исковерканными вагонами на путях, генерал-адъютант решил побывать на
Зубчатой и Саперной батареях, благо сегодня там было совершенно тихо и
безопасно.
Вениаминов встретил генерала далеко впереди позиции и почтительно шел у
генеральского стремени, на ходу докладывая о положении дел. За убылью
артиллерийских офицеров он командовал обеими батареями и переселился в
прекрасно оборудованный блиндаж Страшникова на Зубчатой.
Спешившись, Стессель зычным голосом поздоровался с солдатами, затем даже
рискнул забраться на бруствер и, став во весь рост, внимательно разглядывал
в бинокль сквозь туман японские позиции. Поблагодарив за службу Вениаминова
и солдат, генерал направился уже обратно. В это время где-то далеко чуть
слышно прогремел выстрел и затем послышался свист приближавшегося снаряда.
- Сюда, кажется, - беспокойно проговорил генераладъютант, ускоряя шаги.
Впереди и несколько сбоку вырос фонтан дыма, раздался грохот, запели
осколки. Забыв обо всем, Стессель ринулся к спасительным блиндажам,
придерживая рукой шашку, и в этот момент небольшой осколок ударил его в
правый висок. Генерал охнул и со всего размаху повалился на землю. Его
фуражка отлетела далеко в сторону. Свита бросилась его поднимать. Несколько
капель крови алели на седеющих волосах генерала.
- Генерал-адъютант убит или смертельно ранен! - не своим голосом закричал
Вениаминов, падая на колени рядом с лежащим на земле Стесселем. - Скорей
носилки, позвать врачей! - командовал он, прикладывая свой носовой платок к
голове раненого.
Сопровождавшие генерала казаки и солдаты бросились исполнять эти
приказания. Звонарев опустился на землю рядом с Вениаминовым и помогал ему
привести в чувство Стесселя. Генерал был бледен и едва заметно дышал, но
кровавое пятно на платке почти - не увеличивалось.
- Где я, что со мной? - чуть слышно спросил наконец генерал и попытался
приподняться.
- Ради бога, ваше превосходительство, лежите спокойно и не двигайтесь,
иначе у вас выпадут мозги из головы, - трагически проговорил Вениаминов.
"Если только они у него есть", - не смог не улыбнуться про себя Звонарев.
Слова капитана и особенно гон, каким они были произнесены, вновь повергли
Стесселя в беспамятство.
- Пойдите за носилками сами, Сергей Владимирович, - все сильнее нервничал
Вениаминов.
Но к месту происшествия уже со всех сторон бежали санитары с носилками в
руках. Раненого генерал-адъютанта бережно перенесли в ближайший солдатский
блиндаж, и здесь ротный фельдшер сделал первую перевязку. Стессель уже
вполне оправился и теперь только морщился от боли. Вениаминов разослал целую
роту стрелков и артиллеристов на поиски врача. Как на грех, воспользовавшись
затишьем на фронте, все доктора уехали в тыл за медикаментами и перевязочным
материалом. Наконец нашли молодого врача Красного Креста Миротворцева. Он
осмотрел рану и поспешил успокоить генерала:
- Сущие пустяки, царапина, а не рана. Через неделю все заживет.
Все еще бледное лицо Стесселя сразу побагровело.
- Очевидно, вы, доктор, не хирург по специальности.
У меня страшно болит вся правая половина головы и пульсирует в мозгу.
Вероятно, треснули черепные кости и начинается кровоизлияние в мозг, -
сердито проговорил он.
- Да этого быть не может, ваше превосходительство, - простодушно уверял
врач. - Случись это, ваше состояние было бы гораздо тяжелее. С такими ранами
мы возвращаем стрелков в строй.
Последняя фраза окончательно вывела генерала из себя.
- Вы, очевидно, забываете, что я генерал, а не солдат, если позволяете
себе разговаривать подобным тоном. Доложите обо всем егермейстеру Балашову.
Хотя вы и не военный врач, но чинопочитание обязательно и для вас. - И
генерал, не прощаясь, вышел из блиндажа.
- Быть может, прикажете подать экипаж? - почтительно справился
Вениаминов.
- Как-нибудь доберусь и верхом, - ответил Стессель.
С помощью двух ординарцев он водрузился на свою смирнейшую кобылу и шагом
тронулся по дороге Раздавшиеся сзади разрывы шрапнелей сразу же придали
бодрости его превосходительству, который не замедлил перевести свою лошадь
на рысь, а затем в галоп. Постепенно прибавляя аллюр, вся кавалькада вскоре
уже карьером неслась по узким улицам. Встречные повозки и экипажи при виде
бешено мчавшегося генерал-адъютанта с перевязанной головой спешно
сворачивали в сторону, люди мгновенно цепенели, отдавая честь или снимая
фуражки перед грозным начальством. Проскакав добрых пять верст, Стессель
около своего дома перешел в шаг.
Как ни быстро мчался генерал, но все же телефонограмма о его тяжелом
ранении уже дошла до штаба. Немедленно же Рейс кинулся с нею к Вере
Алексеевне. В доме поднялась невообразимая суматоха. Забыв обо всем,
генеральша в одном капоте, с непокрытой головой выбежала навстречу своему
супругу и тут же на улице, заключив его в свои объятия, истерически
разрыдалась. Девочки-воспитанницы бросились на колени перед своим
благодетелем и наперебой целовали ему руки. Рейс, Водяга, Гаптимуров и еще с
полдюжины штабных офицеров кинулись поддерживать под руки свое начальство.
Успокаивая взволнованную жену, генерал-адъютант милостиво раскланивался по
сторонам и благодарил окружающих за проявленное сочувствие.
Звонарева все наперебой расспрашивали, что и как произошло на злосчастной
Зубчатой батарее. Он десять раз повторил несложный рассказ о происшедшем.
Едва Стессель вошел в свой кабинет, как появился Никитин, за ним - Фок,
Церпицкий, Белый. За генералами пришли полковники и все желающие так или
иначе выразить свое сочувствие генералу. Целый сонм врачей во главе с
егермейстером Балашовым и артурским Пироговым - главным хирургом крепости
доктором Гюббенетом, еще раз осмотрели и вновь забинтовали генеральскую
голову.
Более опытный в житейских делах, чем простак Миротворцев, Гюббенет много
и долго распространялся о необходимости соблюдать полный покой, не
волноваться и вообще обратить самое серьезное внимание на здоровье генерала.
При этом условии он обещал полное и скорое исцеление.
- Скажите правду, Борис Викторович, - умоляла его Вера Алексеевна, - рана
не смертельна?
- Все в руках божьих. Но будем надеяться, что это так, - дипломатично
отвечал главный хирург.
- Я вас запишу в свой поминальный синодик о здравии, Борис Викторович, и
попрошу протоиерея Глаголева вынимать частицу из просфоры за ваше
долголетие.
Гюббенет поблагодарил и почтительно приложился к ручке генеральши.
Стессель счел нужным также особо отметить проявленную при его ранении
распорядительность Звонарева.
- Да, да, конечно, Анатоль. Поведение мосье Звонарева заслуживает
награды, - вторила ему супруга.
- Все это найдет отражение в приказе. Прапорщик, вы имеете уже клюкву? -
спросил генерал-адъютант.
- Никак нет, клюквенного морса у меня не имеется.
Дружный хохот окружающих был ответом на эти слова Звонарева.
- О господи, какой вы все еще штатский человек! - вздохнула Вера
Алексеевна. - Я женщина, и то знаю, что "клюквой" называется красный
анненский темляк на шашке - первая боевая офицерская награда.
- Орден Святой Анны четвертой степени с надписью "За храбрость", -
пояснил Стессель.
- Никак нет, не имею!
- В таком случае властью, данной мне главнокомандующим, я поздравляю вас
кавалером этого ордена, - объявил генерал, протягивая руку прапорщику.
- Мне кажется, я ее совсем не заслужил, - смущенно забормотал Звонарев.
- Не скромничайте, молодой человек, вы давно заслужили, и только не
представлялось подходящего повода для награды. Давайте вашу шашку, я сама
прикреплю к ней новый темляк, - запела Вера Алексеевна.
Начались общие поздравления. Были уже сумерки, когда наконец прапорщик
после обильного обеда был отпущен домой. Около Пушкинской школы его
окликнула Варя.
- Он сегодня умер, - печально сообщила она.
- Кто?
- Сахаров, конечно. Все шло так хорошо, и вдруг ни с того ни с сего
крупозное воспаление легких - и через два дня конец.
- Откуда вы это узнали?
- Я дежурила около него последние сутки. Сделали все, что только было
можно. Главный врач больницы Петр Андреевич Розанов не отходил от него ни на
минуту, и все же спасти Василия Васильевича не удалось, - голос девушки
дрожал от еле сдерживаемых слез.
Звонарев сочувственно вздохнул.
- Пожелаем ему царствия небесного.
- Он все время бредил, говорил что-то о Фоке и бранил Гантимурова,
вспоминал Веру Алексеевну...
- Вы знаете, сегодня на Зубчатой батарее ранен Стессель, - в свою
очередь, поделился новостью Звонарев.
- И серьезно? - довольно безучастно спросила девушка.
- Пустяки, оцарапало ему голову камнем или осколком при взрыве снаряда.
Он-то старается всех убедить, что рана весьма опасна, а окружающие делают
вид, что верят этому. Настоящая комедия! Меня за "безумную" храбрость,
проявленную при оказании первой помощи генералу, наградили "клюквой", -
похвастался прапорщик и подробно рассказал обо всем происшедшем.
- Если все это правда, то за что же вас наградили? А затем - неприлично
разговаривать с дамой, сидя на лошади, потрудитесь сейчас же слезть на
землю! - обрела свой обычный тон Варя. Звонарев повиновался. - Пойдемте к
учительницам в школу. Вы им расскажете о своих чудесных приключениях.
В школе, где они застали Стаха и Борейко, в сотый раз Звонарев рассказал
обо всем самым подробным образом, вплоть до своего неожиданного награждения.
Последнее вызвало общий смех.
- Вы были на Электрическом Утесе, под Цзинджоу, на батарее литеры Б, при
штурме Высокой, наконец, на фортах - и не удостоились даже благодарности, а
тут сразу получили орден! - удивлялась Мария Петровна.
- Покажи-ка свою саблю, Сережа, - попросил Борейко.
Взяв шашку в руки, он с комическим видом понюхал красный темляк и, сорвав
его с эфеса, бросил в горящую печь.
- Чтобы стесселевским духом от тебя не пахло, - пояснил он, возвращая
шашку. - Есть награды, которыми можно и должно гордиться, а есть и такие,
которые унижают, которых нельзя не стыдиться, - добавил он.
Звонок прервал этот разговор.
- Варя, тебя спрашивает какой-то служащий Тифонтая, - сообщила Оля,
открывавшая дверь.
- Проси его сюда, - распорядилась Мария Петровна.
Через минуту в столовую вошел господин Шубин и раскланялся со всеми
присутствующими.
- Я хотел бы переговорить с мадемуазель Белой без свидетелей, -
проговорил он.
Удивленная девушка вышла с ним в соседнюю комнату.
- Наш общий друг и мой начальник Василий Васильевич Сахаров отошел в мир
теней, - начал Шубин. - Незадолго перед своей смерч господин Сахаров через
вас же передал мне записку, которую вы так хотели прочитать. Теперь я могу
удовлетворить ваше любопытство. Василий Васильевич сделал завещание в вашу
пользу. Он оставил вам всю обстановку своей квартиры. Он приказал мне
передать вам, что это его свадебный подарок. Вам надо подать заявление в
местный суд о вводе во владение. Я его уже заготовил, подпишитесь внизу, и я
завтра с утра начну хлопотать об этом, - протянул бумагу Шубин.
- Но я не собираюсь выходить замуж, а поэтому, господин Шубин, не считаю
возможным и вступать во владение завещанным имуществом, - отказалась Варя.
- Этим вы оскорбите тень нашего друга. Быть может, вы примете хоть
небольшой слиток червонного золота на обручальные кольца? Когда в них
встретится надобность, вы его используете.
Варя решительно отказалась. Вернувшись в столовую, она рассказала о
завещании Сахарова и о своем отказе от наследства.
