совершенно не мог изгнать ее образ из своих мыслей. Сто раз в день его глаза
останавливались на ней, и он любовался красотой ее лица и фигуры. С каждым
часом страсть его к ней росла, пока желание обладать ею не превратилось у
него в настоящую манию.
Если бы Джэн или Мохамет-Бей знали, что происходило в мозгу человека,
которого они оба считали за друга и сообщника, внешнее, кажущееся
спокойствие маленького общества было бы нарушено.
Верперу не удалось устроиться на ночь в одной палатке с Мохамет-Беем, и
он придумал новый план убийства араба.
На второй день путешествия Мохамет-Бей подъехал к Джэн Клейтон и поехал
рядом с ней. Со стороны могло показаться, что он только сейчас впервые
заметил ее; но уже много раз в течение этих двух дней из-под капюшона своего
бурнуса он следил за пленницей и пожирал ее глазами. Эта скрытая страсть
зародилась в его душе уже давно, когда он впервые увидел эту англичанку,
взятую в плен Ахмет-Зеком. Но пока был жив его суровый господин, он и думать
не смел об осуществлении своих желаний. Теперь было совсем другое дело.
Теперь только эта презренная собака -- Верпер -- стоял между ним и молодой
женщиной. Разве так трудно убить этого неверного и взять себе и женщину и
драгоценные камни? А когда камни будут у него, ему незачем будет продавать
женщину. Как ни велика была бы сумма, которую ему предложили бы за нее, она
будет ничтожна по сравнению с теми радостями, которые доставит ему эта
пленница! Да, он убьет Верпера, возьмет его сокровище и оставит себе
англичанку.
Он ехал рядом с ней, не отрывая от нее глаз. Как она была хороша! Его
руки сжимались и разжимались в непреодолимом желании схватить ее и сдавить в
своих объятиях.
-- Знаешь ли ты, куда везет тебя этот человек? -- спросил он,
наклоняясь к ней.
Джэн Клейтон утвердительно кивнула головой.
-- И ты готова стать игрушкой черного султана? Молодая женщина
вытянулась во весь рост и отвернула голову в сторону, но не ответила. Она
боялась выдать себя и г. Фреко, боялась, что у нее не хватит сил в
достаточной мере разыграть ужас и отвращение перед участью, которая якобы
готовилась ей.
-- Ты можешь избежать этой участи, -- продолжал араб. -- Мохамет-Бей
спасет тебя!
И он протянул коричневую руку и сжал пальцы ее правой руки так
неожиданно и так сильно, что это движение выдало его животную страсть так же
ясно, как если бы он произнес признание.
Джэн Клейтон выдернула свои пальцы из его руки.
-- Скотина! -- крикнула она. -- Если ты сейчас же не оставишь меня, я
позову г. Фреко.
Мохамет-Бей отодвинулся и нахмурил брови. Его тонкая верхняя губа
приподнялась, обнажая ряд белых зубов.
-- Г. Фреко? -- усмехнулся он. -- Тут нет такого! Этого человека зовут
Верпер. Он лгун, вор и убийца. Он убил своего капитана в земле Конго и
убежал под защиту Ахмет-Зека. Он повел Ахмет-Зека грабить твой дом. Он
последовал за твоим мужем, чтобы украсть его золото. Он сознался нынче мне,
что ты считаешь его своим защитником и что этим он воспользовался и
постарался заслужить твое доверие лишь для того, чтобы легче было повезти
тебя на север и продать в гарем какого-нибудь черного султана. Мохамет-Бей
-- одна твоя надежда.
С этими словами он пришпорил лошадь и присоединился к передним
всадникам, предоставив пленнице обдумать его слова на досуге.
Джэн Клейтон не знала, что было истинно и что ложно в словах
Мохамет-Бея. Но от его слов в душе ее опять погасла надежда, и она с
невольной подозрительностью стала смотреть на человека, которого считала
своим единственным защитником в целом мире врагов и опасностей.
Для пленницы везли отдельную палатку и ночью ее ставили между палатками
Мохамет-Бея и Верпера. К ней были приставлены двое часовых, один спереди и
другой сзади, и при таких предосторожностях не считали нужным связывать
пленницу.
Вечером после своего разговора с Мохамед-Беем Джэн Клейтон сидела у
входа в свою палатку, наблюдая за оживленной деятельностью маленького
лагеря. Она поужинала принесенными ей лепешками из кассавы и не поддающимся
описанию варевом, в которое вошли: свежеубитая мартышка, пара белок и
остатки зебры, убитой накануне. Но балтиморская красавица в борьбе за
существование уже давно притупила свои тонкие чувства, которые в прежнее
время возмутились бы даже при наличии гораздо меньших оснований.
Глаза молодой женщины скользили по вытоптанной лесной поляне. Но она не
видела перед собой ничего: ни кучки людей, смеющихся и дерущихся между
собой, ни джунглей, скрывавших от нее горизонт. Ее взгляд скользнул по всему
этому и остановился на далеком домике, окруженном спокойствием и счастьем. И
глаза ее наполнились слезами радости и печали. Она видела высокого,
широкоплечего мужчину, возвращающегося верхом с отдаленных полей; она
видела, как сама она стоит у калитки в ожидании его с охапкой свежих роз,
только что сорванных с кустов. Все это ушло, исчезло в прошлом, уничтоженное
огнем, пулями и ненавистью этих низких жестоких людей. Джэн Клейтон
вздрогнула и, едва сдерживая рыдания, вернулась в свою палатку и бросилась
на груду грязных одеял. Уткнувшись в них лицом, она долго плакала, пока
благодетельный сон не принес ей временного облегчения.
Джэн Клейтон спала, а в это время из соседней палатки вынырнула
высокая, темная фигура. Она подошла к часовому у входа в палатку пленницы,
нагнулась, шепнула ему что-то на ухо, и часовой кивнул и скрылся в ночной
мгле. Темная фигура подошла к задней стене палатки и тоже сказала что-то
другому часовому, и тот удалился вслед за первым.
Тогда темный человек вернулся ко входу в палатку, развязал скреплявшие
полотно тесемки и бесшумно, как привидение, проскользнул во внутрь.
XXI
БЕГСТВО В ДЖУНГЛИ
Верпер не спал. Он метался в своей постели и думал о прекрасной женщине
в соседней палатке. Он заметил, что Мохамет-Бей неожиданно стал проявлять
интерес к пленнице, и, судя по себе, догадывался, на чем основывалась
внезапная перемена в его отношении к ней. Сердце Верпера переполнялось дикой
ревностью при мысли, что Мохамет-Бей может привести в исполнение свои
гнусные намерения относительно беззащитной женщины.
Странное дело! Намерения Верпера были нисколько не лучше намерений
араба, а между тем он считал себя защитником Джэн Клейтон и был вполне
убежден, что, если внимание Мохамет-Бея было ей противно, то такое же
внимание со стороны Верпера могло быть ей чрезвычайно приятным.
Муж ее умер, и Верпер воображал, что он сможет заполнить в ее сердце
место, оставшееся свободным. Он мог предложить Джэн Клейтон вступить с ним в
брак, чего, конечно, не сделает Мохамет-Бей. Впрочем, такое предложение со
стороны араба было бы, конечно, отвергнуто с величайшим презрением, точно
так же, как и его низкое вожделение.
В конце концов бельгиец пришел к убеждению, что пленница не только
имела основание полюбить его, но что она различными, чисто женскими
приемами, уже дала ему почувствовать зарождающуюся привязанность.
И вдруг внезапная решимость овладела им. Он откинул свои покрывала и
поднялся. Натянув сапоги и прикрепив к поясу патронташ и револьвер, он
подошел ко входу в палатку и выглянул наружу. Перед палаткой пленницы не
было часового. Положительно, судьба играла ему в руку!
Он вышел и подошел к задней стене соседней палатки. И тут не было
часового. Верпер смело приблизился ко входу и вошел внутрь.
Луна слабо освещала внутренность палатки. У стены чей-то силуэт
наклонился над грудой одеял. Какое-то слово было произнесено шепотом, и
другая фигура поднялась с одеяла и села на постели. Понемногу глаза Верпера
привыкали к темноте. Он увидел, что человек, склонявшийся над постелью, был
мужчина, и догадался, кто был этот ночной посетитель.
Красные пятна запрыгали перед глазами бельгийца. Нет! Этот человек не
получит ее! Она принадлежит ему и только ему. Од никому не уступит своих
прав!
Он перебежал через палатку и кинулся сзади на Мохамет-Бея. Араб был
поражен неожиданным нападением, но он был не из тех, которые сдаются без
боя. Пальцы бельгийца искали горло араба, но тот оттолкнул его руку и,
поднявшись, повернулся к своему противнику. Верпер тяжело ударил его по лицу
и араб, зашатавшись, полетел на пол. Если бы Верпер воспользовался этим
случаем, Мохамет-Бей уже в следующее мгновение был бы в его власти. Но
вместо этого бельгиец дергал рукоятку своего револьвера, стараясь вытащить
его из кобуры, и, как на зло, судьбе было угодно, чтобы в этот самый момент
револьвер застрял в своем кожаном футляре.
Прежде чем Верпер высвободил оружие, Мохамет-Бей опомнился и набросился
на своего противника. Верпер опять ударил его в лицо. Араб возвратил удар.
Отчаянно борясь и пытаясь задушить друг друга, противники метались на узкой
площади палатки, в то время как женщина с глазами, широко открытыми от ужаса
и удивления, следила за ними, не смея шевельнуться.
Несколько раз Верпер пробовал вытащить револьвер. Мохамет-Бей, не
ожидая наткнуться на отпор, да еще на отпор такого рода, пришел в палатку
невооруженный, с одним только ножом. И во время первой короткой передышки он
вытащил его из-за пояса.
-- Собака! -- пробормотал он. -- Посмотри на этот нож в руках
Мохамет-Бея! Взгляни хорошенько, неверный, потому что это последняя вещь,
которую ты увидишь и почувствуешь в твоей жизни. Этим ножом Мохамет-Бей
вырежет твое черное сердце. Если у тебя есть бог, молись ему сейчас -- через
минуту ты будешь мертв.
С этими словами он ринулся вперед с высоко поднятым над головой ножом.
Верпер все еще безуспешно дергал рукоятку своего оружия. Араб был почти
около него. В отчаянии европеец подождал, пока Мохамет-Бей подбежит совсем
близко к нему. И тогда он бросился на пол к стене палатки и вытянул одну
ногу.
Хитрость удалась. Мохамет-Бей, стремительно несшийся вперед, споткнулся
о препятствие и грохнулся наземь. Он сейчас же вскочил на ноги и повернулся,
чтобы возобновить борьбу, но Верпер был на ногах раньше его, и в его руке
сверкнул револьвер, освобожденный наконец из кобуры.
Араб подался вперед, чтоб схватиться с противником. Раздался громкий
выстрел, слабый свет блеснул в темноте, и Мохамет-Бей упал, покатился по
полу и замер у постели женщины, которую он хотел обесчестить.
Почти одновременно с выстрелом в лагере раздались возбужденные голоса.
Люди перекликались друг с другом, перепуганные и недоумевающие. Верпер
слышал, как они бегали туда и обратно, обыскивая лагерь.
Джэн Клейтон встала и приблизилась к Верперу с протянутыми руками.
-- Чем смогу я отблагодарить вас, мой друг? -- спросила она. -- И
подумать только, что я сегодня едва не поверила гнусной лжи этого мерзавца,
когда он говорил мне о вашем вероломстве и о вашем прошлом. Я должна была бы
знать, что белый человек и джентльмен не мог не быть защитником женщины,
принадлежащей к одной с ним расе, среди опасностей этой дикой страны.
Руки Верпера бессильно повисли. Он стоял, глядя на нее, и не находил
слов для ответа. Ее доверие совершенно обезоружило его.
Тем временем в лагере арабы разыскивали, кто стрелял. Часовые, снятые
Мохамет-Беем с их поста, первые подали мысль осмотреть палатку пленницы. Им
пришло в голову, что женщина, защищаясь, могла убить их предводителя.
Верпер услышал, что сюда идут люди. Если в нем увидят убийцу
Мохамет-Бея -- его ждет смерть. Свирепые, жестокие разбойники разорвут на
