рызу петли.
- А куда ты пойдешь? - спросил Тимон. - Все опутано сетью. Уйти неку-
да.
- Есть смерть, - возразила Анкета.
- Это тебя устраивает?
- Нет! Она злилась.
Тимон, посмеиваясь над ней, утверждал, что сеть прочна. Прорехи ни
одной. Он имел в виду некоторые моральные принципы, еще сковывавшие ста-
рый политический национализм. Эксплуатируемым народами и тем, кто еще
недостаточно вырос в политическом отношении, новый интернационал, интер-
национал денег, оставлял старых идеалистических проституток. Этот интер-
национал делал дела без разбора, и с друзьями и с врагами. Он спекулиро-
вал на войне и на гибели того или другого народа - и твоего и моего...
Взять хотя бы акционерное общество по изготовлению торпед. В нем объеди-
нились князья войны, магнаты дипломатии, венгры, немцы: Бисмарк, Гойош;
знатные англосаксонские бароны металлургии: Амстронг, Уайтхед; председа-
телем правления состоит французский адмирал, а все оно принадлежит ле-
вантинцу. Несколько кондотьеров от промышленности, несколько гангстеров
из мира финансов; на шее у них болтаются не веревки висельников, как по-
добало бы, а ленты всех почетных орденов старого Запада. Они ведут игру
не без блеска, но они ведут ее без компаса, они смешиваются с английски-
ми и американскими трестами и компаниями держателей, чья тяжелая рука
давит на оба континента. Могущество этих проконсулов, как и хитрость
этих авантюристов, не мешает им быть людьми заурядными. Они не столько
управляют огромными силами, объединенными или противоборствующими,
сколько сами находятся в их власти и во власти действующих механизмов.
Вот почему слепая игра экономических сил становится еще тягостнее. Она
подчинена неумолимой смене приливов и отливов и влечет за собой то вой-
ну, то мир, то обогащение, то разорение.
Тимон удивлял Аннету беспощадной ясностью, с какой он прощупывал
внутренности этих хозяев мира я устанавливал бесплодность их случки с
Деньгами. В нем главным образом говорил игрок, которого переполняло
презрение к бессмысленности самой игры. Когда притязаешь на захват ко-
мандных высот, надо ведь знать, что ты там хочешь делать. А у них ничего
не было в голове, кроме желания командовать, то есть, говоря языком этих
денежных тузов, наживаться. Будем надеяться, что когда-нибудь им вспорют
брюхо! Хотя личные интересы Тимона были связаны с ними и вся его жизнь
делала его врагом Пролетарской Революции, в глубине души он не без
чувства жестокого удовлетворения смотрел, как в СССР широкие сплоченные,
организованные массы объединяются, чтобы броситься на приступ. И он кри-
чал им из глубины лесов: "Так их! Бей их в пузо!" Но это были минутные
порывы ярости. Он не мог! Он был против них! Он не хотел их понять, хотя
и был на это способен. Мало кто из людей его сорта был так способен оце-
нить их по заслугам, как Тимон. Если бы он по рождению принадлежал к их
среде, он мог бы стать у них вожаком. Быть может, такая мысль и забреда-
ла ему в голову. Но жизнь рассудила по-иному, неудача произошла при са-
мом рождении. Не будем больше говорить об этом! Он вел другую игру. А уж
какова бы ни была игра" надо вести ее до конца.
Но вел ли он ее до конца? В этом был весь вопрос. Со свойственной ей
способностью приспособляться Аннета в своих суждениях о Тимоне приняла,
как предпосылку, его точку зрения. Она пока не думала противопоставлять
его взглядам какую-нибудь иную социальную концепцию: даже если допус-
тить, что Тимон разрешил бы ей это, у нее самой еще не было в ту пору
достаточно твердых, достаточно определенных взглядов на мировое хо-
зяйство; ее индивидуализм был наделен широким размахом, но кругозор ее
был ограничен, и ей еще не представлялось случая выйти за его пределы.
Она хорошо знала центр круга - самые глубины "я", и довольно плохо - ок-
ружность. Тимон расширял ее горизонт. И хотя зрелище раскраивалось перед
ней малоутешительное, но ее любопытный, жадный и пылкий ум устремлялся
туда, как ласточка. У нее не было старого мира, который надо было бы за-
щищать. Не было старой колокольни с гнездом. У нее ничего не было, -
только крылья и вольный воздух (и, конечно, птенец: Марк. Но он был од-
ной с ней породы, он поступил бы так же, как ока). Поэтому в данный мо-
мент она только смотрела. А смотреть было на что! Какие столкновения!
Какие игрища зверей! А иные еще жалуются, что времена нынче скучные! Ду-
рачье! Эпоха насыщенная!.. Правда, не очень приятная. То и дело с ко-
го-то сдирают шкуру, и кровь льется, как вода. Но зато как интересно! О
своих болячках некогда думать. Разве что о чужих! Захватывающее зрели-
ще!.. Да, это вам не театральное представление!.. Декорации движутся,
как в "Шествии священного Грааля". Но движутся не одни только декорации.
Мои глаза в движении, в движении мои ноги, все мое "я", весь мир. Я
чувствую, как ветер, поднятый вращением Земли, хлещет мне в лицо. Куда
несется Земля? Куда несемся мы? Не знаю... Но какая стремительность! Как
хорошо жить, когда стоишь на носу корабля!..
Эта женщина сразу, с первого взгляда, и гораздо лучше, чем мужчины,
охватила взором круг, по которому вращалась увлекаемая стихией челове-
ческая масса. И, не пытаясь противостоять стихии, она инстинктивно стре-
милась слиться с нею. Для этого ей надо было слиться с той энергией, ко-
торая находилась тут же, рядом. И, отбросив в сторону всякие суждения о
нравственных или безнравственных свойствах этой энергии, она хотела по-
мочь ей превратиться в действие. Эта энергия - Тимон. Так пусть Тимон и
будет Тимоном весь целиком!
Но он им не был... Аннета скоро это заметила. И первая, кого это
встревожило, была она. Под Тимоном ходила челядь; она была у него на
привязи, но привязанности к нему не питала. А рядом с ним стояли только
соперники, и они больше всего опасались, как бы он не развернулся вовсю.
Да и сам он мало об этом думал, если не считать мимолетных вспышек. Этот
колосс был отравлен ядом власти. Нельзя безнаказанно быть победителем
мира, который до мозга костей изъеден. Если биться с ним сорок лет под-
ряд, поневоле наберешься от него пота, сыпнотифозных вшей. Тимон был ис-
кателем наслаждений, жадным, порывистым; он не знал удержу. Свою похоть,
свои прихоти, свою ненависть ему всегда нужно было утолить немедленно.
Он не хотел и не умел себя сдерживать, как сдерживали себя некоторые
знаменитые авантюристы, с которыми он соперничал или которым подражал:
Базиль, нефтяной король, король спичечный; их необычайное могущество как
бы уравновешивалось разумной умеренностью их домашней жизни, которую они
старались укрыть от постороннего взора. Тимон называл их крысами, ску-
пердяями, протирателями штанов. И действительно, они были скорее нарос-
том на теле буржуазии, ее злокачественной опухолью, но не новыми людьми.
А Тимон, который мог бы быть новым человеком, дал себя остановить на
полпути: он был опутан водорослями по самое брюхо и увязал в зыбком бо-
лоте. И Аннета злилась, потому что она была до странности заинтересована
в его судьбе, хотя, само собой разумеется, не питала к нему ни малейшей
симпатии. Она не могла спокойно смотреть, как без толку пропадает сти-
хийная сила, которая сумела схватить победу, но теперь разжимает кулак и
упускает ее. А Тимон заметил это, и его забавляло, что секретарша больше
интересуется его судьбой, чем он сам. Он был ей благодарен за это. Он
нашел в ее лице публику, которая ценила его, его силу, и это сделалось
для него стимулом, которого ему не хватало. Но все пришло слишком позд-
но!
Да, он знал не хуже, чем она, что он умней своих соперников; он был
дальновидней их, его взгляд был острей, глубже. Он видел их слабости,
тщету их усилий и открывал это Аннете в двух-трех метких словах, осве-
щавших все.
- Ну и что же, хозяин? Он смотрел на ее нервно вздрагивавший рот.
- Говори, говори! Я вижу, ты не робкого десятка.
- Почему бы вам не тряхнуть плечом?
- Чтобы поддержать их?
- Чтобы толкнуть их и свалить. И строить самому на их месте.
- Покажи мне участок!
- Вся земля.
- Трясина!
- Да разве вы с вашими руками не способны засыпать ее, осушить боло-
та, если нужно? И если бы даже все стояло в воде, разве не строили бы
люди свои жилища и новую жизнь на сваях?
- А зачем? Плодить головастиков, как болотные жители? Нет, нет, до-
вольно головастиков! Я не хочу увеличивать их число, не хочу увековечить
мою породу. Довольно и одной жизни! Не хочу начинать сначала. Но уж из
моей жизни я выжму все соки.
- А потом?
- А потом - в задницу! Аннета, насупившаяся, сердитая, отвернулась.
- Что? Оскорбил твой слух? - насмешливо спросил Тимон.
- Нет! Просто тошнит.
Она взглянула на него в упор:
- Стоит в самом деле судить других и презирать их за то, что они зах-
ватывают власть в свои руки, не будучи способными воспользоваться ею, и
самому поступать также.
- Но я кое-что вижу, а они лопнут, да так и не увидят!
- Что же именно?
- Их пустоту. И мою. И твою. Всеобщую пустоту.
- Говорите о себе, если вам угодно, - сухо сказала Аннета. - Но не
обо мне.
- Ах, вот оно что! - воскликнул Тимон, явно заинтересованный. - Ты
претендуешь на особое положение?
- Это уж мое дело.
- А мне предоставляешь оставаться в моем положении?
- Вы сами этого хотите. Ну как вам не стыдно? Вам под силу схватиться
со всеми опасностями жизни. А вы позорно спотыкаетесь о Пустоту! Пфф...
(она подумала). Пустота такой же враг, как все остальное. Сверните ей
шею!.. Вы усмехаетесь?.. Вы сдаете ей оружие?.. Вы мне противны.
Тимон, очень довольный, не сводил глаз с раздраженной кошки, которая,
казалось, готова была плюнуть ему в лицо. Он обвел ее взглядом.
- Жаль, - сказал он, - ты уже не в том возрасте, чтобы принять мое
семя! Если не я, то, быть может, оно дало бы тот бой, который тебя так
прельщает.
- Я в вас не нуждаюсь! У меня есть свое семя. И я надеюсь, что оно
доведет борьбу до конца.
- У тебя есть малыш. Верно! Приведи его ко мне.
- Нет!
Она решительно тряхнула головой.
- Я недостоин? - подтрунивал Тимон.
- Нет! - повторила она.
Тимон прыснул.
- Ты мне нравишься, - сказал он. - Ты не из боязливых. Мне бы такую
жену! Нет уж, поздно! Ты пропустила поезд.
- Я еду по другой дороге, - сказала Анкета.
- В таком случае едем вместе! Вот увидишь: я еще повоюю! Пусть ус-
кользает Пустота, безыменная трусиха! Я буду бить ее мерзких детищ!
Настало время тяжелой работы: рылись сапы, подкладывались мины, соо-
ружались валы, - все ждало, когда горнист сыграет атаку, приступ... Ти-
мон, все-таки задетый речами своей секретарши, снова вышел на арену и
храбро дрался со своими сильными соперниками... А при чем тут Аннета?
Она сама задавала себе этот вопрос в те редкие минуты, когда хозяин
давал ей передохнуть. Но в эти минуты она чувствовала такую усталость,
ей надо было отоспаться за столько бессонных ночей! К черту размышления!
Дайте мне поспать! Завтра поговорим...
Но другой, тот, кем она так гордилась перед Тимоном, Марк, не хотел
ждать до завтра. Он не давал ей спать. То, что его мать стала доверенным
лицом, секретаршей Тимона, акулы Тимона, бандита Тимона, ошеломляло его,
вызывало у него приступы бешенства. Он узнал об этом недавно - он жил
отдельно от Аннеты и дулся на нее. Об ее отношениях с Тимоном он услыхал
ее в кругу нищих, где ему приходилось гоняться за куском хлеба. Он узнал
об этом в исключительно трагическую минуту.
Покончил с собой печатник Массой, его товарищ.
Беднягу подтачивали сифилис и отравление удушливыми газами - два нес-
частья, которые он привез с войны. Его перегоревший организм был не в
силах выдержать бешеный напор внутренней жизни. Разочарования и озлобле-
ние подливали масла в огонь. Он харкал кровью, надрываясь до хрипоты на
