ла его стороной. Арчи ненавидел негров, те это знали и боялись его. К
своему пистолету и ножу он добавил еще один пистолет, и слава о нем
распространилась далеко среди черного населения города. Правда, ему еще
ни разу не пришлось вытащить пистолет или хотя бы положить руку на пояс.
Одной молвы было уже достаточно. Ни один негр не осмеливался даже расс-
меяться, если Арчи находился поблизости.
Как-то раз Скарлетт из любопытства спросила его, почему он так нена-
видит негров, и, к своему удивлению, получила ответ, хотя обычно он на
все вопросы отвечал только одно: "Это уж мое дело".
- Все, кто живет в горах, ненавидят их, вот и я ненавижу. Мы их ни-
когда не любили, и у нас никогда не держали рабов. И это ведь из-за ниг-
геров война-то началась. Еще и потому я их ненавижу.
- Но ты же воевал.
- Это уж мужская обязанность. Я вот и янки ненавижу тоже - даже
больше, чем ниггеров. Почти так же, как болтливых баб.
Подобная откровенная грубость вызывала у Скарлетт приступы тихого бе-
шенства, и ей до смерти хотелось избавиться от Арчи. Но как без него
обойтись? Разве сможет она тогда пользоваться такой свободой? Арчи был
грубый, грязный, временами от него дурно пахло, но свое дело он делал.
Он возил ее на лесопилки и с лесопилок, объезжал с ней заказчиков и, по-
ка она вела переговоры и давала указания, сидел, уставясь в пустоту, и
сплевывал жвачку. Если же она слезала с двуколки, он тоже слезал и шел
следом. И не отставал ни на шаг, пока она находилась среди этих голово-
резов-рабочих, среди негров или солдат-янки.
Вскоре Атланта привыкла видеть Скарлетт с ее телохранителем, а при-
выкнув, дамы стали завидовать тому, что она имеет возможность свободно
передвигаться. С тех пор как ку-клукс-клан линчевал того негра, дамы по
сути дела сидели взаперти и если выезжали за покупками, то лишь группа-
ми, не меньше пяти человек. Это выводило их из себя, так как от природы
они были общительны, и потому, спрятав гордость в карман, они стали про-
сить Скарлетт, чтобы она, так сказать, одолжила им Арчи. И Скарлетт,
когда Арчи не был ей нужен, любезно предоставляла его в распоряжение
других дам.
Вскоре Арчи стал неотъемлемой принадлежностью Атланты, и дамы оспари-
вали его друг у друга, когда он бывал свободен. Почти не проходило утра,
чтобы какой-нибудь ребенок или слуга-негр не появился во время завтрака
с запиской, где говорилось: "Если Вам сегодня днем не нужен Арчи, разре-
шите мне им воспользоваться. Я хочу поехать на кладбище, отвезти цветы";
"Мне надо съездить к галантерейщику"; "Мне бы очень хотелось, чтобы Арчи
свозил тетю Нелли проветриться"; "Мне надо съездить в гости на Питерову
улицу, а дедушка плохо себя чувствует и не в состоянии меня сопровож-
дать. Не мог бы Арчи..."
Он возил их всех - девиц, матрон и вдов - и всем выказывал то же бе-
зоговорочное презрение. Ясно было, что он не любит женщин, - исключение
составляла разве что Мелани. Вначале шокированные его грубостью, дамы
постепенно привыкли к нему, а поскольку он все больше молчал - лишь вре-
мя от времени сплевывал табачную жвачку, они относились к нему как к че-
му-то неизбежному, как к лошадям, которыми он правил, и забывали о его
существовании. Так, миссис Мерриуэзер во всех подробностях рассказала
миссис Мид о родах своей племянницы и только под конец спохватилась, что
Арчи сидит на передке.
В другое время ничего подобного даже вообразить себе было бы нельзя.
До войны его бы и в кухню не пустили. Сунули бы кусок хлеба через заднюю
дверь и - шагай дальше. А сейчас все эти дамы были рады его присутствию,
ибо так им было спокойнее. Грубый, неграмотный, грязный, он ограждал их
от ужасов Реконструкции. Он не был им ни другом, ни слугой. Просто наем-
ным телохранителем, оберегавшим женщин, пока мужчины работали днем или
уходили из дома ночью.
Скарлетт начало казаться, что с тех пор как появился Арчи, Фрэнк стал
чаще отсутствовать по вечерам. Он ссылался на то, что надо привести в
порядок бухгалтерию, а в часы, когда лавка открыта, у него столько дел,
что нет времени этим заниматься. А потом были еще какие-то больные
друзья, которых требовалось навестить. А потом была организация демокра-
тов, собиравшаяся каждую среду вечером и обсуждавшая, как вернуть себе
право голоса, - Фрэнк не пропускал ни одного собрания. По мнению Скар-
летт, эта организация занималась лишь тем, что превозносила достоинства
генерала Джона Б. Гордона над всеми другими, за исключением, конечно,
генерала Ли, и заново перевоевывала войну. Во всяком случае, Скарлетт не
заметила, чтобы демократы хоть сколько-нибудь продвинулись в своей
борьбе за право голосовать на выборах. Но Фрэнку, по-видимому, интересно
было ходить на эти собрания, поскольку он задерживался там допоздна.
Эшли тоже посещал больных друзей и тоже ходил на собрания демократов
и отсутствовал дома обычно в те же вечера, что и Фрэнк. Тогда Арчи преп-
ровождал тетю Питти, Скарлетт, Уэйда и крошку Эллу через задний двор к
Мелани, и оба семейства проводили вечер вместе. Дамы шили; Арчи же вытя-
гивался во всю свою длину на диване в гостиной и храпел - седые усы его
подрагивали при каждом всхрапе. Никто не предлагал ему располагаться на
диване - это был самый красивый предмет обстановки, и дамы тяжко вздыха-
ли про себя всякий раз, как он растягивался там, положив сапог на краси-
вую обивку. Но никто из них не смел выговорить ему за это. Особенно пос-
ле того, как он однажды сказал, что, по счастью, умеет быстро засыпать,
а не то он наверняка бы рехнулся, слушая глупое кудахтанье женщин.
Скарлетт иногда задавалась вопросом, откуда явился Арчи и как он жил,
прежде чем поселиться в подвале у Мелани, но она не одолевала его
расспросами. В сумрачном одноглазом лице Арчи было что-то такое, что
удерживало любопытных на расстоянии. Она знала лишь то, что его речь вы-
давала уроженца северных гор и что он воевал и потерял ногу, а также
глаз незадолго до конца войны. И только когда она взорвалась, обозлив-
шись на Хью Элсинга, правда о прошлом Арчи вышла наружу.
Однажды утром старик привез ее на лесопилку, где хозяйничал Хью, и
она обнаружила, что лесопилка стоит, негров нет, а Хью с расстроенным
видом сидит под деревом. Команда не явилась, и Хью просто не знал, что
делать. Скарлетт пришла в страшную ярость и без обиняков излила свое
возмущение, ибо она только что получила заказ на большое количество пи-
леного леса - и притом спешный. Ей стоило немалых усилий получить этот
заказ - пришлось применить и кокетство, и деловую сметку, а теперь вот,
пожалуйста, лесопилка стоит.
- Вези меня на другую лесопилку, - велела она Арчи. - Да, я знаю, это
займет у нас много времени и мы останемся без обеда, но ведь я же тебе
за что-то плачу! Придется попросить мистера Уилкса прервать там работу и
выполнить этот заказ. Вполне, конечно, возможно, что его команда тоже не
работает. Чтоб им сгореть! В жизни не видела большего простофили, чем
этот Хью Элсинг! Тотчас от него избавлюсь, как только Джонни Гэллегер
покончит с этими лавками, которые он сейчас строит. Ну и что с того, что
Гэллегер был в армии янки?! Зато он работает. Ленивых ирландцев я еще не
видала. А вольных негров хватит с меня. На них же нельзя положиться. Вот
найму Джонни Гэллегера и подряжу каторжников. Уж он заставит их рабо-
тать. Он...
Арчи обернулся к ней - единственный глаз его злобно сверкал, в хрип-
лом голосе звучала холодная ярость.
- Вы только наймите каторжников - я сразу от вас уйду, - сказал он.
- Силы небесные! Это почему же? - изумилась Скарлетт.
- Я знаю, как подряжают каторжников. Я называю это убийством. Покупа-
ют людей, точно они мулы. А обращаются с ними еще хуже, чем с мулами.
Бьют, голодом морят, убивают. А кому до этого дело? Властям нет дела.
Они получают деньги за каторжников. И людям, которые их нанимают, тоже
нет дела. Хозяевам только бы прокормить рабочих подешевле да выжать из
них побольше. Сущий ад, мэм. Да, никогда я хорошо про женщин не думал, а
теперь еще хуже думать стану.
- Ну, а тебе-то что до этого?
- Есть что, - сухо ответил Арчи и, помолчав, добавил: - Я, почитай,
сорок лет был каторжником.
Скарлетт ахнула и инстинктивно отстранилась от него, глубже уйдя в
подушки сиденья. Так вот он - ответ, вот она - разгадка, вот почему Арчи
не хочет называть свою фамилию, сказать, где он родился, и вообще ничего
не хочет говорить о своей прошлой жизни, вот почему он так немногословен
и питает такую холодную ненависть ко всему миру. Сорок лет! Должно быть,
он попал в тюрьму совсем молодым. Сорок лет! Бог ты мой... значит, он
был осужден на пожизненную каторгу, а к пожизненной каторге приговарива-
ют...
- Это было... убийство?
- Да, - отрезал Арчи и стегнул вожжами лошадь. - Жену.
Скарлетт оторопело заморгала.
Рот, прикрытый усами, казалось, дернулся, словно Арчи усмехнулся, за-
метив ее испуг.
- Да не убью я вас, мэм, ежели вы этого боитесь. Женщину ведь только
за одно можно убить.
- Ты же убил свою жену!
- Так она спала с моим братом. Он-то удрал. А я нисколечко не жалею,
что кокнул ее. Потаскух убивать надо. И по закону сажать человека за это
в тюрьму не должны, а вот меня посадили.
- Но... как же тебе удалось выйти?! Ты что, бежал? Или тебя отпусти-
ли?
- Можно считать, что отпустили. - Его густые седые брови сдвинулись,
точно ему трудно было нанизывать друг на друга слова. - В шестьдесят
четвертом, когда Шерман явился сюда, я сидел в Милледжвиллской тюрьме -
я там сорок лет просидел. И вот начальник тюрьмы собрал нас всех, заклю-
ченных, вместе и сказал, что янки идут и жгут все подряд и всех подряд
убивают. А я, ежели кого ненавижу больше, чем ниггеров или баб, то это
янки.
- Но почему же? Ты что... когда-нибудь знал какого-то янки?
- Нет, мэм. Но слыхал - рассказывали про них. Я слыхал - рассказыва-
ли, что они вечно не в свои дела нос суют. А я терпеть не могу людей,
которые не своим делом заняты. Чего они явились к нам в Джорджию, зачем
им надо было освобождать наших ниггеров, жечь наши дома, убивать наших
коров и лошадей? Ну, так вот, начальник сказал - армии нужны солдаты,
очень нужны, и кто из вас пойдет служить в армию, того освободят в конце
войны... коли выживет. Только нас, пожизненных, которые убийцы, - нас,
начальник сказал, армия не хочет. Нас перешлют в другое место, в другую
тюрьму. А я сказал начальнику - я не такой, как другие пожизненные. Я
здесь сижу за то, что убил жену, а ее и надо было убить. И я хочу
драться с янки. И начальник, он меня понял, выпустил с другими заключен-
ными. - Арчи помолчал и крякнул. - Ух! И смешно же получилось. Ведь в
тюрьму-то меня засадили за убийство, а выпустили с ружьем в руках и ос-
вободили подчистую, только чтобы я людей убивал. Оно, конечно, здорово
было на свободе-то очутиться, да еще с ружьем. Мы, которые из Милледж-
вилла, хорошо дрались и народу немало поубивали... но и наших немало по-
легло. Ни один из нас дезертиром не стал. А как война кончилась, нас и
освободили. Я вот ногу потерял, да вот глаз. Но я не жалею.
- О-о, - еле слышно выдохнула Скарлетт.
Она попыталась вспомнить, что она слышала о том, как выпустили мил-
леджвиллских каторжников в последнем отчаянном усилии остановить наступ-
ление армии Шермана. Фрэнк говорил об этом в то рождество 1864 года. Что
же он тогда сказал? Но воспоминания о тех временах были у нее такие пу-
таные. Она снова почувствовала несказанный ужас тех дней, услышала гро-
хот осадных орудий, увидела вереницу фургонов, из которых на красную
землю капала кровь, увидела, как уходили ополченцы - молоденькие курсан-
ты и совсем дети вроде Фила Мида, а также старики вроде дяди Генри и де-
