значит, вот какие эти два мира, которые ты объединяешь... мы и
Техно-Центр?
- В какой-то мере, - ответила Энея, поднимая голову и глядя на
меня. - Но они не единственные. Именно этим и занимаются мессии, Рауль,
- перекидывают мостки между мирами. Между эпохами. Объединяют в единое
целое непримиримые концепции.
- Выходит, мессией тебя делает твоя связь с обоими мирами? - тупо
спросил я.
Энея покачала головой - быстро, почти нетерпеливо. В ее взгляде
промелькнуло что-то вроде раздражения.
- Нет, - ответила она резко. - Я мессия из-за того, что могу
делать.
Я даже испугался ее реакции.
- И что же ты можешь делать?
Энея протянула ладонь, ее пальцы коснулись моих волос.
- Помнишь, я говорила, что Церковь и Орден были правы насчет меня?
Что я - вирус?
- Угу.
Она стиснула мое запястье.
- Я могу распространять этот вирус, Рауль. Заражать других. В
геометрической прогрессии. Я - разносчик заразы.
- Какой заразы? Мессианства?
Она вновь покачала головой. Ее лицо было столь печальным, что мне
захотелось обнять ее, утешить.
- Нет. Всего лишь следующего шага к пониманию того, кто такие мы,
люди. Кем можем стать.
Я перевел дыхание.
- Ты рассуждала о том, чтобы научить физике любви. О представлении
любви как основополагающей силы во вселенной. Это и есть вирус?
По-прежнему держа меня за руку, Энея пристально поглядела мне в
глаза.
- Это источник вируса, - сказала она тихо. - Я учу тому, как
пользоваться этой энергией.
- И как же? - прошептал я.
Энея моргнула, словно мой вопрос вырвал ее из сладостного забытья.
- Допустим, у нас есть четыре этапа. Четыре стадии. Четыре шага.
Четыре ступени. - Я молча ждал. Ее пальцы все так же стискивали мое
запястье. - Первый этап состоит в том, чтобы изучить язык мертвых.
- Какое это...
- Тсс! - Энея приложила палец к моим губам. - Второй - изучить язык
живых.
Я кивнул, хотя ничего не понимал.
- Третий - научиться слышать музыку сфер, - прошептала она.
Копаясь в книгах талиесинской библиотеки, я наткнулся в одной из
них на старинную фразу о музыке сфер. В этой книге речь шла об
астрологии вдонаучную эпоху Старой Земли, о крошечных деревянных моделях
Солнечной системы в лаборатории Кеплера, о сферах звезд и планет,
движимых ангелами... В общем, сплошная чушь. Я не представлял, о чем
говорит моя подруга и какое это имеет значение в эпоху, когда
человечество перемещается по галактике быстрее света.
- Четвертый этап, - Энея вновь отвернулась от меня, - заключается в
том, чтобы научиться делать первый шаг.
- Первый шаг, - озадаченно повторил я. - Ты имеешь в виду свой
первый шаг?.. Как там... изучить язык мертвых?..
Энея покачала головой и медленно, словно выныривая откуда-то,
сфокусировала на мне взгляд.
- Нет. Это общий первый шаг.
Затаив дыхание, я произнес:
- Ладно. Я готов. Научи меня.
Энея улыбнулась:
