детском балете.
Я подхватил. Я описывал пируэты вокруг девушки - вначале
нескладно, но мало-помалу все-таки освоил ее замысловатый танец.
Я заметил, как глаза ее широко раскрылись от удивления. Затем она
подстроила свой ритм к моему, и, то сплетаясь, то разъединяясь, мы
совместными усилиями творили венок нашего танца. Наконец, утомленные,
мы прижались друг к другу, укрытые от посторонних взоров, на самом дне,
под мостом из искусственного коралла. Ее прохладное тело покоилось в
моих объятиях; глаза ее за двухслойными стеклами - далекие, как другой
мир! - были дружелюбны и ласковы.
Затем настал момент, когда мы - незнакомые друг с другом и все же
составлявшие теперь как бы одну плоть - ощутили, как наши души
разговаривают одна с другой сквозь эту бездну материи. Наше объятие
оставалось несовершенным, ущербным - мы не могли целоваться, не могли
разговаривать, но руки ее доверчиво лежали у меня на плечах, и взгляд
мой тонул в ее глазах, полных неги и покоя.
Сердце мое трепетало от одной мысли, что это должно когда-то
кончиться. Она указала рукой вверх и выскользнула из моих объятий. Я
последовал за ней. После недавнего приступа моего недуга я чувствовал
приятную усталость и едва ли не удовлетворение. Я думал... Трудно
сказать, что я тогда думал.
Мы вскарабкались на бортик бассейна. Она повернулась ко мне,
снимая маску - и улыбка замерла, а затем растаяла у нее на лице.
Сморщив нос, она уставилась на меня с ужасом и отвращением.
- Пий! - воскликнула она и отшатнулась.
Не в силах отвести от нее глаз, я увидел, как она упала в объятия
светловолосого мужчины, и услышал ее срывающийся, истерический голос.
- Ты что, забыла? - пробурчал мужчина. Он обернулся. - Хел, есть
там в клубе копия?
В ответ послышалось бормотание, а несколько мгновений спустя
показался молодой человек с тонкой брошюркой коричневого цвета в руках.
Я знал, что это за книжка. Я даже мог бы сказать, какую страницу
открыл светловолосый; какие фразы читала девушка, пока я наблюдал за
ними.
Я ждал. Сам не знаю почему.
Я услышал, как она взвизгнула:
- Подумать только, что я позволила ему коснуться меня!
Светловолосый стал утешать ее, говорил он тихим, вкрадчивым
баритоном, так что я не слышал ни слова. Я видел, как девушка гордо
выпрямилась и бросила на меня косой взгляд... Всего несколько метров
благоухающего, залитого голубым светом воздуха - и целый мир между
нами... А затем смяла брошюру в комок, отшвырнула и резко повернулась
ко мне спиной.
Брошюра приземлилась почти у моих ног. Я расправил ее и прочел на
той самой странице, о которой думал:
["...седация до пятнадцати лет, когда по соображениям пола это
перестало быть целесообразным. Пока консультанты и медицинский персонал
колебались, он в приступе бешенства убил девушку из своей группы".]
И ниже:
"Окончательное решение включало в себя три пункта:
1. Мера наказания. Представляет собой санкцию, единственно
возможную в нашем гуманном, терпимом обществе. Изоляция: не
разговаривать с ним, не прикасаться к нему добровольно, а также не
признавать его существования.
2. Меры предосторожности. Благодаря некоторой предрасположенности
к эпилепсии, был применен один из вариантов так называемой аналоговой
техники Куско для предотвращения любого возможного акта насилия с
помощью эпилептического припадка.
3. Предупреждение. Тщательное изменение химического состава его
тела повлекло за собой то, что выдыхаемый им воздух и выделяемые им
отходы испускают чрезвычайно едкий и неприятный запах. Из соображений
милосердия сам он был изменен так, что запах этот почувствовать не
способен.
К счастью, комбинация генетических факторов и влияния окружающей
среды, приведшая к образованию данного атавизма, полностью исследована
и объяснена, так что в дальнейшем подобное..."]
Дальше слова перестали что-либо значить, как всегда случалось в
этом месте. Дальше я ничего не хотел читать - все равно чепуха. Я был
властителем мира.
Я встал и пошел прочь - в ночную тьму, даже не замечая кретинов,
толпившихся в комнатах, через которые я проходил.
Через два квартала начиналась торговая зона. Я нашел вход в
магазин и вошел туда. Я не обращал внимания на то, что выставлено в
витринах, - там серяк, тряпки для нищих оборванцев. Я прошел мимо этих
витрин к специальному отделу и обнаружил там достойный костюм, который
смог бы носить: серебряный с голубым и строгая черная окантовка по
краям. Любой кретин сказал бы, что это "очень мило". Я нажал кнопку
рядом с костюмом. Шкаф-автомат поднял на меня тупой стеклянный глаз и
проквакал:
- Вашу расчетную книжку, пожалуйста.
Я вполне мог бы предоставить ему расчетную книжку, если бы
позаботился выйти на улицу и отобрать ее у первого встречного; но на
такое у меня не хватило бы терпения. Вместо этого я вытащил из
расположенного рядом бара одноногий столик, поднял его над головой и
швырнул в дверцу шкафа. Раздался грохот, и на железке напротив запора
образовалась вмятина. Я еще раз швырнул столик, целя в то же место,
после чего дверца настежь распахнулась. Я набрал целую охапку одежды -
все, что было нужно.
Там же я принял ванну и переоделся, а затем забрался в большой
многоторг чуть дальше по авеню. Супермаркеты почти ничем не отличаются
друг от друга. Я сразу отправился в отдел ножей и подобрал там три
штуки разных размеров - самый маленький размером с ноготь. Теперь я мог
рассчитывать только на удачу. Я, как и в прошлый раз, попытал счастья в
мебельном отделе, где мне время от времени везло; но в этом году была
мода на все металлическое. Мне же требовалось крепкое дерево.
Я знал, где имеется хорошая заначка вишневой древесины - в
просторных блоках заброшенного торгового склада на севере, в местечке
под названием Кутеней. Я мог бы захватить запас на несколько лет - но
зачем, когда весь мир и так принадлежал мне?
Наконец в отделе товаров для мастерских я обнаружил кое-какие
древности: столы и скамейки, все с деревянными крышками. Пока эти
придурки толпились в дальнем углу магазина, притворяясь, что не
замечают меня, я отпилил хороший кус от самой маленькой скамейки и
сделал для него основание из другой.
Раз уж я туда забрался, лучшего места для работы искать вряд ли
стоило, а есть и спать я мог наверху.
Я знал, что мне надо. Это должна была быть фигурка человека,
сидящего со скрещенными ногами, откинутой назад головой и закрытыми
глазами.
Вся работа заняла три дня. Получился не человек и не дерево - я
создал нечто новое, чего до сих пор просто не существовало.
Красота. Было такое старинное слово.
Одна из рук фигуры как бы расслабленно свисала, а другая была
сжата в кулак. Я взял самый маленький нож, тот, что использовал для
шлифовки. Просверлив отверстие в деревянной руке фигурки - как раз
между большим и указательным пальцами сжатого кулака, я воткнул туда
нож; в маленькой руке он казался мечом.
Я зацементировал нож намертво. Затем выбрал клинок поострее и,
надрезав большой палец, смазал кровью лезвие маленького ножа.
Остаток дня я провел в поисках и в конце концов нашел подходящее
место - нишу в разломе скалы на маленьком треугольном клочке земли,
почти нетронутом, у развилки двух дорог. Разумеется, в таком обществе,
как наше, ничто не могло оставаться неизменным, когда каждый меняет
свое жилище раз в пять лет или даже чаще, следуя веяниям моды.
Послание у меня уже было готово, из напечатанных еще в прошлом
году. Бумага обработана специальным составом, чтобы ни дождь, ни солнце
не нанесли ущерба тексту. У дальней стены в нише я припрятал маленькую
фотокапсулу и провел контрольный провод в скобе у основания фигурки. Я
водрузил фигурку на листок с посланием и в двух местах слегка смазал ее
цементом. Делал я это не в первый раз и поэтому точно знал, сколько
потребуется цемента, чтобы фигурка сдвинулась с места только тогда,
когда кто-нибудь действительно захочет ее сдвинуть.
Затем я отошел немного, чтобы оценить свою работу, - и сила ее и
трогательность заставили меня затаить дыхание; слезы выступили у меня
на глазах.
Свет прерывисто мерцал на замазанном темными пятнами лезвии,
торчавшем из деревянной руки. Фигурка одиноко сидела в своей нише,
будто в склепе. Глаза ее были закрыты, а голова запрокинута, лицо
обращено вверх, к солнцу.
Но над головой у нее - только камень. И не было для нее солнца.
Сгорбившись на голой холодной земле под перечным деревом, я
смотрел через дорогу на затененную нишу, где сидела моя фигурка.
Здесь все было закончено. Меня больше ничто не держало - но уйти
я не мог.
Время от времени мимо проходили люди - не слишком часто. Община,
казалось, наполовину опустела, будто большинство населения отправилось
на какую-нибудь бурную вечеринку или митинг или посмотреть, как роют
новый дом взамен того, что я уничтожил... Лицо мне освежал легкий
ветерок, притаившийся в листве.
По другую сторону впадины находилась терраса, и на ней с полчаса
назад промелькнула голова мальчика в красной шапочке.
Поэтому я и задержался. Ведь мальчик вполне мог бы спуститься с
террасы на дорогу и, проходя мимо маленького полудикого треугольника,
заметить мою фигурку. К тому же он мог бы остановиться и подойти
поближе, а подойдя ближе - поднять деревянного человечка и прочесть,
что написано в лежащем под ним послании.
Я верил, что когда-нибудь это должно случиться. Изнывая от
нетерпения, я жаждал этого момента.
Мои резные фигурки были разбросаны по всему миру - куда я только
не забредал. Одна, грязно-черная, вырезанная из эбенового дерева,
находилась в Конго-Сити; другая, из кости, на Кипре; еще одна, из
раковины, в Нью-Бомбее; еще одна, из нефрита, в Щанхае.
Мои фигурки - словно семафоры в мире, не способном различать
цвета. И только тот, кого я искал, поднимет одну из них и прочтет
послание, которое сам я знал наизусть.
ТЕБЕ, ВИДЯЩЕМУ, говорилось там вначале, Я ПРЕДЛАГАЮ ЦЕЛЫЙ МИР:
Вверху, на террасе, снова мелькнуло красное пятно. Я застыл.
Минутой позже оно появилось снова, в другом месте, - мальчик в
остроконечной шапочке, напоминавшей голову дятла, спускался по склону.
Я затаил дыхание.
Он приближался ко мне. На фоне трепещущей листвы карандашики
солнечного света разрисовали его в пестрые, меняющиеся цвета. Смуглое
лицо мальчугана казалось необычно серьезным. Оттопыренные уши
моментально загорались розовым, как только он поворачивался к солнцу
спиной.
Наконец мальчик достиг развилки и выбрал дорогу, которая вела в
мою сторону. Когда он подошел ближе, я совсем съежился. "Пусть он
увидит фигурку, пусть он не заметит меня", - неистово проносилось в
моей голове.
Пальцы мои тем временем судорожно сжимали камень.
Он подходил все ближе; руки в карманах, взгляд уткнулся под ноги.
Когда мальчик оказался почти напротив меня, я бросил камень.
Он прошуршал сквозь листву и упал рядом с нишей в скале Мальчик
повернул голову, затем остановился, присматриваясь. Думаю, он заметил
фигурку. Уверен, что заметил.
Мальчик сделал шаг в сторону ниши.
- Риша! - донеслось с террасы.
И он поднял глаза.
- Я здесь, - пропищал он в ответ.
Я увидел голову женщины - такую маленькую, высоко на террасе. Она
что-то кричала, но слов нельзя было разобрать. Скрипя зубами от ярости,
я уже готов был вскочить.
