настроение. Выйдя из машины, я подошел к нему вплотную.
- Стоянка или хранение? - автоматически спросил он, оглядываясь
по сторонам. И тут он понял, кто я такой, и моментально спрятал глаза.
- Ни то, ни другое, - ответил я.
Как раз за его спиной маячил открытый проем ремонтного гаража. Я
прихватил с полки паяльную лампу и вернулся к машине. Затем
раскочегарил горелку и поставил ее как раз напротив колеса. Резина
завоняла и зашипела, стекая на мостовую. Смотритель безмолвствовал.
Там я его и оставил, насладившись напоследок зрелищем черной
вонючей лужи на вылизанном до блеска бетоне.
Машина тоже была ничего себе, впрочем, я в любое время мог
раздобыть себе другую. И захотелось мне прогуляться. И пошел я по
извилистой дороге, заснувшей под предзакатным солнцем, по роскошной
дороге, изрезанной тенями и овеянной благоухающей прохладой, под сенью
листвы. А вокруг - никого. И жилья - никакого. Все укрыто дерном и
кустарником. Это мне и нужно было. Я явился сюда вовсе не для того,
чтобы полюбоваться жизнью и бытом местных кретинов.
Я наугад свернул и пересек холмистую лужайку, миновал вторую
живую изгородь - боярышник в цвету - и вышел к большому теннисному
корту.
Разделенные натянутой сеткой, там играли две пары - в охотку, не
особенно потея, - все четверо молодые, примерно вдвое моложе меня.
Среди них - одна девушка, блондинка. Славно играли они, весело убивая
время.
Я понаблюдал с минутку. Но вскорости ближайшая парочка почуяла,
что я рядом. Я выступил на корт, как раз когда блондинка собралась
подавать. Застыв на цыпочках по ту сторону сетки, она бросила на меня
ледяной взгляд. Остальные тоже замерли.
- Все, - сказал я. - Собираем пешки.
Потом я смотрел им вслед, особенное внимание уделяя блондинке.
Двигалась она не спеша, зажав ракетку под мышкой, - несколько
вперевалку, но достаточно грациозно. Затем легкое оцепенение прошло,
блондинка прибавила шагу и поспешила с корта вслед за тремя остальными.
Я шел сзади, выслеживая их по голосам, доносившимся из-за
поворота тропы, что исчезала в сиреневых кущах, - я шел, вдыхая сладкий
аромат, пока не дошел до того, что резало мне глаза далеким солнечным
зайчиком. Площадка с солнечными часами и купальня для птиц, а вокруг на
траве разостланы полотенца. Первую пару - тех, что с волосами потемнее,
- я по-прежнему различал впереди на тропинке. Вторая пара исчезла.
Рычаг в траве я отыскал без труда. Механизм сработал, и
продолговатый кусок дерна поднялся. Там оказалась лесенка, а не
эскалатор, но мне было без разницы. Я сбежал вниз по ступенькам, зашел
в первую попавшуюся дверь и оказался в овальной комнате отдыха на
верхнем этаже. Мебель шикарная, самая что ни на есть буржуйская -
расползшаяся, безобразная, на полу ворсистый ковер, а в воздухе аромат
свежих цветов.
Блондинка сидела в ближнем углу комнаты спиной ко мне,
рассматривая клавиатуру повара-автомата. Она уже почти избавилась от
своего теннисного костюма. Стянув все остальное, она выступила из
упавшей одежды, а затем обернулась и увидела меня.
Она снова удивилась - видно, у нее и в мыслях не было, что я
смогу ее выследить.
Прежде чем ей пришло в голову двинуться с места, я уже подобрался
ближе; а потом было слишком поздно: блондинка поняла, что ей от меня
никуда не деться; закрыв глаза, она прижалась к стене, слегка
побледнев. Губы ее напряглись, а золотые брови нахмурились.
Я оглядел ее с головы до ног и отпустил пару-другую сомнительных
комплиментов. Она задрожала, но не ответила. Поддавшись порыву, я
наклонился и набрал на клавиатуре автоповара "горячий сырный соус". Я
отключил предохранительное устройство и повернул указатель количества
на максимум. Заодно я набрал "миску" и "чашу для пунша".
Дымящийся паром соус начал булькать в миске примерно через
минуту. Я принял у автоповара две штуки и окатил стену слева и справа
от блондинки. Затем прибыли чаши для пунша, и работа пошла быстрее. Я
заляпал этим вонючим соусом весь ковер; я пустил ручьи по всем стенам,
загадил всю мебель, - в общем, натараканил везде, куда только смог
дотянуться. Когда соус остынет, он станет твердым и липким - черта с
два его потом отдерешь.
Очень хотелось размазать горячее варево по ее телу, но ей будет
больно, а этого нам нельзя. Чаши для пунша с горячим соусом все еще
выскакивали из автоповара, скапливаясь на конвейере. Я грохнул кулаком
по кнопке "отмена", а потом заказал "сотерн" (сладкий, калифорнийский).
Он вышел хорошо охлажденный, в откупоренных бутылках. Я взял
первую и уже занес было руку, чтобы плеснуть ей в грудь хорошую струю
напитка, когда раздался голос за спиной:
- Осторожно, вино холодное.
Рука у меня дернулась, и жалкая струйка вина плеснула блондинке
на бедра. Она уже успела открыть глаза и теперь только подпрыгнула.
Обезумев от ярости, я резко развернулся. Мужчина стоял совсем
рядом. Загорелый, широкоплечий, с тонкими чертами лица и живыми
голубыми глазами. Если бы не он, моя уловка наверняка бы сработала -
блондинка вполне могла принять холодный "сотерн" за обжигающий соус.
Представляю себе этот вопль. О, как мне хотелось услышать его!
Я направился к парню, но поскользнулся на залитом соусом ковре и
подвернул ногу. Встав, я почувствовал, что меня уже ничто не сдержит.
- Ах ты, гнида! - Повернувшись, я схватил одну из чаш с горячим
соусом и занес ее над головой, ошпарив руки... И тут мой недуг вновь
овладел мной - это проклятое жужжание в голове, все громче и громче,
так, что ничего уже не слышно и не видно.
Когда я очнулся, их уже не было. Еле-еле, словно реанимированная
крыса, дополз до ближайшего кресла. Весь измазанный остывающим соусом,
точно блевотиной Мне хотелось умереть. Хотелось провалиться навсегда в
ту темную пушистую дыру, что вечно разверзалась передо мной и никогда
меня не принимала; но в конце концов я заставил себя выбраться из
кресла.
Спускаясь в лифте, я снова чуть не потерял сознание. Ни
блондинки, ни парня не оказалось ни в одной из спален второго этажа.
Убедившись в этом, я опустошил все платяные шкафы и комоды, запихнул
все их барахло в ванну и включил воду.
Я пытался искать на третьем этаже - в комнатах технического
обслуживания и кладовках. Там было пусто. Я врубил котел отопления и
установил термостат на максимальную температуру. Затем отключил все
системы безопасности и аварийную сигнализацию. Не забыл я и про
холодильники, оставил их открытыми, чтобы как следует разморозились и
потекли. Затем я пинком распахнул дверь на лестничную клетку и
отправился на второй этаж.
Здесь я немного задержался, полюбовавшись, как вода ручьями
разливается по полу, а затем напоследок обыскал верхний этаж. Я открыл
катушки с микрофильмами и разбросал их по комнате; я бы еще что-нибудь
отколотил, но сил уже не оставалось. Наконец, поднявшись по лестнице, я
рухнул на газон возле солнечных часов - и темная пушистая дыра
поглотила меня с головой.
А вода тем временем прибывала.
Размороженные продукты вместе с прочей грязью уже выносило в
верхний коридор, к лестничному колодцу. Скоро их подземная халупа
окончательно раскиснет от воды и разлетится вдребезги. Конец идиллии.
Так им и надо.
Правда, эти кретины могут построить еще один дом - строят они
почище бобров. У них все еще наладится. Но не у меня.
Самое раннее мое воспоминание- какая-то женщина, вероятно моя доп-
мать, смотрит на меня с выражением ужаса и отчаяния. И все. Я пытался
вспомнить, что происходило до или после, но не смог. Только черная яма
беспамятства, глубокая, уходящая вниз до самого момента появления на
свет. А дальше - море покоя.
Все, что я могу вспомнить от пяти до пятнадцати лет, - это
безмятежное плавание в мутном море беспамятства. Я был вял и мягок - я
только плыл по течению. Пробуждение перетекало в сон.
Когда мне исполнилось пятнадцать, в игры моих ровесников
вмешалась любовь. Появилась такая мода, разделяться на пары на
несколько месяцев или дольше. "Верность" - так мы это называли.
Родителям такие игры не нравились, но мы сами считали себя вполне
взрослыми людьми, отвечающими за свои поступки.
Все - кроме меня.
Мою первую девушку звали Элен. У нее были светлые волосы -
длинные-предлинные. И еще у нее были темные ресницы и прозрачные
зеленые глаза. Поразительные глаза - они на тебя будто и не смотрели.
Как у слепой.
Несколько раз она бросала на меня странные изумленные взгляды,
выражавшие нечто среднее между испугом и гневом. Один раз - из-за того,
что я слишком крепко обнял ее, в других случаях - вообще непонятно из-
за чего.
В нашей группе пара, распадавшаяся раньше, чем через четыре
недели, вызывала некоторое подозрение.
И вот ровно через четыре недели и один день после того, как мы с
Элен составили пару, она заявила, что порывает со мной.
Раньше я думал, что окажусь к этому готов. Но сразу после ее слов
я почувствовал, как комната поворачивается на полоборота, пока стена не
наткнулась на мою ладонь и не замерла.
Это была комната досуга. Здесь находились мои коллекции. Помню,
под рукой как раз оказался набор ножей из сверхпрочного пластика. Я
машинально взял один из них, скорее всего для того, чтобы напугать ее.
И когда я направился к Элен, меня встретил взгляд, полный
изумления и ненависти. Но вот что было странно: она смотрела не на нож.
Она смотрела прямо мне в лицо.
Потом меня, всего залитого кровью, нашли взрослые и заперли в
какой-то комнате. И когда я впервые в жизни осознал, на что способно
человеческое существо, настала моя очередь испугаться. И страх настиг
меня.
Ведь то, что я сделал с Элен, думал я, смогут сделать и со мной.
Но они не смогли. Они отпустили меня.
И именно тогда я понял, что я властитель этого мира...
Тем временем небо уже налилось фиолетовым светом, а от изгородей
протянулись тени. Я стал спускаться с холма и заметил призрачно-голубое
сияние фотоновых трубок неподалеку от опустевшего рынка. Я по привычке
направился на свет.
Там выстраивалась длинная очередь, и все показывали на входе свои
документики. Я протолкнулся сквозь эту организованную толпу -
ошеломленные лица замаячили по сторонам, человеческая плоть тревожно
вздрагивала и отшатывалась от меня - и в конце концов попал в
раздевалку.
Ремешки, акваланги, маски и ласты - бери что хочешь. Я разделся,
бросая одежду где попало, и облачился в экипировку для подводного
плавания. Я прошагал в сторону бассейна, чудовищный, похожий на
существо из другого мира. У бортика я приладил акваланг, натянул ласты
и рухнул в воду.
Внизу все светилось кристально-голубым, а фигуры пловцов
скользили в этой голубизне, будто бледные бесплотные ангелы. Стайки
мелких рыбешек разлетались на моем пути. Сердце мое колотилось
мучительно и радостно.
Внизу, глубоко внизу я заметил девушку, неторопливо изгибавшуюся
в затейливом подводном танце вокруг бугристой колонны имитированного
коралла. В руках у нее была охотничья острога, но девушка не охотилась
- она просто танцевала у самого дна бассейна.
Я подплыл ближе. Она была молода и изящна. Как только девушка
заметила мои неуклюжие попытки подражать ее танцу, глаза ее под маской
засияли от удовольствия. Она отвесила мне шутливый поклон и медленно
заскользила дальше, делая простые, подчеркнуто простые движения - как в
