Она не стала продолжать, лишь что-то пробормотала себе под нос и
сплюнула.
- Любая колдунья, в коей есть хоть капля Силы, признает другую
колдунью! - почти выкрикнула она, не в силах сдержать своих чувств.
- Вы распознаете себе подобных.
- Да, так и есть, - кивнула Мосс. - Вот нужное слово. Распознаем.
- Ну, а чародей распознает твою силу, поймет, что ты - колдунья?..
Но Мосс в ответ лишь улыбнулась темным провалом рта в паутине морщин.
- Дорогуша, - сказала она. - Ты имеешь в виду мужчину-чародея? Какой
маг захочет иметь дело с нами, ведьмами?
- Но Огион...
- Повелитель Огион был добрым человеком, - без тени иронии в голосе
сказала Мосс.
Некоторое время они работали молча.
- Не обрежь о стебель пальцы, дорогуша, - предостерегла Мосс.
- Огион учил меня, словно я была парнем, а не девушкой. Словно я была
его учеником, таким, как некогда был Сокол. Он учил меня Древнему Наречию,
Мосс. Когда я спрашивала его, он всегда отвечал мне.
- Другого такого мага нет во всем Архипелаге.
- Это я не захотела учиться и покинула его. К чему мне его книги? Что
они могли мне дать? Я хотела жить полнокровной жизнью: выйти замуж и
рожать детей.
Тенар ловко и быстро расщепляла стебли ногтем.
- И я получила то, что хотела.
- Бери стебель правой рукой, бросай на циновку левой, - посоветовала
ей ведьма. - Что ж, дорогуша, кто спорит? Кто спорит. Тяга к мужчинам и
меня не раз втравливала в жуткие неприятности. Но у меня и в мыслях
никогда не было выйти замуж! Нет, нет. Это не для меня.
- Почему? - поинтересовалась Тенар.
Застигнутая врасплох, Мосс ответила прямо и честно:
- Какой мужчина возьмет в жены колдунью?
А потом, подвигав челюстью, словно корова, жующая жвачку, добавила:
- И какая, интересно, колдунья выйдет замуж за мужчину?
Они продолжали работать.
- А чем вам, колдуньям, не угодили мужчины? - осторожно спросила
Тенар.
Мосс ответила так же осторожно, понизив голос до шепота:
- Не знаю, дорогуша. Я думала над этим. Частенько думала. И вот что
надумала. Понимаешь, мужчина похож на орех в скорлупе. - Мосс развела свои
длинные, кривые, влажные пальцы, словно держала в них грецкий орех. - Его
скорлупа тверда и прочна, она наполнена им до отказа. Наполнена плотью
мужчины, а также его личностью, его "я". И это все. Он весь там, внутри.
Наружу ничто не высовывается.
Тенар поразмыслила над ее словами и, наконец, сказала:
- Но если он чародей...
- То вся его сила там же, внутри. Понимаешь ли, мужчина и его Сила -
это единое целое. Она постоянно с ним. И когда Сила покидает его, он
абсолютно опустошен и умирает.
Мосс раздавила воображаемый орех и выкинула скорлупки.
- Не остается ничего.
- Ну, а женщина?
- Эх, дорогуша, женщина слеплена из другого теста. Кто знает, где
начинается и где кончается женщина? Знаешь, госпожа, у меня есть корни,
что уходят глубоко в недра этого острова, ниже дна морского. Они старше,
чем сам Архипелаг. Я веду отсчет от первозданного мрака!
Испещренные красными прожилками глаза Мосс горели странным огнем, ее
голос звенел, как натянутая струна.
- Я веду отсчет от первозданного мрака. Я старше, чем Луна. Никто не
знает, никто не может сказать, кто я, что есть женщина, обладающая Силой;
что есть женская Сила, чьи корни уходят в лоно земли глубже, чем корни
островов; она существовала до Сотворения, она старше Луны. Кто осмелится
задавать вопросы мраку? Кто испросит у мрака его Имя?
Старуха долго тряслась и бормотала что-то себе под нос, завороженная
собственными речами. Тенар сидела прямо, как струна, и ногтем большого
пальца расщепляла точно посередине одну тростинку за другой.
- Я осмелюсь, - сказала, наконец, она и, расщепив еще один стебель,
добавила: - Я много лет прожила во мраке.
Время от времени Тенар заглядывала в дом, дабы убедиться, что Сокол
по-прежнему спит. Сделав это в очередной раз, она вновь уселась рядом с
Мосс и, поскольку настроение у той явно ухудшилось, Тенар решила сменить
тему разговора.
- Когда я проснулась сегодня утром, - сказала она, - у меня было
такое чувство, будто в воздухе повеяло свежестью. Произошла некая
перемена. Возможно, все дело лишь в погоде. Ты что-нибудь почувствовала?
Но Мосс ответила уклончиво.
- Мало ли какие ветры дуют над Обрывом. Среди них есть и благие, и
недобрые. Одни несут с собой тучи, другие - ясную погоду; на крыльях
третьих прилетают новости, которые расслышат, однако, лишь избранные, те,
кто умеет слушать. Разве я, темная старуха, никогда не учившаяся искусству
магии, вхожу в их число? Мое знание питают корни, скрытые в мрачных
глубинах земли, которую попирают ногами гордые маги и вельможи. К чему им,
ученым людям, смотреть себе под ноги? Что может знать старая колдунья?
Дружить с ней непросто, подумала Тенар, но враждовать - еще хуже, в
гневе она страшна.
- Тетушка, - мягко сказала она, беря в руки очередной стебель. - Я
родилась и выросла на Атуане - далеком острове, принадлежащем Каргадской
Империи. Маленькой девочкой меня забрали у родителей и привезли в некое
священное место посреди пустыни, которое не имело собственного названия и
на тамошнем языке именовалось просто "Место". Я стала жрицей. Словом, с
раннего детства меня окружали исключительно женщины. Там, были, правда,
солдаты-стражники, но они никогда не заходили внутрь Места. А нам, горстке
девочек и женщин, запрещено было выходить наружу, за священные стены. Так
мы и жили под присмотром евнухов, не имея возможности видеть мужчин даже
издалека.
- Кто вас стерег?
- Евнухи. - Тенар по привычке, сама того не заметив, использовала
каргадское слово. - Кастрированные мужчины, - пояснила она.
Ведьма недоуменно уставилась на нее, затем возмущенно фыркнула и
сделала рукой жест, отвращавший зло. Она не скрывала своего негодования.
- Один из них заменил мне мать... В общем, тетушка, мужчину я впервые
увидела уже в довольно зрелом по каргадским меркам возрасте. Раньше меня
окружали лишь девочки и взрослые женщины. Но тогда меня это нисколько не
смущало, потому что кроме женщин я там не видела никого. То же самое
происходит с мужчинами, которые живут в ограниченном, исключительно
мужском мирке - например, с солдатами, с моряками, с магами на Рокке. Что
они знают о женщинах, если практически не видят их?
- Они что, хватают их и кастрируют, словно баранов или козлов, особым
ножом? - спросила Мосс.
Ужас с оттенком мстительного удовлетворения взял в ней верх над
гневом и здравым смыслом. Теперь Мосс не могла говорить ни о чем другом,
кроме евнухов.
Тенар трудно было просветить ее, поскольку она никогда особо не
задумывалась над этим вопросом. Девочкой, на Атуане, она имела дело с
евнухами. Один из них был добр к ней, и она отвечала сну взаимностью. Он
пытался помешать ей бежать, и Тенар убила его. Живя на Гонте, где не было
евнухов, она постепенно забыла об их существовании, похоронив их во тьме
вместе с телом Манана.
- Я могу предположить, - сказала Тенар, пытаясь удовлетворить
болезненное любопытство Мосс, - что они берут маленьких мальчиков и... -
Она смолкла и прекратила работать.
- Совсем как Ферру... - продолжила Тенар после долгой паузы. - Как
только люди могут так обращаться с детьми? Использовать их. Насиловать,
кастрировать... Слушай, Мосс. Люди поступали так в полных мрака местах,
где я жила раньше. Но когда я попала сюда, то думала, что, наконец,
вырвалась на волю, к свету. Я выучила язык, нашла себе мужчину, родила
детей. Я жила, не зная забот, в царстве света. И вдруг, средь бела дня,
кто-то сделал такое... с ребенком. На лугу у реки - той самой реки, у
истоков которой Огион дал Имя моей дочери. Средь бела дня! Я хочу отыскать
место, где я смогу жить спокойно. Ты понимаешь меня, Мосс? Понимаешь, что
я хочу этим сказать?
- Дорогуша, - ответила ее старшая подруга, - мир полон страданий и
отчаяньи, куда не пойди - от них не скрыться.
И увидев, что руки Тенар дрожат, когда та пытается расщепить стебель
тростника, Мосс добавила:
- Смотри, не порежь пальцы, дорогуша.
На следующий день Гед впервые пришел в себя. Мосс, которая была
превосходной, хотя и неряшливой сиделкой, удалось скормить ему несколько
ложек мясного бульона.
- Исхудал до крайности, - сказала она, - а лихорадка высосала из него
всю воду. Откуда бы он не явился, ему там нечасто удавалось нормально
поесть и попить.
Окинув его оценивающим взглядом, она добавила:
- Мне кажется, он не выживет. Человек в таком состоянии не в силах
даже пить, хотя вода - спасение для него. Я видела, как высокие, сильные
мужчины сгорали, словно свечки, всего за несколько дней превращаясь в
бледные тени самих себя.
Но, благодаря своему бесконечному терпению, Мосс все же заставила его
проглотить несколько ложек своего мясного бульона, сдобренного целебными
травами.
- Теперь поглядим, что из этого выйдет, - сказала она. - Боюсь, что
дело зашло слишком далеко. Он угасает.
В ее голосе сквозило нескрываемое удовлетворение. Жалости она не
испытывала. Этот мужчина не значил для нее ничего, а его смерть -
какое-никакое, а все же событие. Раз ей не позволили похоронить Огиона,
так хоть этого мага она, быть может, предаст земле.
Когда на следующий день Тенар перевязывала Геда, он вдруг пришел в
себя. Во время долгого полета на спине Калессина он так крепко сжимал
стальные чешуи, что содрал всю кожу с ладоней и до кости изрезал пальцы.
Даже во время сна Гед не ослабил хватки, словно по-прежнему держался за
воображаемого дракона. Тенар пришлось силой разжать ему пальцы, дабы
промыть и смазать его раны. Когда она разжала его пальцы, Гед закричал и
начал хватать воздух руками, словно ему почудилось, будто он падает, а
потом открыл глаза. Тенар тихо позвала его. Он посмотрел на нее.
- Тенар, - прошептал он без тени радости в голосе, просто констатируя
факт. Произнесенное вслух Имя доставило ей не меньшее удовольствие, чем
сладкий аромат цветка, ибо после смерти ее мужа, из всех мужчин только Гед
знал ее Настоящее Имя.
Тенар наклонилась и поцеловала его в щеку.
- Лежи спокойно, - сказала она. - Дай мне закончить.
Он подчинился и вскоре вновь погрузился в пучину сна. Напряжение
покинуло его, мышцы рук расслабились.
Позже, лежа в постели рядом со спящей Ферру, она вдруг подумала: "А
ведь я никогда его раньше не целовала!" Эта мысль потрясла ее. Сперва она
усомнились и стала перебирать в памяти события давно минувших дней. В
Гробницах?.. Нет. Может, потом, когда они вместе карабкались по горам... В
"Ясноглазке", когда они плыли на Хавнор... Когда он привез ее на Гонт?..
Нет. И Огиона она тоже никогда не целовала, впрочем, как и он ее.
Старый маг любил ее, звал дочкой, но ни разу не приласкал ее. А она,
взращенная как далекая ото всех, неприкасаемая жрица, не искала ласки,
возможно, просто не зная, что это такое. Хотя порою она прижималась на миг
лбом или щекою к ладони Огиона, и тот неуловимым движением проводил рукой
по ее густым волосам.
Но Гед никогда не позволял себе даже такого.
"Неужели я никогда _н_е _д_у_м_а_л_а_ об этом?" - недоверчиво
спрашивала она себя, охваченная каким-то благоговейным ужасом.
Тенар не знала. Когда она попыталась вспомнить, ее с новой силой
охватили страх и угрызения совести, но вскоре они ушли, исчезнув без
следа. Ее губы помнили слегка шершавую, сухую и прокладную кожу его щеки
чуть правее рта, и только это было важным, только это имело смысл.
