причинить нам зло. По-моему, лучше всего немедленно отправиться в сторону
Корлеоне.
Месяцы, проведенные Майклом на острове, не смогли заставить его
привыкнуть к особой чувствительности сицилийцев в вопросах пола. Но обоим
пастухам ситуация казалась совершенно естественной.
- Старый ублюдок сказал, что у него два сына, крупные и здоровые
парни, - сказал Фабрицио. - Пошли поскорее.
Майкл окинул его холодным взглядом. До этого он был для этих пастухов
типичным молодым американцем, тихим и спокойным. Правда, он скрывался в
Сицилии - значит, совершил что-то стоящее. Теперь они впервые увидели
взгляд Корлеоне. Дон Томасино, который знал о Майкле больше, проявлял в
своих отношениях с ним осторожность. Но у пастухов сложилось свое мнение о
Майкле, не очень для него лестное... Холодный взгляд, суровое лицо и гнев,
который исходил из него, как пар изо льда, положили конец их смеху и
бесцеремонности.
Увидев, что отношение к нему изменилось, Майкл сказал:
- Приведите ко мне этого человека.
Они не колебались. Сняли с плеч свои люпары и вошли в темную прохладу
трактира. Через несколько секунд они появились с хозяином трактира. Карлик
не казался испуганным, но в его гневе была уже капелька осторожности.
Майкл откинулся на спинку стула и с минуту внимательно смотрел на
приведенного человека. Потом тихо произнес:
- Я понимаю, что говоря о твоей дочери, оскорбил тебя. Прошу
прощения, я нездешний и плохо знаю местные обычаи. Я не собирался
оскорблять ни тебя, ни твою дочь.
Эти слова произвели впечатление на пастухов-телохранителей. Голос
Майкла никогда не звучал так в разговорах с ними. Он извинился, но в
голосе слышались агрессивность и самоуважение. Хозяин трактира пожал
плечами и, видя, что имеет дело не с каким-то батраком, спросил:
- Кто ты такой и чего ты хочешь от моей дочери?
Майкл ответил без колебаний.
- Я американец и в Сицилии скрываюсь от полиции своей страны. Мое имя
Майкл. Ты можешь, конечно, сообщить обо мне в полицию, но тогда твоя дочь
потеряет отца вместо того, чтобы приобрести мужа. Я хочу встретиться с
твоей дочерью. С твоего согласия и в присутствии семьи. С соблюдением всех
приличий. Я уважаемый человек и не собираюсь бесчестить твою дочь. Я хочу
встретиться с ней, поговорить и, если мы понравимся друг другу, жениться
на ней. Если не понравлюсь, ты меня больше не увидишь. Она может счесть
меня несимпатичным, и с этим ничего не поделаешь. Со временем ты узнаешь
обо мне все что полагается знать тестю о зяте.
Трое мужчин с удивлением смотрели на Майкла. Фабрицио со страхом в
голосе прошептал:
- Это настоящий град.
- Ты друг друзей? - спросил хозяин, оправившись от небольшого шока.
Простой сицилиец не имеет права громко произносить слово "мафия", и
только таким образом мог хозяин спросить, не является ли Майкл мафиози.
- Нет, - ответил Майкл. - Я чужой в этой стране.
Хозяин трактира еще раз посмотрел на изуродованное лицо Майкла, на
его длинные ноги, редкие в Сицилии. Он посмотрел на пастухов, которые не
скрывали своих люпар, и вспомнил, как они вошли в трактир и сказали, что
хозяин хочет с ним говорить. Он проворчал на это, что "сукиному сыну лучше
убраться восвояси", на что один из пастухов заметил:
- Поверь мне, тебе стоит выйти и поговорить с ним.
И он почему-то вышел. Теперь он точно знал, что с этим чужаком стоит
обращаться вежливо. Он неохотно ответил:
- Приходи в воскресенье после обеда. Меня зовут вителли, а мой дом
находится вон на том холме, над деревней. Но ты приходи сюда, и я сам
поведу тебя к себе.
Фабрицио пытался что-то возразить, но Майкл так посмотрел на него,
что он запнулся. Это не ускользнуло от настороженного взгляда вителли.
Когда Майкл встал и протянул руку, хозяин трактира пожал ее с улыбкой на
лице. Он расспросит людей, и если результаты опроса будут
неудовлетворительны, Майкла встретят его сыновья с люпарами. У самого
хозяина были связи с "друзьями друзей", но что-то подсказало ему, что
перед ним тот редкий случай, в который верят простые сицилийцы: красота
дочери принесет счастье ей и всей семье. Пусть будет так. Несколько
местных молодых парней начали уже порхать вокруг дочери, и у этого чужака
с изуродованным лицом будет немало работы. На прощание вителли дал Майклу
и пастухам несколько бутылок холодного вина. Рассчитался с ним один из
пастухов, и это опять произвело впечатление на вителли. Его отношение к
парню изменилось.
Прогулка больше не интересовала Майкла. Они разыскали шофера с
машиной, и к ужину были дома, где пастухи наверняка сразу же доложили о
происшедшем доктору Таца. Вечером, во время их обычной беседы в саду,
доктор Таца сказал дону Томасино:
- Нашего друга ударило градом.
Дон Томасино не был удивлен.
- Дай бог, чтобы нескольких парней из Палермо ударило градом, -
проворчал он, - тогда мне, может быть, удалось бы немного отдохнуть.
Он имел в виду молодых руководителей мафии, которые всплывали на
поверхность в таких городах, как Палермо, и объявляли беспощадную войну
поклонникам старого режима.
- Скажи этим пастухам, чтобы оставили меня одного в следующее
воскресенье, - попросил Майкл дона Томасино. - Я собираюсь навестить семью
девушки, и не хочу, чтобы они там вертелись.
Дон Томасино отрицательно покачал головой.
- Не проси меня об этом, я отвечаю за тебя перед твоим отцом. И еще.
Я слышал, что ты говорил о свадьбе. Не смогу тебе этого позволить, пока не
получу ответ от отца.
Майкл Корлеоне был очень осторожен, ведь он имел дело с "человеком
чести".
- Дон Томасино, - сказал он, - ты знаешь моего отца. Он глохнет,
когда ему говорят "нет". И слух к нему не возвращается, пока ему не
говорят "да". Так вот, от меня он много раз слышал "нет". Что касается
пастухов, я все понимаю, и они могут пойти в воскресенье со мной. Но если
я захочу жениться, я женюсь. Я не позволю отцу вмешиваться в мои личные
дела, и будет оскорблением для него, если я позволю это сделать тебе.
Капо-мафиозо вздохнул.
- Значит, будет свадьба. Твой град мне знаком. Она хорошая девушка из
уважаемой семьи. Если попытаешься ее обесчестить, прольется кровь. Я
хорошо знаю эту семью.
- Может быть, я ей не понравлюсь, - сказал Майкл. - Кроме того, она
очень молода и может счесть меня за старика. - Он заметил улыбку на губах
мужчин. - Мне нужна будет машина и деньги на подарки.
Дон кивнул головой.
- Об этом позаботится Фабрицио. Он парень сообразительный и даже
выучился во время службы на механика. Утром дам тебе немного денег и
сообщу отцу, что происходит. Это я обязан сделать.
- Есть у тебя какое-нибудь средство против этой проклятой слизи? -
спросил Майкл доктора Таца. - Я не хочу сморкаться в присутствии девушки.
- Перед тем, как ты отправишься на встречу, я смажу нос особым
лекарством, - ответил доктор Таца. - Но целоваться пока не стоит.
Дон Томасино улыбнулся.
В воскресенье Майкл получил сильно потрепанный, но вполне приличный
на ходу "альфа-ромео". До этого он успел побывать в Палермо и купил
подарки для девушки и ее родителей. Он узнал, что имя девушки Апполония, и
весь вечер думал о ее красивом лице и прекрасном имени. Уснуть он сумел
только с помощью изрядного количества вина. Старым служанкам было
приказано поставить и на ночь возле его кровати бутылку холодного вина. За
ночь он опустошил и ее.
В воскресенье утром, с первыми ударами колоколов, он поехал к деревне
и остановил машину возле трактира. Кало и Фабрицио с люпарами
расположились на заднем сиденье - Майкл не разрешил им идти с ним к дому
девушки. Трактир был закрыт, но вителли уже поджидал, опираясь на перила
пустой веранды.
Они пожали друг другу руки, и Майкл, прихватив с собой три свертка,
стал подниматься вслед за вителли на холм. Дом хозяина трактира оказался
довольно большим: Вителли не были последними нищими.
В самой квартире под стеклянными колпаками стояли статуэтки мадонны и
поблескивали медные подсвечники. Здесь же находились оба сына вителли,
одетые по случаю воскресного дня в черные костюмы. Это были два крепких
молодых человека лет по двадцати, но на вид им можно было дать больше -
сказывался тяжелый повседневный труд. Мать оказалась женщиной крепкой и
такой же полной, как и ее муж. Дочери не было видно.
Вителли представил членов своей семьи (Майкл даже не пытался
запомнить их имена), а потом они сели в комнате, которую с одинаковым
успехом можно было принять за гостиную и за спальню. Здесь было множество
самой разнообразной мебели, для Сицилии довольно роскошной.
Майкл отдал синьору и синьоре вителли купленные для них подарки. Отцу
он подарил золотой портсигар, матери - кусок очень красивого сукна. Он
продолжал держать в руке сверток с подарком для девушки. Подарки были
приняты с осторожной благодарностью - они были несколько преждевременны -
по традиции до своего второго визита Майкл ничего не должен был дарить.
Синьор вителли сказал ему, обращаясь, как мужчина к мужчине:
- Не думай, что мы ничего не стоим и пускаем в дом первого
встречного. Дон Томасино лично поручился за тебя, а в этом человеке никто
здесь не сомневается. Поэтому добро пожаловать. Но должен заметить, что
если твои намерения действительно серьезны, мы должны будем знать немного
больше о тебе и о твоей семье. Ты должен это понять. Ведь и твоя семья
уходит корнями в эту землю.
Майкл кивнул головой и вежливо ответил:
- В любое время я готов ответить на все твои вопросы.
Синьор вителли поднял руку.
- Я человек не любопытный. Посмотрим сначала, необходимо ли это. Пока
добро пожаловать в мой дом на правах друга дона Томасино.
Заложенный лекарствами нос не помешал Майклу обонянием почувствовать
присутствие в комнате девушки. Он повернулся и увидел, что она стоит у
обшарпанной двери, ведущей в заднюю часть дома. От нее исходил свежий
аромат цветов и бутонов лимона, но в черных, как смоль, волосах, не было
никаких украшений. Ничего не было и на праздничном платье. Она бросила на
Майкла быстрый взгляд, улыбнулась уголками рта, потом скромно потупила
взор и села рядом с матерью.
Снова почувствовал Майкл, что задыхается, и впервые понял смысл
классической ревности итальянцев. В этот момент он готов был убить
каждого, кто осмелится дотронуться до этой девушки, кто попытается
добиваться ее, отобрать ее у него. Он хотел быть ее мужем, как скряга
хочет быть обладателем золотых монет. Он желал ее с такой жадностью, с
какой арендатор желает стать владельцем обрабатываемых им земель. Ничто не
помешает ему стать мужем этой девушки, превратить ее в свою собственность,
запереть ее под замок и держать только для себя. Он не допустит, чтобы ее
видели другие. Когда она улыбнулась брату, Майкл, сам того не замечая,
бросил на молодого человека убийственный взгляд. Семья наглядно убедилась,
что это классический случай "града", и все успокоились. До свадьбы этот
молодой человек будет слепым орудием в руках их дочери. Потом, разумеется,
все изменится, но это уже не имеет значения.
В Палермо Майкл приоделся и не походил теперь на бедного крестьянина.
Вителли поняли, что он в своем роде дон. Искривленное лицо вовсе не
уродовало его, как он полагал; нетронутая часть лица была очень красивой,
и следы ранения могли вызвать даже известный интерес.
Майкл посмотрел на девушку, на ее круглое и очаровательное лицо. Ее
губы - теперь он это ясно видел - были почти синими, - так темна была
