как раз вовремя.
Гладышев вскинул берданку и навел на Чонкина.
- Ваня! - отчаянно вскрикнула Нюра.
Чонкин обернулся. Он стоял, вцепившись пальцами в коровьи рога, и
смотрел прямо в наведенный на него ствол берданки. Он словно оцепенел, не
в силах сдвинуться с места. "Попить бы", - мелькнула глупая мысль. Чонкин
облизнул губы.
Сухо щелкнул курок, словно сломали ветку. "Все", - подумал Чонкин. Но
почему ему не больно? Почему он не падает? Почему Гладышев снова взводит
курок? Снова щелчок. И вдруг раздался громкий, трезвый и рассудительный
голос Афродиты:
- Дурачок ты, дурачок! Куды стреляешь? И чем стреляешь? Ты ж весь
порох давно извел на удобрение.
По толпе прошел шум. Гладышев еще раз взвел курок, заглянул в ствол
и, убедившись, что там пусто, грохнул ружье о землю, сел на крыльцо и,
обхватив голову руками, горько заплакал.
Чонкин все еще стоял, вцепившись пальцами в рога, словно приклеился.
Нюра положила руку ему на плечо.
- Пойдем, Ваня, - сказала она ласково.
Он отрешенно смотрел на Нюру, не понимая, чего она хочет.
- Домой, говорю, пойдем! - крикнула Нюра словно глухому.
- А, домой. - Он помотал головой, возвращаясь к сознанию
происходящего. Они взялись, он - за один рог, Нюра - за другой, и потащили
прочь корову, которая, насытясь, вполне присмирела.
А на крыльце плакал Гладышев. Он плакал громко, в голос и, оголив
покрытый белесой шерстью живот, утирался подолом изодранной майки.
Чонкин не выдержал и, бросив корову и Нюру, вернулся к поверженному
врагу.
- Слышь, что ли, сосед, - сказал он, дотронувшись носком своего
ботинка до сапога Гладышева. - Ты это... ничего, ты больно не переживай.
Я, это, война кончится, на тот год билизуюсь и тогда пухсом этим и твой
огород засодим, и Нюркин.
В знак примирения он дотронулся до плеча Гладышева. Гладышев
дернулся, зарычал, схватил протянутую руку и хотел укусить, но Чонкин
вовремя вырвался и отскочил. Стоя в отдалении, он смотрел на селекционера
с опаской и жалостью, не зная, как дальше быть.
Подошла и накинулась на Чонкина Нюра:
- Ах ты, горе луковое, да кого ж ты уговариваешь и кого жалеешь? Он
тебя жалел, когда из ружья целил? Он тебя убить хотел!
- Ну так что ж, что хотел, - сказал Чонкин. - Вишь, человек в
расстройстве каком. Ты уж, Матвеич, не это самое... - он переступал с ноги
на ногу, но приблизиться не решился.
18
В воскресенье на колхозном рынке города Долгова был задержан пожилой
человек, торговавший хромовыми голенищами. Дело было не только в том, что
он торговал голенищами, и уж совсем не в том, что хромовыми. Дело в том,
что на вопрос, как его фамилия, человек этот сказал такое, что Климу
Свинцову, отправленному на рынок для выяснения злостных распространителей
ложных слухов, ничего не оставалось делать, как взять старого наглеца за
то место, которое в народе обыкновенно называют шкиркой, и отвести Куда
Надо. Тем более, что именно там, Где Надо, Свинцов как раз и состоял на
службе, он был сержантом. У читателей из далеких галактик, которым не
знакомы наши земные порядки, может возникнуть законный вопрос: что значит
Куда Надо и Где Надо? Кому надо и для чего? По этому поводу автор дает
следующее разъяснение. В давние, описываемые автором времена, повсеместно
существовало некое Учреждение, которое было не столько военным, сколько
воинственным. На протяжении ряда лет оно вело истребительную войну против
собственных сограждан, и вело с непременным успехом. Противник был
многочислен, но безоружен - эти два постоянно действующих фактора делали
победу внушительной и неизбежной. Карающий меч Учреждения висел постоянно
над каждым, готовый обрушиться в случае надобности или просто ни с того ни
с сего. У этого Учреждения создалась такая репутация, что оно все видит,
все слышит, все знает, и если чего не так, оно уж тут как тут. Оттого и
говорили в народе: будешь слишком умным, попадешь Куда Надо, будешь много
болтать, попадешь Куда Надо. И такое положение вещей считалось вполне
нормальным, хотя, собственно говоря, отчего ж человеку не быть слишком
умным, если он таким уродился? И отчего человеку не поболтать, если есть с
кем ипо чем? Автор лично встречал на своем жизненном пути массу людей, как
бы созданных природой исключительно для болтовни. Впрочем, болтовня тоже
бывает разная. Один болтает, что надо, другой - что не надо. Будешь
болтать что надо, будешь иметь все, что надо, и даже немножко больше.
Будешь болтать что не надо, попадешь Куда Надо, то есть в то самое
Учреждение, о котором выше уже говорилось. А ниже добавим еще и то, что
Учреждение это работало по принципу: бей своих, чтоб чужие боялись. И
действительно, как только у чужих обозначится обострение противоречий или
кризис всей их системы, или всеобщее загнивание, так своих тут же
отлавливают и тащат Куда Надо. И другой раз столько их натаскают, что там,
Где Надо, и мест для всех не хватает.
Но в то самое время, когда сержант Клим Свинцов поймал на рынке
злостного болтуна, мест там, Где Надо, было вполне достаточно. Последние
четверо, попавшие каждый своим путем Куда Надо еще до войны, теперь были
отправлены дальше. Учреждение срочно перестраивало свою работу,
приспосабливало ее к нуждам военного времени. Этого требовал от своих
сотрудников начальник Учреждения капитан Афанасий Миляга, получивший
инструкцию от более высокого начальства, которое в свою очередь, имело
указание от начальства высочайшего. Указание было - руководствоваться
историческим выступлением товарища Сталина. В историческом выступлении,
помимо прочего, говорилось: " Мы должны организовать беспощадную борьбу со
всеми дезорганизаторами тыла, паникерами, распространителями слухов,
уничтожать шпионов, диверсантов, вражеских парашютистов, оказывая во всем
быстрое содействие нашим истребительным батальонам".
Эта цитата в виде красочно оформленного плаката висела в кабинете
капитана Миляги, прямо перед глазами. А за спиной капитана Миляги висел
известный фотопортрет - Сталин с девочкой на руках. Девочка улыбалась
Сталину, Сталин улыбался девочке. Но при этом он косил одним глазом на
затылок капитана Миляги, как бы пытаясь определить, не роятся ли под этим
затылком ненужные мысли.
В понедельник утром капитан явился на работу, как всегда - минута в
минуту.
- Точность - вежливость королей, - говорил он обычно своим
подчиненным и не забывал добавлять: - в переносном, конечно, смысле.
Чтобы никто не заподозрил его в монархических настроениях.
В своей приемной капитан застал сержанта Свинцова, который объяснял
секретарше Капе свое положение. Жена Свинцова уехала с ребятишками к
матери на Алтай, откуда вернется не скоро - он сам написал ей, чтобы не
приезжала - все же там безопасней. Рассказывал он для того, чтобы перейти
к следующей части беседы.
- Капитолина, - призывно говорил он и смотрел на секретаршу зверскими
своими глазами. - Мужчина без женщины все равно, что бык без коровы. -
Сравнениями он всегда пользовался прямыми и грубыми. - Мужчина без женщины
долго жить не может. Если ты немного со мной поживешь, я тебе дам отрез из
чистого крепдешина. Удовольствие получишь и платье сошьешь.
Капа к такому ухаживанию уже привыкла, и оно ее не обижало.
- Клим, - смеялась она, - поди в баню, окатись холодной водой.
- Не поможет, - темнел лицом Клим. - Мне женщину надо. Ты не думай, я
мужчина хороший.
- Клим, что ты говоришь! - ужасалась Капа.
- Я говорю то, что есть. Я знаю, ты с мужем живешь и с капитаном. А
ты еще со мной поживи. С тремя мужчинами лучше жить, чем с двумя.
- Клим, ты дурак! - Капа не любила намеков на свои отношения с
капитаном.
Свинцов хмурился и исподлобья смотрел на Капу.
- Если ты со мной жить не хочешь, - сказал он, подумав, - зачем
обзываться? У тебя подруга есть?
- А ты, Клим, можешь жить с любой женщиной?
- С любой.
Разговор был прерван появлением капитана Миляги. От прочих людей
капитана Милягу отличало то, что он всегда улыбался. Улыбался милой,
приятной улыбкой, вполне соответствовавшей фамилии, которую он носил.
Капитан улыбался, когда здоровался, когда допрашивал арестованных,
улыбался, когда другие рыдали, короче говоря, улыбался всегда. Вот и
сейчас, улыбаясь, поздоровался с Капой и с улыбкой обратился к Свинцову,
который при его появлении опрокинул стул и вытянулся у дверей.
- Меня ждешь?
- Вас.
- Заходи.
Он взял у Капы ключ от своего кабинета и вошел первым. Для начала
раздвинул шторы и распахнул окно, выходящее во внутренний дворик, полной
грудью вдохнул свежий воздух.
На дворе лейтенант Филиппов занимался с личным составом строевой
подготовкой. Личного состава, кроме лейтенанта Филиппова, было пять
человек. В обычное время на строевую подготовку времени никак не хватало.
Всегда было слишком много работы. А тут в короткий период перехода на
военные рельсы выдался свободный денек. Кроме того, и указание было
обратить особое внимание на строевую подготовку.
Пять человек, построенные в колонну по одному, отрабатывали строевой
шаг. Лейтенант Филиппов шел сбоку и, воодушевляя подчиненных личным
примером, высоко поднимал ноги в сверкающих хромовых сапогах.
- Ну что скажешь, Свинцов? - спросил капитан, не оборачиваясь.
- Ничего. - Свинцов лениво зевнул в кулак. - Тут ребята лошадь нашли
приблудную.
- Что за лошадь?
- Мерин. Спрашивали, никто не знает, чей.
- И где ж этот мерин?
- Во дворе привязали к дереву.
- Сена дали?
- А зачем чужую лошадь кормить?
Капитан обернулся, посмотрел на Свинцова с укором.
- Эх, Свинцов, Свинцов, сразу видно - не любишь животных.
- Да я и людей-то не очень, - признался Свинцов.
- Ну ладно. Еще что?
- Вчерась, товарищ капитан, шапиена пымал.
- Шпиона? - капитан оживился. - Где он?
- Сейчас приведу.
Свинцов вышел. Капитан сел за свой стол. Шпион был сейчас как раз
кстати. Капитан взглянул на висевшую перед ним цитату: "...уничтожать
шпионов, диверсантов, вражеских парашютистов..." "Ну что же, уничтожать,
так уничтожать", - подумал капитан и улыбнулся самому себе.
Чтобы не терять даром время до возвращения Свинцова, принялся
разбирать секретную почту. В нее входили всевозможные циркуляры, выписки
из приказов вышестоящих инстанций, решений компетентных комиссий из
протоколов каких-то ответственных совещаний. Об усилении контроля за
хлебозаготовками. О подготовке к новому (военному) займу. Об усилении
контроля за лицами, уклоняющимися от воинской повинности. Об усилении
контроля за подбором кадров. О переводе промышленных предприятий на
военные рельсы. О борьбе со слухами и распространением контрслухов.
Дверь распахнулась. В кабинет, подталкиваемый Свинцовым, вошел плохо
одетый пожилой человек, национальность которого можно было определить с
первого взгляда. Оценив обстановку, человек приветливо улыбнулся и с
протянутой рукой подошел к капитану.
- Здгавствуйте, начальник! - сказал он, не выговаривая буквы "р".
- Здгавствуйте, здгавствуйте! - убрав руки за спину, пошутил
начальник.
Задержанный приятно удивился и спросил, не принадлежит ли капитан к
тому же национальному меньшинству, что и он. Капитан не обиделся, но
отвечал отрицательно.
- Что вы говорите! - всплеснул руками задержанный. - А на вид такое
интеллигентное лицо.
Он огляделся, взял стоящий у стены стул, подтянул его к столу
