- В любом случае я вас оштрафую на тысячу долларов, сержант, - сказал
он наконец твердо. - Вы были не в бою и не имели права без моего приказа
решать вопрос о жизни пленного. Тот человек мог быть для нас чрезвычайно
полезным.
Моор раздраженно оскалил зубы, капитан повернулся к нему спиной, а
Беневенто поднял ствол автомата.
- Отойди, парень, - сказал он по-английски в той манере, в какой в
Америке окрикивают цветных.
Мои опасения начали проходить. Очевидно, негр многого не сказал, скорее
всего он ничего не знал. Но почему его повесили, чего этим хотел сержант
добиться? Лучше я сам посмотрю на следы. Я обошел дом и вышел через задние
ворота на плантацию. Лове, другой цветной американец из экипажа Моора, сидел
на земле у дороги и курил сигару.
- Идете посмотреть на следы, сержант? - улыбнулся он мне. Я кивнул. Он
встал, и начал мне показывать едва заметные отпечатки шин в пыли. Они были
нечеткими и становились отчетливее только в наносах красной пыли на
побуревшей от солнца, разъезженной земле.
- Почему вы повесили того парня? - спросил я.
- Он обозвал Моора, - пожал плечами Лове. - Сказал, что он не
порядочный негр, а только цветная баба. Наговорил ему кучу слов, а сержанта
распалило.
Я прикурил от сигары Лове сигарету и минуту шел по неясным следам. Это
были, без сомнения, шины вездехода Шиппера, но именно здесь на прошлой
неделе я проезжал на нем, когда его ремонтировал. Нужно ли сообщать об этом
шефу? Лучше нет. Если Моор все выдумал или сам сделал такой вывод, почему я
должен был обращать внимание на возможность обмана? Я медленно побрел
обратно. Что тут разыгралось, было неясно. Если бы они не повесили того
человека, может быть, я поверил бы этому.
Сирена командирского транспортера коротко взвыла. Посадка! Все
помчались к машинам. Вертолет с шефом уже взлетел. Беневенто нетерпеливо
барабанил кулаком по кузову.
- Где шляетесь? Вот оставлю здесь! - Я прыгнул в кузов, поручик за
мной. - Авиационная разведка обнаружила группу вооруженных людей на другой
стороне границы, - сказал он. задыхаясь,
Идем на дело!
Моторы - на полные обороты, облака пыли.
Вероятно, все это правда - похитили их и отступили на мозамбикскую
территорию. От границы нас отделяло едва полчаса езды. Беневенто разложил
карту и без устали переговаривался с капитаном в вертолете. Потом он махнул
рукой, машина изменила направление и свернула с дороги.
Оба "Алоетте" уже открыли пальбу. Издалека слышался слабый стук
авиационных пулеметов. Мы безжалостно мчались поперек плантаций. Предлог для
карательной экспедиции, пришло мне в голову. Сержант Моор создал повод для
вторжения на мозамбикскую территорию. Но почему? Зачем ему это?
Я чувствовал, как у меня дрожат руки. Тенсер вставлял ленту в пулемет.
Я перестал замечать время. Только лес табачных стволов расступался перед
нами и рушился. Никому до этого не было дела. А потом нас поглотила саванна
с кучками кустов и деревьев.
- Деревня!
- Вперед, парни, вперед! - заорал Беневенто. - Все сожгите, не щадите
никого!
Один за другим мы начали вываливаться из кузова. Транспортер - в паре
метров впереди нас. Несколько круглых хижин. Это была самая беднейшая
деревня, какую я когда-либо видел. Я стрелял веером короткими частыми
очередями. Не целясь, так, как нас этому учили. Потом меня опалил жар огня.
Соломенные крыши уже горели. Кучки голых черных людей бежали в саванну.
Ради бога, нет! Я не должен этого делать, не должен! Я спотыкался о
глиняные сосуды и камни очагов. Хижины за мной рушились. Я бежал как в
лихорадке. Это не была деревня сельскохозяйственных рабочих, здесь обитало
примитивное племя. Какой это имеет смысл, кого наказали, что от этого и кто
получит?
Вспыхнула сухая трава, машины остановились, полоса огня прорезала
саванну. Степной пожар!
- Да хватит, хватит уже! - кричал я. Но я кричал по-чешски, никто меня
не понимал. Вердинг трахнул меня по спине так, что я согнулся.
- Готово! - закатывался он от смеха.
- По машинам! - приказал поручик жестяным голосом через мегафон. - Едем
дальше!
Как загнанный, я упал на дно кузова. Моторы взревели.
- Ликвидируем их в один прием! - выкрикнул поручик и с картой в руке
определил направление. Я тяжело поднялся. Вертолеты летели низко над землей
и палили изо всех стволов. Солнце дрожало, окутанное дымом. Я вытер себе
опаленное лицо, оно было отвердевшим и чужим. Я свинья, такая же свинья, как
и все остальные. Я должен отсюда выбраться, выбраться любой ценой. Перейду
на другую сторону и сдамся в плен. Но я знал, что этого не сделаю: здесь я
не в Европе, здесь меня ждет пуля. В этой форме - наверняка!
Я увидел высохшее русло с лужами вонючей воды, а на другой стороне... Я
закрыл глаза.
- Давай, давай, парни, вперед! Удар кулака сбросил меня с машины.
Беневенто спрыгнул за мной. Я несколько раз кувыркнулся и кинулся вперед.
- Хочу пленного, приведите пленного! - орал поручик.
Бок о бок мы продирались вперед. Взметнулись первые языки пламени.
Я уже знаю, как горит деревня, как воняет старое болото и тлеющая
солома что такое смерть и как умирают. Видел черных голых беглецов.
Несущихся по горящей саванне, и тела под колесами машин. А солнце! Я где-то
потерял шляпу, волосы у меня поднялись дыбом от жары или, может быть, от
ужаса? Мне это все равно, мне на это наплевать!
Я полз на животе по пепелищу. Я не был способен встать и бежать. Перед
нами грохотали автоматы и легкие пулеметы. Это был небольшой отряд, который
обнаружила авиационная разведка. Мы настигли его. Транспортеры на мгновение
как бы удивленно заколебались, но только на секунду, а затем ринулись
вперед.
- Давай, парни, давай!
Мы поднялись. Нас поглотила высокая трава, поглотила тоска одиночества.
Я палил в пустоту. Залезть бы в стальной омут, свернуться в брюхе
"Гильдеборг". Погрузиться на самое дно, в вечную темноту.
Пальба затихла. Транспортеры еще крутились туда-сюда. Десять трупов в
форме мозамбикской армии. Это были не похитители, а пограничный патруль.
Поручик Беневенто громко извергал проклятия и нетерпеливо вызывал вертолеты,
но их уже не было видно. Продолжительность полета определяет запас горючего.
- Погрузите мертвых, здесь мы их не можем оставить! - приказал он
наконец.
Мы побросали тела, оружие и снаряжение в кузов грузовика и отправились
обратно. Было уже послеобеденное время. В бою представление о времени
сжимается, как кожа раздавленной змеи.
Несколько ночей после карательной экспедиции я не мог спать. Я
постоянно чувствовал дым пепелища и слышал выкрики. С ужасом я ожидал, когда
над лагерем опять зазвучит сирена. Но ничего не происходило. Жизнь
возвращалась в нормальную колею. Собственно говоря, она с нее вообще не
сворачивала. Регулярные патрульные поездки и ремонт машинного парка. Это
только мне казалось, что произошло что-то чрезвычайное.
Тела солдат мы закопали примерно в двадцати километрах от пограничной
зоны на нашей территории. В Мозамбике об исчезновении воинского патруля
могли думать что угодно. Доказательств не было: хотя сожженные деревни и
жертвы в них не удалось устранить, но капитан над этим не ломал голову. Одно
дело - мертвый голый негр и другое дело - мертвый негр в форме. Нападение на
военный патруль было бы серьезным инцидентом с массой расследований и
вопросов. В Солсбери ни в чем подобном не были заинтересованы, и капитан это
знал. Внутренних проблем было более чем достаточно.
И все-таки, когда две недели спустя в центре базы совершил посадку
армейский вертолет "ВАСП" с районным комиссаром и двумя его сотрудниками в
штатском, нам стало ясно, что дело не прошло гладко. Поручик Беневенто
мгновенно созвал младший командный состав, принимавший участие в акции, и
кратко приказал:
- Держите язык за зубами, ребята. Никогда мы с военным отрядом не
встречались и границу не переходили! Похищение Шипперов и нападение на
деревни - провокационная акция Патриотического фронта, стремящегося ухудшить
взаимоотношения между Родезией и Мозамбиком. Разойдись!
Только после этого он направился к штабу. Это была обычная мотивировка,
которую ни опровергнуть, ни доказать. Мы медленно расходились. Пятнистый
армейский "ВАСП" угрожающе стоял в центре лагеря, и теплый ветерок с севера
тихо проворачивал лопасти. Настала подходящая минута, чтобы воспользоваться
этим посещением и исчезнуть в душевой.
Я сбросил одежду, повернул кран и подставил тело тропическому дождю.
Прелесть! В голове у меня было пусто, не о чем было думать. Я воспринимал
только поток воды. Гости у шефа меня не интересовали. Конечно, они его не
рассердят, скорее всего, будут совместно искать еще более убедительное
объяснение. Правительство Смита не могло позволить себе разрыв с Мозамбиком,
но и не могло себе позволить разойтись с Гофманом.
Того, что я пережил за эту пару месяцев, в изобилии хватило бы на целую
жизнь. Если выберусь отсюда когда-нибудь невредимым, буду больше ценить
покой и нормальную жизнь. Вернусь домой - ничто меня не остановит. Я уже не
способен представить себе, что можно беззаботно идти по улице и не бояться
того, что принесет завтрашний день. Снова обрести когда-нибудь чувство
уверенности. Напрасные сны!
Меня пробудил грохот вертолета. В окно я видел, как он отрывается от
утрамбованной земли и поднимает облака красной пыли. Надолго не задержались,
поручик напрасно беспокоился. Что зависит от двух сожженных деревень и
нескольких десятков мертвых? Более крупные вещи поставлены на карту. Уран,
вольфрам, золото.
Я выключил душ и отряхнулся, как мокрая собака. Ощущение жары мгновенно
вернулось. Я натянул рубашку и брюки на мокрое тело. Надо бы еще постирать,
проделать всю эту неприятную работу, не могу же я ее вечно откладывать. Я
глубоко вздохнул. Возьмусь, пожалуй, хоть как-то использую время. Я влез
мокрыми ногами в ботинки и вышел из душевой, оставляя за собой большие
темные следы.
- Сержант! - закричал мне от штабного барака Беневенто. - К шефу!
Его голос звучал неестественно, лицо было бледным и неподвижным.
Видимо, получил нагоняй, разнесли его в пух и прах. Пока я поправлял на себе
форму, зашнуровывал ботинки, поручик стоял и безучастно смотрел на меня.
- Идите, идите, быстрее! - он не орал, не приказывал, а только загонял
меня внутрь барака.
Когда я вошел в кабинет капитана, Гофман сидел за письменным столом и
копался в бумагах. Не говоря ни слова, он кивнул мне на плетеное кресло и
продолжал что-то искать. Комната была полна сигаретного дыма, а на столе
стояли недопитые рюмки с коньяком. Густая сетка против насекомых,
вставленная в открытое окно, не пропускала воздух ни наружу, ни внутрь. На
одной стене - специальная карта с обозначенными патрульными трассами и
заштрихованными зеленым опасными зонами. На другой - плакаты с красотками.
Нет ничего ужаснее, чем жизнь на базе среди саванны. И он, видимо, это
почувствовал.
Наконец он нашел то, что искал. Твердую коричневую обложку с гербом.
Мгновение он перебирал пальцами императорские бакенбарды и испытующе смотрел
мне в лицо.
- Знаете этого человека? - спросил он тихо и протянул мне фотографию
размером с открытку. В меня впились светлые, бесцветные глаза.
- Что вы здесь, черт возьми, делаете? - сказал твердо Гут Сейдл, смотря
в упор на секретаря посольства. - Ведь дело идет о немецком судне и о
немецких моряках, у меня немецкое гражданство...
