добытые ненавистью и местью! Здесь гибли, страдали, рыдали, вопили и,
богохульствовали двадцать поколений людей, в большинстве своем невинных,
порой даже герои. Но все они были мучениками или жертвами: пленники вой-
ны, взбунтовавшиеся, чрезмерно угнетенные налогами вассалы, религиозные
реформаторы, благородные еретики, люди обездоленные, побежденные, фана-
тики, святые, а иногда и злодеи, привыкшие к жестокостям войн, к
убийствам, грабежам и, в свою очередь, приговоренные к страшным наказа-
ниям. Таковы были катакомбы феодализма, военного или религиозного деспо-
тизма, жилища, которые построили могущественные люди руками невольников,
чтобы заглушить крики своих побежденных закованных братьев и скрыть их
трупы. Сюда не проникает свежий воздух или дневной свет, здесь нет кам-
ня, чтобы склонить на него голову, нет ничего, кроме вделанных в стену
железных колец, куда можно пропустить кончик цепи узника и помешать ему
выбрать себе место для отдыха на сырой, холодной земле. Воздух, свет и
пища появляются здесь лишь тогда, когда стражникам, находящимся в верх-
ней зале, вздумается приоткрыть на мгновение подвал и швырнуть кусок
хлеба сотням несчастных, брошенных друг на друга после сражения, ранен-
ных или убитых. И страшнее всего, что иной раз тот, кто выжил последним
и кто угасает тут в отчаянии и муке среди гниющих трупов своих сотовари-
щей, бывает сожран теми же червями еще до того, как окончательно умрет,
до того, как сознание жизни и чувство отвращения окончательно погаснут в
его мозгу.
Таков, о неофит, источник человеческого величия, на которое, быть мо-
жет, ты некогда взирал с восхищением и завистью в мире власть имущих.
Голые черепа, сломанные, иссохшие человеческие кости, слезы, пятна крови
- вот что означают эмблемы на твоих гербах, если отцы твои оставили тебе
в наследство бесчестие знатности, вот что следовало бы изображать на щи-
тах принцев, которым ты служил или мечтаешь служить, если вышел из прос-
тонародья. Да, такова основа дворянских титулов, таков источник нас-
ледственных богатств и почестей в этом мире; так возникло и до сих пор
сохранилось сословие, которого другие сословия боятся, которому льстят и
перед которым заискивают до сего дня. Вот, вот что придумали люди, чтобы
возвыситься - от отца к сыну - над другими людьми!"
Обойдя темницу три раза, чтобы прочитать всю надпись, Консуэло, охва-
ченная скорбью и ужасом, поставила лампаду на землю и присела отдохнуть.
Глубокая тишина царила в этом зловещем месте, и множество чудовищных
мыслей невольно пробуждалось здесь. Пылкое воображение Консуэло тотчас
населило его мрачными видениями. Ей чудилось, что бледные призраки, пок-
рытые отвратительными язвами, бродят вдоль стен или ползают по земле у
ее ног. Ей слышались их жалобные стоны, предсмертный хрип, слабые вздо-
хи, скрежет цепей. Перед ее мысленным взором вставала жизнь средних ве-
ков, та жизнь, какой она, очевидно, была тогда, во времена религиозных
войн. Ей казалось, что наверху, над головой, она слышит в сторожевой за-
ле тяжелые и зловещие шаги подкованных железом сапог, бряцание пик на
каменном полу, грубые раскаты смеха, пьяные песни, угрозы и ругань
стражников, когда стоны жертв доходили до их слуха и нарушали чудовищный
сон - ибо они спали, эти тюремщики, они могли, они должны были спать над
этой тюрьмой, над зловонной ямой, откуда исходил смрад могилы и доноси-
лось рычание ада. Бледная, с остановившимся взглядом, со вставшими дыбом
волосами, Консуэло уже ничего больше не видела и не слышала от безумного
страха. Когда она очнулась и вспомнила о себе, то поднялась с пола, что-
бы хоть немного согреться, и заметила, что во время ее мучительного за-
бытья одна из каменных плит пола была вынута и сброшена вниз; перед ней
был открыт новый путь. Приблизившись к отверстию, она увидела узкую кру-
тую лестницу, по которой с трудом спустилась и которая привела ее в но-
вое подземелье, более узкое и низкое, нежели первое. Ступив на пол, ока-
завшийся под ногой мягким и словно бы бархатистым, Консуэло опустила
свою лампаду, чтобы посмотреть, не увязнет ли она в иле, но увидела лишь
серую пыль, более мелкую, чем мельчайший песок, и в этой пыли вместо ка-
мешков валялись то сломанные ребра, то головки бедренной кости, то ос-
колки черепа, то челюсти, еще украшенные белыми, крепкими зубами - приз-
нак молодости и силы тех, кто был внезапно уничтожен насильственной
смертью. Некоторые скелеты, сохранившиеся почти целиком, были извлечены
из этой пыли и прислонены к стенам. Один из них, уцелевший полностью,
стоял во весь рост, с веревкой, обхватывавшей туловище поперек, словно
он был осужден погибнуть здесь, не имея возможности лечь. Тело его не
согнулось, не наклонилось вперед, не распалось на части, но, напротив,
застыло, одеревенело и откинулось назад в позе, исполненной великолепной
гордости и неумолимого презрения. Сухожилия его остова и членов окосте-
нели. Запрокинутая голова, казалось, смотрела на своды потолка, и зубы,
стиснутые последним сокращением челюстей, как бы обнажились в приступе
страшного смеха или же в порыве высокого фанатизма. Сверху крупными
красными буквами была написана на стене его история. То была неизвестная
жертва религиозного преследования, последний из мучеников, умерщвленных
в этом месте. У ног его стоял коленопреклоненный скелет; голова скелета,
отделенная от туловища, валялась поодаль, но застывшие руки все еще об-
нимали колена мученика: то была его жена. В надписи имели место и такие
подробности:
"N*** погиб здесь вместе с женой, тремя братьями и двумя детьми из-за
того, что не согласился отречься от веры Лютера и даже под пытками про-
должал упорно отрицать непогрешимость папы. Он умер стоя и высох, так
сказать, окаменел, не имея возможности взглянуть на свою семью, агонизи-
ровавшую на прахе его друзей и наставников".
Напротив этой надписи была следующая:
"Неофит, слой рыхлой земли, которую попирают твои стопы, равен двад-
цати футам толщины. Это не песок, не глина, это человеческий прах. Здесь
было костехранилище замка. Сюда бросали тех, кто умер в темнице, распо-
ложенной наверху, когда там уже не хватало места для вновь прибывших.
Это прах двадцати поколений мучеников. Сколь счастливы и сколь немного-
численны знатные люди, насчитывающие среди своих предков двадцать поко-
лений палачей и убийц!"
Эти зловещие останки не так сильно ужаснули Консуэло, как видения,
возникшие в первые минуты в ее собственном мозгу. Смерть таит в себе
нечто слишком торжественное и значительное, чтобы малодушие страха или
религиозные сомнения могли омрачить восторженный пыл и ясность душ
сильных и полных веры. При виде этих реликвий благородная последова-
тельница благочестивых верований Альберта ощутила больше уважения и
сострадания, нежели ужаса и смятения. Она опустилась на колени перед ос-
танками мученика и, почувствовав, что к ней вернулись нравственные силы,
воскликнула, целуя его лишенную телесной оболочки руку:
- Нет, священное зрелище этой славной смерти не может вызвать ни жа-
лости, ни отвращения. Представление о жизни, протекавшей в борьбе с
предсмертной мукой, мысль о том, что происходило в этих отчаявшихся ду-
шах, - вот что наполняет горечью и ужасом сердца живых! Но ты, несчаст-
ный мученик, который умер стоя, подняв взор к небу, ты не вызываешь жа-
лости, ибо ты не дрогнул, и душа твоя улетела ввысь в порыве экстаза,
вызывающего во мне только благоговение.
Консуэло медленно поднялась и почти спокойно поправила свою подвенеч-
ную фату, которая зацепилась за скелет коленопреклоненной женщины, сто-
явший рядом. Узкая и низкая дверь распахнулась перед нею. Она снова взя-
ла лампаду и, стараясь не оборачиваться, вошла в узкий мрачный коридор,
круто спускавшийся вниз. Справа и слева зияли отверстия темниц, поистине
напоминавших гробы. Эти казематы были чересчур низки, чтобы человек мог
в них стоять, и недостаточно длинны, чтобы он мог вытянуться там во весь
рост. Казалось, их вырубили циклопы - так прочно они были выдолблены в
каменной толще стен. Они напоминали клетки каких-то свирепых и опасных
зверей, но Консуэло не могла обмануться на этот счет: она видела арены в
Вероне и знала, что тигры и медведи, предназначавшиеся некогда для цир-
ковых зрелищ и поединков гладиаторов, содержались в тысячу раз лучше. К
тому же на железных дверях она прочла, что эти неприступные темницы при-
берегались для побежденных князей, для мужественных полководцев, для уз-
ников, которых считали наиболее важными и опасными в силу их положения,
ума и энергии. Эти чудовищные меры предосторожности, говорящие о страхе
перед их возможным побегом, показывали, как велики были любовь и уваже-
ние их сторонников. Так вот где затихло рыканье этих львов, некогда пот-
рясавших весь мир своим призывом. Их мощь, их воля разбились об угол
стены, их исполинская грудь иссохла в поисках глотка воздуха возле неп-
риметной косой щели, выдолбленной в двадцатифутовой толще стены, их ор-
линое зрение притупилось, ища слабый луч света в вечном мраке. Здесь за-
живо погребли людей, которых не смели убивать открыто. Прославленные
умы, благороднейшие сердца искупали здесь злодеяния тех, в чьих руках
были сосредоточены сила и право.
Бродя по темным, сырым коридорам, проделанным в скале, Консуэло услы-
шала шум бегущей воды, напомнивший ей грозный подземный поток Ризенбур-
га. Однако ее мысли были слишком поглощены несчастьями и преступлениями
человечества, чтобы долго думать о самой себе. Внезапно ей преградило
путь отверстие колодца, вырытое на уровне земли и освещенное факелом.
Над факелом она прочитала на столбе следующую надпись, не требовавшую
дальнейших пояснений:
"Здесь их топили!"
Нагнувшись, Консуэло заглянула в глубь колодца.
Тот самый ручей, по которому она столь мирно плыла на лодке всего час
назад, низвергался здесь в страшную глубину и крутился, ревя, словно
жаждал схватить и увлечь новую жертву. Красный отблеск смоляного факела
придавал этой зловещей струе цвет крови.
Наконец Консуэло очутилась перед массивной дверью и попыталась отк-
рыть ее, но тщетно. Она спросила себя, уж не разверзнется ли пропасть у
ее ног, не погасит ли внезапный порыв ветра ее лампаду и не поднимут ли
ее в воздух невидимые цепи, как это бывало при посвящениях в глубине
египетских пирамид. Однако значительно больше ее пугало другое: с той
минуты, как она пошла по коридорам, кто-то был здесь, рядом с нею. Она
слышала сзади чьи-то легкие, беззвучные шаги, чей-то плащ шелестел близ
нее, а, когда она обогнула колодезь, свет факела, оказавшегося за ее
спиной, отбросил на поверхность стены, вдоль которой она шла, не одну, а
две колеблющиеся тени. Кто же был этот опасный спутник, взглянуть на ко-
торого она могла, лишь рискуя потерять плоды всех своих усилий и никогда
не переступить порога храма? Был ли это страшный призрак, чье безобразие
могло парализовать ее мужество и поколебать рассудок? Она больше не ви-
дела его тени, но ей казалось, что чье-то дыхание слышится совсем близ-
ко. А эта роковая дверь все еще не открывалась! Две или три минуты, про-
веденные в томительном ожидании, показались ей целой вечностью. Безмолв-
ный сообщник внушал неодолимый страх. Она боялась, что, желая ее испы-
тать, он может заговорить, может хитростью заставить ее взглянуть на не-
го. Сердце ее учащенно билось. И вдруг она увидела над дверью надпись:
"Здесь ждет тебя последнее испытание, самое жестокое из всех. Если
мужество твое истощилось, стукни два раза в левую створку двери; если
нет, стукни три раза в правую створку. Помни, что слава твоего посвяще-
ния будет соразмерна твоим стараниям".
Консуэло без колебания постучала три раза в правую створку. Она тут
же распахнулась, и Консуэло вошла в просторную залу, освещенную множест-
