- Как вы еще молоды! - воскликнул он. - О, тогда вам ни за что не по-
нять, что значит для меня наша встреча. В мой горький час в доме моего
врага встретить человека одной крови с моим соратником - это придает мне
мужества, мистер Бэлфур, как звуки горских волынок. Сэр, многие из нас
оглядываются на прошлое с грустью, а некоторые даже со слезами. В своем
краю я жил, как король; я любил свою шпагу, свои горы, веру своих друзей
и родичей, и мне этого было достаточно. А теперь я сижу в зловонной
тюрьме, и поверите ли, мистер Бэлфур, - продолжал он, беря меня под руку
и вместе со мной шагая по комнате, - поверите ли, сэр, что я лишен само-
го необходимого? По злобному навету врагов все мое имущество конфискова-
но. Как вам известно, сэр, меня бросили в темницу по ложному обвинению в
преступлении, в котором я так же неповинен, как и вы. Они не осмеливают-
ся устроить надо мной суд, а тем временем держат меня в узилище раздето-
го и разутого. Как жаль; что я не встретил здесь вашего родича или его
брата из Бэйта. Я знаю, и тот и другой с радостью пришли бы мне на по-
мощь; в то время, как вы - человек сравнительно чужой...
Он плакался, как нищий, и мне стыдно пересказывать его бесконечные
сетования и мои краткие, сердитые ответы. Временами я испытывал большое
искушение заткнуть Джемсу Мору рот, бросив ему несколько мелких Монеток,
но то ли от стыда, то ли из гордости, ради себя самого или ради Катрио-
ны, потому ли, что я считал его недостойным такой дочери, или потому,
что меня отталкивала явная и вульгарная фальшивость, которая чувствова-
лась в этом человеке, но у меня не поднялась на это рука. И вот я слушал
лесть и нравоучения, шагал рядом с ним взад и вперед по маленькой ком-
натке - три шага и поворот обратно - и своими отрывистыми ответами уже
успел если не обескуражить, то раздосадовать этого попрошайку, как вдруг
на пороге появился Престонгрэндж и нетерпеливо позвал меня в свой
большой кабинет.
- У меня минутное дело, - сказал он, - и чтобы вам не скучать в оди-
ночестве, я хочу представить вас своей прекрасной троице - моим дочерям,
о которых вы, быть может, уже наслышаны, так как, по-моему, они куда бо-
лее известны, чем их папенька. Сюда, прошу вас.
Он провел меня наверх, в другую длинную комнату, где за пяльцами с
вышивкой сидела сухопарая старая леди, а у окна стояли три, как мне по-
казалось, самые красивые девушки во всей Шотландии.
- Это мой новый друг, мистер Бэлфур, - держа меня под руку, предста-
вил Престонгрэндж. - Дэвид, это моя сестра, мисс Грант, которая так доб-
ра, что взяла на себя управление моим хозяйством и будет очень рада вам
услужить. А это, - он повернулся к юным леди, - это мои три прекрасные
дщери. Скажите честно, мистер Дэви, которую из них вы находите лучше?
Держу пари, что у него не хватит духу ответить честно, как Алан Рамсэй!
Три девушки и вместе с ними старая мисс Грант шумно запротестовали
против этой выходки, которая и у меня (я знал, что за стихи он имел в
виду) вызвала краску смущения на лице. Мне казалось, что подобные намеки
недопустимы в устах отца, и я был изумлен, что девушки, негодуя или ра-
зыгрывая негодование, все же заливались смехом.
Воспользовавшись общим весельем, Престонгрэндж выскользнул из комна-
ты, и я, чувствуя себя, как рыба на суше, остался один в этом весьма
непривычном для меня обществе. Теперь, вспоминая все, что произошло по-
том, я не стану отрицать, что оказался совершеннейшим чурбаном, а юные
леди только благодаря превосходному воспитанию проявили ко мне такое
долготерпение. Тетушка склонилась над своим рукоделием и время от време-
ни вскидывала глаза и улыбалась мне, зато девушки, и в особенности стар-
шая, к тому же и самая красивая из них, осыпали меня знаками внимания,
на которые я ничем не сумел ответить. Напрасно я внушал себе, что я не
просто деревенский юнец, а состоятельный владелец поместья и мне нечего
робеть перед этими девицами, тем более что старшая была лишь немногим
старше меня, и, разумеется, ни одна из них не была и вполовину так обра-
зованна, как я. Но эти доводы ничуть не помогали делу, и несколько раз я
сильно краснел, вспоминая, что сегодня я в первый раз в жизни побрился.
Несмотря на все их усилия, наша беседа не клеилась, и старшая сестра,
сжалившись над моей неуклюжестью, села за клавикорды, которыми владела
мастерски, и принялась развлекать меня игрой, потом стала петь шот-
ландские и итальянские песни. Я почувствовал себя чуточку непринужденнее
и вскоре осмелел настолько, что, вспомнив песню, которой научил меня
Алан в пещере близ Кэридена, насвистал несколько тактов и спросил девуш-
ку, знает ли она ее.
Она покачала головой.
- В первый раз слышу, - ответила она. - Просвистите всю до конца... А
теперь еще раз, - добавила она, когда я просвистел.
Она подобрала мелодию на клавишах и, к моему удивлению, тут же укра-
сила ее звучными аккордами. Играя, она скорчила забавную гримаску и с
сильным шотландским акцентом пропела:
Ферно ль я подобрала мотив?
То ли это, что вы мне швистели?
- Видите, - сказала она, - я тоже умею сочинять стихи, только они у
меня без рифмы. - И опять пропела:
Я мисс Грант, прокурорская дочка,
Вы, мне сдается, Дэфид Бэлфур.
Я сказал, что поражен ее талантами.
- А как называется эта песня? - спросила она.
- Не знаю, - ответил я. - Я называю ее просто песней Алана.
Девушка взглянула мне в глаза.
- Я буду называть ее "песней Дэвида", - сказала она, - но если она
хоть чуть-чуть похожа на ту, что ваш тезка-израильтянин пел перед Сау-
лом, то я не удивляюсь, что царь не получил никакого удовольствия, ведь
мотив-то довольно унылый. Имя, которым вы окрестили песню, мне не нра-
вится; так что если когда-нибудь захотите услышать ее еще раз, называйте
по-моему.
Это было сказано так многозначительно, что у меня екнуло сердце.
- Почему же, мисс Грант? - спросил я.
- Да потому, - ответила мисс Грант, - что, если вас все-таки повесят,
я положу ваши последние слова и вашу исповедь на этот мотив и буду петь.
Сомнений не было - ей что-то известно и о моей жизни и о моей беде.
Что именно она узнала и каким образом - догадаться было труднее. Она,
конечно, знала, что имя Алана произносить опасно, и предупредила меня об
этом; и, конечно же, она знала, что меня подозревают в преступлении. Я
решил, что резкость ее последних слов (вслед за ними она тотчас же гром-
ко заиграла что-то бравурное) означала желание положить конец этому раз-
говору. Я стоял рядом с нею, делал вид, будто слушаю и восхищаюсь, на
самом же деле меня далеко унес вихрь собственных мыслей. Впоследствии я
убедился, что эта юная леди - большая любительница всего загадочного, и,
разумеется, этот наш первый разговор превратила в загадку, недоступную
моему пониманию. Много времени спустя я узнал, что воскресный день был
использован с толком, что за это время разыскали и допросили рассыльного
из банка, дознались, что я был у Чарлза Стюарта, и сделали вывод, что я
тесно связан с Джемсом и Аланом и, по всей вероятности, состою с послед-
ним в переписке. Отсюда и прозрачный намек, который был брошен мне из-за
клавикордов.
Одна из младших девушек, стоявших у окна, которое выходило на улицу,
прервала игру сестры и крикнула, чтобы все шли сюда скорей: "Сероглазка
опять тут!" Сестры немедленно бросились к окну, оттесняя одна другую,
чтобы лучше видеть. Окно-фонарь, к которому они подбежали, находилось в
углу комнаты - оно выдавалось над входной дверью и боком выходило в пе-
реулок.
- Идите сюда, мистер Бэлфур, - закричали девушки, - посмотрите, какая
красавица! В последнее время она часто приходит сюда, и всегда с каки-
ми-то оборванцами, но выглядит как настоящая леди!
Мне не было нужды всматриваться, я бросил один только быстрый взгляд.
Я боялся, что она увидит, как я смотрю на нее сверху, из этой комнаты,
откуда слышится музыка, а она стоит на улице возле дома, где отец ее в
эту минуту, быть может, со слезами умоляет не лишать его жизни, где я
сам только что возмущался его жалобами. Но даже от одного взгляда на нее
я почувствовал себя гораздо увереннее и почти перестал испытывать благо-
говейную робость перед этими юными леди. Спору нет, они были красивы, но
Катриона тоже была красива, и от нее исходил какой-то теплый свет, как
от пламенеющего уголька. И если эти девицы меня чем-то подавляли, то
Катриона, наоборот, воодушевляла. Я вспомнил, как легко с ней было раз-
говаривать. Если мне не удалось разговориться с этими красивыми барышня-
ми, то, быть может, это было отчасти по их вине. Мне вдруг стало смешно,
и от этого смущение мое начало постепенно проходить; и когда тетушка,
отрываясь от рукоделия, посылала мне улыбку, а три девицы занимали меня,
как ребенка, и при этом на их лицах было написано "так велел папенька",
я временами даже посмеивался про себя.
Вскоре вернулся и сам папенька, столь же благодушный и любезный, как
прежде.
- Теперь, девочки, - сказал он, - я должен увести от вас мистера Бэл-
фура, но вы, надеюсь, сумели уговорить его бывать у нас почаще, - я
всегда буду рад его видеть.
Каждая из них сказала мне какую-то ничего не значащую любезность, и
Престонгрэндж увел меня.
Если этот семейный прием был задуман с целью смягчить мое упорство,
то Генеральный прокурор потерпел полный крах. Я был не настолько глуп,
чтобы не понять, какое жалкое впечатление я произвел на девиц, которые,
должно быть, дали волю зевоте, едва моя оцепеневшая спина скрылась за
дверью. Я показал, как мало во мне мягкости и обходительности, и теперь
жаждал случая доказать, что у меня есть и другие свойства, что я могу
быть непреклонным и даже опасным.
И желание мое тотчас же исполнилось, ибо беседа, ради которой увел
меня прокурор, носила совсем иной характер.
ГЛАВА VI
БЫВШИЙ ВЛАДЕЛЕЦ ЛОВЭТА
В кабинете Престонгрэнджа сидел человек, который с первого взгляда
внушил мне отвращение, как внушает отвращение хорек или уховертка. Он
отличался редкостным уродством, но выглядел как джентльмен; он обладал
спокойными манерами, но мог внезапно заметаться по комнате в приступе
ярости, а его тихий голос порой становился пронзительным и грозным.
Прокурор представил нас друг другу непринужденным, почти небрежным
тоном.
- Вот, Фрэзер, - сказал он, - это мистер Бэлфур, о котором мы с вами
толковали. Мистер Дэвид, это мистер Саймон Фрэзер, которого мы прежде
знавали под другим именем... но это дело прошлое. У мистера Фрэзера есть
к вам дельце.
Он отошел в дальний конец комнаты и сделал вид, будто углубился в ка-
кой-то взятый с книжной полки объемистый труд.
Я, таким образом, остался с глазу на глаз с человеком, которого
меньше всего на свете ожидал здесь встретить. Судя по тому, как мне его
представили, это, несомненно, был лишенный прав владелец Ловэта и вождь
огромного клана Фрэзеров. Я знал, что он во главе своего клана участво-
вал в восстании; я знал, что его отец - прежний владелец Эссендина, эта
серая лисица тамошних гор, - сложил голову на плахе как мятежник, что
родовые земли были у них отняты, а члены семейства лишены дворянского
звания. Я не мог представить себе, как он оказался в доме Гранта; я, ко-
нечно, не догадывался, что он получил звание юриста, отрекся от своих
убеждений и теперь пляшет на задних лапках перед правительством так, что
его даже назначили помощником Генерального прокурора в эпинском деле.
- Ну-с, мистер Бэлфур, - обратился он ко мне, - что же вы скажете?
- Не берусь предрешать, - ответил я, - но если вы толковали обо мне с
его светлостью Генеральным прокурором, то ему мои взгляды известны.
- К вашему сведению, я занимаюсь эпинским делом, - продолжал он. - Я
выступаю в суде в качестве помощника Престонгрэнджа и, изучив показания
