ность грузчика, который одинаково легко переносит и вино и бочку. Никог-
да он не бывал совершенно трезв, и его гений, если к нему применимо это
выражение, только в пьяном виде и расцветал. Но Тимон достаточно хорошо
владел собой и знал, до какого градуса, до какого предела ему можно до-
водить брожение в своей бочке coram populo [115], чтобы это не только не
повредило его демагогическим выступлениям, но даже послужило им на
пользу: он извлекал выгоду из своих винных паров подобно тому, кто пос-
тавил на службу нашим прихотям пар водяной. Но время от времени ему нуж-
но было освободить котел от излишнего давления, иначе котел мог лопнуть.
Обычно Тимон устраивал это при закрытых дверях, по возможности за преде-
лами Парижа, в местах укромных и тайных: если и выходили какие-нибудь
неприятности, их улаживали.
По своему еще не забытому, балканскому опыту Аннета представляла се-
бе, что там происходило; к тому же во время отлучек хозяина до редакции
доходило достаточно слухов - правда, трусливых и завистливых, изображав-
ших все в преувеличенном и искаженном виде. Хозяин возвращался мрачный,
отяжелевший, как только что разорвавшаяся туча, которая вновь поднимает-
ся над землей в виде густых испарений. Аннета, враждебная, холодная как
лед, хмурила брови и пыталась изобразить из себя безличную машину, кото-
рая исполняет то, что велит хозяин. Тимон прекрасно знал, что она дума-
ет. Это его забавляло. Он не прочь был вызвать ее на разговор. Но она
держалась начеку. Открыть дверь было бы неблагоразумно. Если бы она и
вошла, то еще неизвестно, как бы она вышла. Но именно это ее и подзадо-
ривало.
В течение нескольких месяцев оба соблюдали молчаливое соглашение, по
которому дверь между ними была наглухо заперта. Он не хотел вводить Ан-
нету с ее обостренным чутьем в эти области своей жизни, свои охотничьи
заказники: она бы его стесняла; он ее щадил... А потом, мало-помалу уве-
рившись в ней, он стал щадить ее меньше. Ему захотелось сделать именно
то, чего он избегал: ткнуть ее носом в это болото и посмотреть, какую
она скорчит гримасу. В сущности, это был все тот же мучительный зуд:
унизить то, что втайне уважаешь и от чего ты сам отказался.
Сперва он стал провоцировать Аннету. Аннета упорно молчала. Он пытал-
ся возбудить ее любопытство, задеть ее самолюбие. Он говорил ей:
- Что боишься? Предпочитаешь не видеть? Ну конечно! Добродетель куда
удобнее... Тут уж не рискуешь соблазниться...
- Чем это соблазниться? И кем? - возражала Аннета презрительно.
- Слишком уж ты самоуверенна. Грош цена такой самоуверенности! Хотел
бы я посмотреть на тебя, когда ты" теряешь голову.
- Бывало и такое. Но, слава богу, я уже вышла из этого возраста. Мне
не хочется возвращаться.
- Но если ты действительно перелезла через забор, почему же тебе не
посмотреть, что делается по ту сторону? Чего ты боишься?
Она бросила на него мрачный взгляд.
- Сами знаете.
- Возможно. Но я хотел бы услышать от тебя.
- Я боюсь почувствовать к вам презрение.
Он засмеялся грубым смехом.
- А я думал, ты давно уже меня презираешь.
- Да, но я боюсь почувствовать презрение до такой степени, что уже не
смогу его вынести.
Она сидела, подперев подбородок кулаками. Она забавляла его... И
все-таки ему захотелось дать ей оплеуху. Он встал и начал шагать по ка-
бинету, чтобы побороть это желание. Он остановился перед Аннетой.
- Так вот, я хочу убедиться, до какой степени...
В следующий раз, когда я поеду кутить, я возьму тебя ее собой.
- Нет, нет, хозяин, не надо! Прошу вас... Такими вещами не шутят!.. Я
сказала не подумав, я обидела вас, простите меня...
Он усмехнулся, и они принялись за работу. Аннета решила, что он за-
был. Но недели две спустя Тимон сказал ей:
- Сегодня ты дома не ночуешь. Поедешь со мной в Ла-Гарен в автомоби-
ле.
Она запротестовала. Он ничего и слышать не хотел.
- Тебя дома никто не ждет. Я приказываю. Ты мне нужна.
- Это дело серьезное, - сказала она. - Подумайте!
Оно может дорого обойтись и вам и мне.
- И мне? - насмешливо произнес он.
- Да, и вам тоже. Я думаю, вы не так глупы, чтобы из-за пустяков по-
терять помощницу, которой вы доверяете.
- Доверяю! Но почему же я должен ее потерять?
И затем, голубушка, если ты себя считаешь незаменимой, то ты ошиба-
ешься.
- Хорошо! Как вам угодно!
Она поджала губы и снова принялась печатать. Она твердо решила после
работы потребовать расчет. И в то же время самолюбие нашептывало ей: "Не
такая уж ты, значит, смелая! Увиливаешь? Силенок не хватает?.." Лучше бы
она не прислушивалась. В каждой женщине сидит бес. Тимон знал этого бе-
са. Тимон ничего не говорил, только глаза его поддразнивали: "Боишься!..
Бедненькая ты моя, чего же ты боишься?.."
И все же она бы не уступила, если бы вечером, когда они кончили рабо-
ту, не явилась молоденькая женщина. Она была очень юна, очень хрупка и
очень хороша собой. По виду совсем еще девочка. Она сильно робела. Анне-
та поняла, что Тимон ее ждал. Она сверкала украшениями, как чудотворная
икона, но казалась неискушенной и явно смущалась красотой и новизной
своего наряда. Тимон сказал Аннете:
- На сегодня будет с нас! Собирайся!
Он вышел на минуту. Аннета встала и надела шляпку.
- Можете ждать меня сколько угодно, я не поеду, - довольно громко
буркнула она.
Она быстро направилась к выходу, но тут маленькая посетительница, на
которую она уже перестала обращать внимание, робко взяла ее за руку и
прошептала:
- Разве вы не поедете?
Аннета взглянула на нее:
- А вам не все равно?
Но та, ничего не объясняя, сжала ей руку:
- Поедемте с нами!
Аннета, все еще хмурая, пристально посмотрела на эту девочку. Неожи-
данно оказанное ей доверие вызвало у Аннеты улыбку, она смягчилась,
присмотрелась к девочке повнимательней и прочитала в ее глазах немую
мольбу. И тут, вся во власти нелепого порыва, какие были ей свойственны,
она мгновенно почувствовала себя наседкой и распустила крылья. Это про-
должалось всего одно мгновение. Но именно в это мгновение вошел Тимон.
Он сразу все понял и шутливо-равнодушным тоном сказал Аннете:
- Будешь ее оберегать.
Аннета еще ничего не успела решить, как уже оказалась на улице, перед
открытой дверцей автомобиля. Эта девочка, которая, не зная ее, довери-
лась ей, взывала о помощи... Аннета села в автомобиль.
Она не запомнила, о чем говорили дорогой. Тимон сидел впереди и все
заслонял своей грузной фигурой. Женщины сидели в глубине. Они не разго-
варивали между собой. Сама того не замечая, девочка судорожно вцепилась
руками в платье Аннеты. Внезапно Тимон вспомнил, что ему надо отправить
телеграмму, и приказал шоферу остановиться у почтовой конторы. Аннета
воспользовалась этой минутой, чтобы вырвать у своей спутницы кое-какие,
хотя бы отрывочные объяснения. Девочка была итальянка, из рабочей семьи,
иммигрировавшей из центральной Италии, из Анконы. В кондитерской ее уви-
дел агент по торговле живым товаром. Он внушил ей, что она может полу-
чить приз на конкурсе красоты, - такие конкурсы часто организуют крупные
торговцы, короли живого товара. Приза она не получила, но ее компенсиро-
вали ангажементом в мюзик-холл, откуда ей захотелось удрать в первый же
вечер, когда ей пришлось впервые выйти на эстраду голой и почувствовать
на себе плотоядные взгляды всего зрительного зала. Но, вместо того чтобы
бежать, она впала в оцепенение, похожее на паралич; ничто не действовало
на нее - ни хохот, ни грубость ее manager'а [116]. Эта смуглянка, кото-
рая стояла, как истукан, на эстраде, свесив голову набок, прижав руки к
бедрам, вызывала у зрителей веселый смех - и только, но взгляд Тимона
остановился на ней. И Тимон выбрал себе жертву. В течение нескольких не-
дель ее уговаривали, дрессировали, наряжали в специальном заведении, ко-
торое называлось мастерской мод, и в условленный день доставили покупа-
телю. Девочке рассказывали о Тимоне с каким-то, особенно таинственным
видом, и это одно приводило ее в трепет. А внешность людоеда ее просто
убила. Конечно, она не могла не знать, на что шла. Да и не следует преу-
величивать ее невинность. Если, предлагая себя в жертву, она не знала в
точности, как именно все произойдет, то, во всяком случае она была к
жертве готова. Лишь бы вырваться из нищеты! Эта новая Ифигения прекрасно
знала, что платить придется. Но ее воображение, воображение крестьяноч-
ки, не подсказывало ей, кому именно придется платить. С испуга (тут же
не рассуждают!) она бросилась под защиту к первой встречной. Это было
нелепо - ведь она совсем не знала Аннету. Но затравленные животные
чутьем улавливают малейшую крупицу жалости... Все это было легче уга-
дать, чем понять: девочка говорила быстро и бессвязно, мешая французские
слова с итальянскими. Аннета отвечала ей на ее родном итальянском языке
и этим окончательно завоевала ее доверие. На нее как бы пахнуло родной
Адриатикой. Она целовала ладони Аннеты:
- Bella buona signorina, mi rimetto nelle sue mani, come nelle
santissime della Madonna!... [117]
Вернулся Тимон.
Спустя три часа, темной ночью, они приехали в замок, стоявший в лесу
и обнесенный оградой, тянувшейся на несколько километров. Название мест-
ности узнать было невозможно. Во Франции и за границей у Тимона было
несколько таких мест, куда он приезжал охотиться и развлекаться. Прибыв-
ших тотчас встретили и окружили молчаливые слуги. Женщин отвели в пред-
назначенные для них отдельные апартаменты, где они смогли привести себя
в порядок, потом за ними пришли и почтительно проводили в гостиную ниж-
него этажа, где был накрыт ужин. За круглым столом разместилось человек
двадцать гостей - мужчин и женщин - разных национальностей. Никто не
знакомил их между собой. Мужчины друг друга знали. А что касается жен-
щин, то ведь не важно, знают ли они присутствующих, и знают ли при-
сутствующие их. Каждый знал свою даму. Аннета припомнила имена трех или
четырех человек со строгими лицами: она встречала их в кабинете Тимона.
Разумеется, они тоже узнали и были немало удивлены, увидев ее здесь. Они
не знали, в каких именно отношениях она с Тимоном, и на всякий случай
были почтительны, хотя и довольно неловки. Аннета принимала знаки внима-
ния как должное, а неловких ставила на место. Она умела придать себе
безразличное, чуть-чуть надменное выражение и делать вид, что не слышит.
А глаза ее между тем не теряли времени даром. Они изучали физиономии и
старались угадать, как сложилась та или иная жизнь. Аннета вспоминала,
что говорил об этих людях Тимон, как он набрасывал их портреты, и мыс-
ленно составляла каталог. Она узнала старика с морщинами на голом чере-
пе. Казалось, он смеется и наблюдает за окружающими не только маленькими
своими глазками с воспаленными веками, но и всеми складками кожи. Худой,
сгорбленный, зябкий, он был похож на мелкого буржуа на покое. Это был
один из королей американской металлургии. А вот другой: буржуа, крупный
буржуа, типичный француз, натянутый, чопорный, с повадками нотариуса или
майора в отставке - владелец металлургического завода, депутат...
Дальше затянутый во фрак, загорелый, широкоплечий малый с обворожи-
тельной улыбкой и стальными глазами. При первом же взгляде эти глаза об-
менялись с глазами Аннеты веселым товарищеским приветствием. Какой он
национальности? Он говорил на всех языках с ирландским акцентом; лицо
открытое, мужественное, приятное... По одному намеку Тимона Аннета узна-
ла в нем пресловутого агента "Интеллидженс сервис", который появлялся на
Востоке то в одном обличье, то в другом и либо создавал там государства,
либо разрушал их... Среди этой почтенной компании не было недостатка и в
других агентах. Иные носили звучные имена: например, один аристократ с
