объявлена открытая охота почти во всех крупных бандах Бабилона: за его
голову сулили пять миллионов талеров наличными. И поначалу охотников нашлось
немало. Крепко насели сыскари из Конторы, обложили оперативными точками все
близлежащие районы. Гек ночами скрывался в подземелье, днем отдавал военные
приказы и сам пешком и на метро рыскал по городу, убивая по списку
заказчиков охоты, киллеров, влиятельных гангстеров из воюющих с ним банд,
всех, кого более или менее достоверно удалось определить врагами.
Приходилось действовать максимально осторожно: трупы по возможности прятать
и утилизовать, чтобы не нагружать лишний раз криминальную статистику в
Конторе.
Тони рвался в бой, чтобы не сочли трусом, но Гек не стал его
засвечивать: велел изучать дела и никуда не высовываться. Гнедые, Малыш,
Арбуз, Китаец, остальные командиры в Гековой банде соблюдали все
предписанные меры предосторожности и скорее боялись ослушания, чем
последствий оного: он предупредил, что цацкаться не будет -- сам пристрелит,
если обнаружит безалаберность. Везло ли им всем, или Гек знал толк в уличных
войнах, но факт оставался фактом: вся верхушка его банды потерь не несла.
Те, кто пониже, -- погибали, конечно, но их заменить было куда как проще.
Фант получил новое назначение -- обеспечивать техническую безопасность. Под
контролем у Гека стоял магазин систем безопасности, где продавали
сигнализации всех видов и систем, следящие камеры, сейфы, приборы ночного
видения, замки, бронированные стекла и электронную аппаратуру, равно
пригодную к информационной защите и нападению. Часть аппаратуры брали в счет
ежемесячного оброка, но бо2льшую -- добросовестно покупали, Гек за этим
специально присматривал. Фант развернулся вовсю и "хозяйских" денег не
жалел. Но целесообразность этих расходов обнаружилась почти сразу: лягавские
"жучки" обнаруживали то и дело и обирали, как гусениц в саду. А свои "жучки"
резко расширили осведомленность Гека о планах противника -- и о бандах, и о
прихватчиках.
Хуже было в "подшефных" зонах: Ушастый держался вполне, Морского же
убили. Годами созданная связь с доп.16 в одночасье рухнула -- к власти
вернулся актив. И не было бы этого, но посеяли смуту, в том числе и себе на
беду, ржавые и их прихвостни. Когда в одну страшную ночь подстрекаемая
активом зона поднялась на дыбы, то никто не хотел вникать в тонкости отличий
в исповедуемых понятиях -- резали и крушили ломами всю "черноту". Пересох
ручеек, питавший Гека проверенными людьми, бессмысленными стали "кони", с
помощью которых бесперебойно грелась зона. Фраты, мужичье, быстро поняли,
что променяли шишел на мышел, но было поздно, сил на новое восстание уже не
нашлось.
Гек разъезжал на моторах с шофером и охраной нечасто и напоказ, потому
что этого ждали от главаря его ранга. Но львиный кусок времени он
передвигался по городу словно Гарун-аль-Рашид, в одиночку, пешком и
инкогнито. Никому из его врагов гангстерского и полицейского мира и в голову
не приходило, что незаметный прохожий, неброско одетый мужчина средних лет,
и есть тот самый Ларей, за голову которого обещали миллионы. Он не знал
ночных клубов и казино, а его противники, как правило, считали для себя
унижением пользоваться подземкой и тротуарами. Было одно узкое место в этом
смысле: публичные дома, которые Гек повадился посещать, но тут уж
приходилось уповать на случай. Впрочем, Гек принимал меры предосторожности и
здесь: он наведывался поочередно в три дома на другом, от его владений,
конце города, ограничился двумя разами в неделю и перестал оставаться на
ночь. Он придерживался также одних и тех же девочек, которых нанимал на
время, обычно на два-три часа, и зарекомендовал себя как невредный клиент с
легкими причудами: никогда не раздевался полностью (чтобы не засветить
татуировки), никогда не заказывал выпивку и был весьма молчалив. Но
подкатило вдруг, и Гек организовал себе выходной ото всех забот, распределив
обязанности среди своих помощников во главе с Арбузом и Тони Сторожем, а сам
спустился к себе в логово, чтобы сутки не делать ничего, только есть, спать
вволю, тренироваться и размышлять.
Пакостно было на душе и пусто. Жизнь не давалась в руки, наоборот: как
взяла когда-то за шкирятник, так и долбит его мордой по клавишам рояля,
словно разучивает неведомые гаммы. Еще немного, и он окончательно
превратится в бандита, подобно всем этим вонючим Дядям. Ведь он хотел что-то
изменить в себе и в окружающем мире, а выходит, мир лепит его, как хочет,
такой же, как всем, горб пристраивает, да мозговые извилины вытягивает в
одну прямую линию... Вот бы немного счастья в себя впустить, пусть
ненадолго, но чтобы немедленно. Где она верстается, судьба его, внутри, в
мозгу, или во внешнем мире? Или нечто среднее? Ой, только не надо насчет
среднего -- ленивый вариант, за которым ни мысли, ни ясности. Так все-таки:
внутри или снаружи? Сакраментальный вопрос для хризостомов всех религий:
свобода воли и всемогучесть творца... Бога в сторону, обозначим внешнее --
природой. Это не просто замена терминов. Если на мгновение допустить наличие
Бога, без конкретизации обрядов, по которым он только и различается, то надо
долго и нудно ломать голову над свободой воли для самого творца (Гек
мысленно ухмыльнулся). Итак -- природа. Природа и личность. Но ведь и
личность -- часть природы. Уместно ли здесь противопоставление? Мозг -- и
все остальное...
Гек перевернулся на спину, включил ночничок и, не вставая, дотянулся до
пластиковой бутылки с кока-колой. Хлебнул и снова откинулся на подушку, но
свет выключать не стал. Опять пора ногти на ногах стричь (Гек ненавидел это
регулярное занятие: по какой-то причине ногтевые лунки на ногах реагировали
так, словно ногти не обрезают, а отрывают... брр...).
Гек пошевелил большим пальцем правой ноги. Голова -- это внешнее для
мозга или неотъемлемая часть "внутреннего"? Часть, безусловно. А шея? Или
пойдем сразу дальше -- колено? Да. И палец тоже. Все эти Голли-Бурдахи да
Флексиги... Да, эфферентные узлы и нервные ткани -- часть внутреннего. А
ноготь? Та его часть, которую регулярно приходится отрезать? Внешнее. Да?
Допустим. Хотя... Допустим, не подыскивая формулировок. А кровь, несущая
кислород в мозг? А сам кислород, а тем паче углекислота, которая только что
частично была мозгом и кислородом для него, а теперь выводимая из этого
мозга? Тут-то мы и приходим к понятию открытой системы (Гек обрадовался, что
недавно прочитанная в утренней газетенке статья о стабильности открытых и
закрытых экологических систем так ловко прицепилась к его размышлениям о
сущности человека). Значит, личность -- временная динамически устойчивая
открытая система. Как воронка, когда воду из ванны выпускаешь... Но в
отличие от воронки она может воссоздавать себе подобные "воронки",
размножаться. От китайца в большинстве семейных случаев рождается китаец. А
значит, эта динамическая "воронка" имеет место быть и этажом ниже (или
выше?), на уровне генов и прочих разных дээнка-эмэнка. А еще дальше --
атомы, которые вроде бы и закрытые системы, но в то же время... не знаю, про
атомы мало что читал... А почему бы тогда и в другую сторону не направиться?
Да, если посчитать одну личность лишь клеткой, кирпичиком для иной
динамически устойчивой системы? Назовем ее -- общество. Пример --
муравейник. А тогда получается... Получается, что некий организм...
общественный... состоит из...
Гек выбрался из нагретой кровати и -- как был босиком -- пошлепал в
угол комнаты, к унитазу. Он справил малую нужду, ополоснул руки и лицо и,
позевывая, направился к лежанке. Вдруг он остановился резко, ноздри
задрожали: по комнате явственно разносился необычный и в то же время
пронзительно знакомый запах. Геку несколько раз этот запах снился, и каждый
раз, просыпаясь, Гек не находил себе места от беспокойства и непонятной
грусти... И вот он, наяву...
-- Простудишься, простудишься, хозяин! Тапочки надевай, набувай скорее!
-- Гека словно тряхнуло электрическим током, колени обессилено подогнулись
-- даже до пистолета не допрыгнуть... Он метнул взгляд на голос и сомлел еще
больше: возле ночника на тумбочке возбужденно топталась птицесобака
Вакитока. В углу ее непропорционально огромной пасти дымилось нечто вроде
сигары, дымок тут же таял, но, видимо, оставлял запах, который и почуял Гек.
Под лампочкой ночника, словно в солярии, пристроился, ноги калачиком,
толстячок с волосами, собранными на затылке в конский хвост. Был он почти
гол, если не считать набедренной повязки, собранной из двух тряпок, одна
поперек другой и через чресла. Улыбающийся рот его хоть и уступал в размерах
Вакитокиной пасти, но тоже простирался от уха до уха и также полон был белых
акульих зубов.
-- Эй, а вы откуда взялись, кошмарики? -- только и нашелся спросить
потрясенный Гек.
-- Нет, нет, нет и нет! Мы кошмариков боимся, они страшные! Не надо, не
надо обзывать нас кошмариками, хозяин! Ух, какие они страшные! Утешь нас, не
обзывай нас! Меня и Пыря! Ну хозяин, ну пожалуйста! Пырь, кланяйся хозяину!
-- Пырь вскочил на ноги и, изогнув серповидный рот углами вниз, сморщился
жалобно и стал ритмично бить поклоны.
-- Цыц, оба! Не кошмарики вы, я пошутил. Да. Ты Пырь, а ты Вакитока. Я
внятно спрашиваю вас, откуда вы взялись и где пропадали со времен прошлого
визита? Вакитока?
-- Ой-ой-ой! Ай-ай-ай! Не сердись, хозяин! Мы не виноваты, нет! Мы
искали-искали, плакали-плакали!.. А ты ушел, а нам не найти... Позовешь,
бывало, тихонечко, мы -- на голос... а ты опять пропал! Плохо без тебя. И
мне, и Пырю.
-- Дурдом... Ну, а сейчас как нашли?
-- Хозяин! Ты же позвал! Да, громко позвал, а мы -- вжик -- и к тебе!
Теперь мы с тобой, и нам не страшно. А страшно было, ужасно было! И
голодно...
При этих словах Пырь выпустил изо рта длинный красный язык и словно бы
обмахнулся им от шеи до самого лба. Гек отер вспотевший лоб и сдвинулся
наконец с места, чтобы подойти и сесть на кровать. Подошвы, оказывается,
изрядно занемели от ледяной поверхности бетонного пола, и Гек сунул их под
одеяло. Все эти секунды он напряженно вглядывался в невозможную парочку и
вслушивался в свои ощущения: нет, не похоже ни на сон, ни на бред. Может,
это галлюцинация? Тотальная? С цветом, слухом, запахом? Что еще есть --
осязание, вкус...
В тумбочку Гек клал перочинный универсальный нож со множеством
приспособлений. Он, стараясь не прикасаться к Пырю и Вакитоке, выдвинул
ящичек, достал нож, подцепил ногтем шильце. Не колеблясь он кольнул шильцем
мизинец на левой руке, выдавил вишневую каплю и кисть руки поставил на
тумбочку, опираясь на внутреннюю сторону запястья.
-- Кто первый? Давай, Пырь...
Пырь радостно поклонился и подскочил к вертикально поставленной ладони.
Набухшая капля крови подрагивала как раз напротив лица его. Пырь опять
облизнулся, ручками ухватился за ствол мизинца и приник к капле.
Чтобы лучше уловить тактильные ощущения, Гек даже прижмурился на миг и
вновь, как когда-то, уловил нечто вроде легчайшей щекотки. И на мизинце --
словно жук сидит, лапками цепляясь... Щекотка пропала, и Гек открыл глаза.
Капля, потревоженная Пырем, стекла вниз, а сам он стоял, запрокинув
счастливо разинутый рот и поместив ручки на объемистом пузе. Вернее, на
животе лежала одна рука, а другую он возложил Вакитоке на лоб. Вакитока,
против обыкновения, не переступала ежесекундно лапами, а стояла неподвижно,
