-- Штаны не замочи. -- Дядя Грег неторопливо открыл ящичек,
инкрустированный слоновой костью, оторвал по перфорированному краю лоскут
папиросной бумаги правильной формы, так же неторопливо ухватил в щепоть
пахучие ленточки табака, с помощью специального приборчика свернул
самокрутку. Молчаливый Мураш почтительно поднес зажженную спичку (известный
подхалим: Падаль не жалует зажигалок, так вот, пожалуйста, спичечку поднесем
-- тьфу! Букварю был антипатичен и Мураш).
Все это время подручные Дяди Грега хранили тишину: тот старится
помаленьку, ожирел на своих виллах, хватка уже не та, но его еще очень даже
боялись: убивать строптивых -- не поленится, хоть ночью разбуди.
-- Леон, ты что скажешь?
Мураш неопределенно качнул головой:
-- Это Букварь его на территорию допустил, вот он пусть и решает. Будь
он хоть кто: одного человека заделать -- не подвиг. Скажешь мне -- я решу
проблему. Но Букварь и сам не маленький.
-- Зови меня Томас, сучий ты потрох! У себя в квартале хоть раком
стань, а меня не учи, понял! У меня пятеро ребят как под воду ушли -- один
он там был, нет? Пятеро, а я с их матерями да женами разбираться должен.
Решу... Шеф, Мураш тут на хрен не нужен, с его советами... У...
-- Помолчи. Вот так. Кто нужен, кто не нужен... Пятеро ребят, как ты
говоришь, на твоей совести. Или нет? Мураш виноват? Смотри, Том, Сандро у
меня от безделья мается, может, ему передать твои заботы?
-- Пусть попробует... вставными зубами... Что-о, что ты на меня
щеришься, мяукнуть собрался?.. -- Кот Сандро в ответ уже улыбался Букварю с
налитыми кровью глазами...
-- Ну, дурдом! -- Дядя Грег заколыхал животом в приступе смеха. -- В
волосы друг другу вцепитесь, глаза повыцарапайте... Сандро, цыц. Том...
Томас, ты уже одной ногой в морге, с такой манерой спорить. Я тебе кто --
мальчик? Или нянечка -- сопли вытирать? Ей-богу -- умчишь отсюда вперед
ногами, если не успокоишься. Вот уж не ожидал, что ты как баба расклеишься
из-за дружеской критики... Башка!.. Падаль глухая... Оранжу! Для всех. --
Дядя Грег был доволен: он любил стравливать своих людей, чтобы не
сговорились между собой против него и чтобы можно было рассудить их сверху,
указав правого, виноватого и путь к справедливости. Но и люди были не совсем
уж дураки: если бы каждую перебранку они действительно пытались перевести в
драку с "приправами", то давным-давно извели бы друг друга под корень. Но
нет ведь -- жили бок о бок годами. Бывало дело, когда словарный запас
иссякал, переходили на язык жестов: резались, дрались на убой, -- что взять
с бандита, который читает по складам все, кроме надписей на купюрах. Но чаще
всего дело начиналось и заканчивалось лютым, но безвредным лаем. Тем более
когда речь шла о крайне деспотичном Дяде Греге. Система, им руководимая, как
и любая другая система, стремится сохранить стабильность. А как можно
сохранить стабильность при самодуре и диктаторе, который стремится согнуть и
сломать все, что ниже его ростом (чтобы не выросло выше)? Найти безопасную
щель и окопаться там. Постепенно эти щели выискиваются и заполняются
паразитами, шутами, подхалимами, приживалами, прилипалами и прочими
полипами. По мере качественного и количественного роста они начинают
заслонять хозяину горизонт. Он смотрит на них, а думает, что перед ним
картина мира... Вот и люди Дяди Грега, полусознательно учитывая и потакая
склонностям шефа, грызлись ему на потеху, не переходя определенных границ.
Это был еще не сговор, не попытка бунта, но уже стихийно организованное
противодействие. И если глупый и сытый Башка никогда не имел амбиций или
забыл о них в обмен на теплую тихую радость глиста, то другие, вроде Букваря
и Сандро, нет-нет да и поглядят на сонную артерию своего шефа... Из чистого
любопытства... Они-то вполне в форме: поджарые, мускулистые, полуголодные, а
он -- ожирел, одряб, угрелся... Ослаб...
Но все это впереди. Когда случится это -- через месяц или через пять
лет, -- никто не ведает. А пока ребята злобно урчат друг на друга, а Дядя
Грег, заглазная кличка -- Падаль, отсмеявшись, держит речь дальше:
-- Сидел он на цепи, Ларей ваш вонючий, не сидел -- пулю он вряд ли
переварит. Томас, твой район крайний, а следующий -- Томаса Мураша, потому
он единственный, кроме тебя, из крупных ребят -- здесь. Сандро тоже теперь
не последний человек, будет возглавлять летучую санитарную команду: крошить
недругов -- не по совместительству, так сказать, а специально. Для разминки
я направляю тебя, Сандро, за этим типом. А ты, Томас, подмогни ему, как
гостеприимный хозяин, можешь и своими силами грохнуть. Ну а потом и другие
задачи обмозгуем. Кто обмишурится в этом деле -- ответит головой. Будете
ссориться, вместо того чтобы дело делать, -- то же самое. Сандро, ты понял
меня?
-- Ну, понял...
-- Кому ты нукаешь, падаль?
-- Понял.
-- Уже получше. Повтори-ка еще, более внятно.
-- Понял!
-- И глазками не сверкай, молод еще! Ты, Томас?
-- Все понял. Справимся.
-- То-то же... Башка, свистай челядь: на стол накрывайте. Ребятки,
тормознитесь. Завтра суббота и мой день рождения. Этот день я отпраздную в
лоне семьи, а сегодня небольшой мальчишник. Сейчас остальные подъедут... к
пяти. Не дай бог опоздают... Томас, ты куда?
-- Во двор спущусь за ребятами: что же они, в машине до ночи сидеть
будут? Или их отпустить?
-- Это еще зачем? Зови сюда, в другом зале посидят, с равными себе.
Только пусть не ужираются -- а то как машину поведут?
-- Мои малопьющие, не ужрутся...
Ох, как не хотелось никому из приближенных веселиться на очередном
празднестве у шефа: скучно, тягостно, долго. Всех развлечений --
осточертевшие, тысячу раз слышанные тосты и поучения да тупые магазинные
деликатесы. И много бухалова. Все дела насмарку. Пятничный вечер к черту...
Напиться в дым, что ли?..
Загремел жестяной колокольчик у входной двери: прибыли гости, главари
из других кварталов. Подарков не было, по традиции их вручали Самому, когда
тот объезжал ему подвластные территории, после того как отгулян праздник у
него "на мальчишнике". Все об этом знали, из тех, кто был при делах,
разумеется, а не первый встречный-поперечный...
Гости во главе с хозяином только-только залудили по второй рюмке, как
вновь забрякал звонок: низкорослый посыльный в ливрее от "Мгновенной
Доставки", пыхтя и кряхтя, протопал в комнату с огромной коробкой в руках.
Судя по квитанции, посылка весила двенадцать килограммов. Дядя Грег
расписался, мигнул в сторону -- Башка сунул посыльному пятерку, и тот,
счастливый, чуть не вприпрыжку двинулся прочь.
Дядя Грег, он же Падаль, он же Свистун (в молодости, по первой ходке),
развязал голубую ленточку, озадаченно посмотрел на изображения игрушечных
гоночных машинок по всему периметру коробки и принялся отдирать клейкую
ленту. Его соратники столпились рядом и, оживленно галдя, смотрели, как их
шеф нетерпеливо терзал коробочные бока.
-- Да что же там такое, мать-перемать, пылесос, что ли?..
Рвануло так, что в полицейском участке, через парк наискосок, полностью
вылетели стекла, а уж от резиденции Дяди Грега остались куцые руины:
двенадцать килограммов мощнейшей пластиковой взрывчатки разнесли в пыль и
шефа, и шестерых его подручных, и лакея Башку, и десятерых бандитских
пролетариев. В ту же ночь в больнице от жутких ран скончались еще двое из
них, а под утро еще один, последний, кстати -- шофер Букваря, застигнутый
взрывом в туалете... Никто из них не успел дать показания...
Через сутки полиция арестовала груз пластиковой взрывчатки,
замаскированной под садовый инвентарь, судя по накладным, предназначенный
для сельскохозяйственной фермы "Земледелец", принадлежащей Дяде Грегу, а еще
через сутки еще один, в мешках нитратов, на той же ферме. Стало ясно, что
Дядя Грег с непонятными целями устроил у себя за городом, на ферме,
перевалочный пункт по отправке большого количества взрывчатки неизвестно
куда. От неосторожного обращения, вероятно, часть груза непредвиденно
взорвалась. Имелись и другие версии, но эта была наиболее удобной, поскольку
по оперативным (агентурным) данным никто из равновеликих войну Дяде Грегу не
объявлял, лапу за наследством не протягивал, да и внутриусобицей не пахло,
ведь все основные из Падалевой шайки взлетели на небеса вместе с ним...
...Больше всего Красный боялся, что ящик рванет в его руках, но Гек все
же сумел пригасить в нем страх, подробно объяснив, как и что будет
происходить... Взрывчатка была основой самодельной радиоуправляемой мины,
снабженной подслушивающим устройством с микрофоном, чтобы Гек, ориентируясь
на голоса, знал, когда можно будет послать по эфиру убойный импульс...
Красный прыгнул в машину, выдохнул облегченно, и Гусек, новый член банды,
взятый по рекомендации Красного, нажал на газ...
Операция обошлась без малого в сотню тысяч. Красный не понимал повадок
Гека -- тратить сумасшедшие деньги на никому не нужные маневры. Гек поначалу
пытался объяснить, а однажды, потеряв терпение от Красного и его глупых
вопросов, попросту дал ему в морду и приказал заткнуться. И подействовало:
Красный с денек подулся, побурчал, но смирился внутренне -- не его ума это
дело -- и вновь принялся служить Геку не на страх, а на совесть.
Взрыв развалил мелкое королевство Дяди Грега на груду бандитских
осколков, каждый из которых пытался продолжать подобие прежней жизни, но
этому препятствовали алчные конкуренты из соседних каганатов и олигархий, а
также внутренние смятение и неопытность наследников, в одночасье получивших
независимость и неизбежные при этом проблемы.
Геку пришлось убрать и тайно похоронить еще двоих из команды Букваря, и
квартал перешел под его руку. С полдюжины малозаметных и невлиятельных
членов прежней банды признали его главенство и старшинство Красного, который
постепенно выдвинулся на роль заместителя Гека, своего рода администратора
при боссе. Из новых, помимо Гуська, Красного и Фанта, к Геку прибились два
брата-близнеца, в малолетке отсидевших по четыре года за автомобильные
угоны. Они имели общую кличку "Пара Гнедых", и плюс к этому Фил откликался
на прозвище "Первый", а Джо -- на "Второй". Перепутать их при свете дня было
трудно, потому что у Фила на правой щеке было фиолетовое родимое пятно
размером с глаз, покрытое отвратительно толстыми волосами. Все они сняли
себе квартиры в том же квартале и буквально в полгода ассимилировались с
местным населением. Но не так было с Геком: он, обладая великолепной
памятью, знал многое о многих, приветливо здоровался в ответ, помогал
советами и деньгами некоторым нуждающимся, особенно многодетным матерям и
старикам (дон Паоло так поступал -- а тот знал, что делает: вековой опыт
сицилийского уголовно-патриархального быта стоял за ним), но не "сроднился"
с народными массами. Его уважали и побаивались: никто никогда не видел,
чтобы он применил против кого-либо насилие (не считая случая со сгинувшим
неведомо куда Штатником), но все замечали, с каким уважением и даже робостью
обращались к Ларею его люди. Гек снял себе сразу четыре квартиры в разных
местах квартала, но не наглел -- три из них размерами и богатством интерьера
напоминали грузовой лифт и стоили бы крайне дешево в любом случае, даже если
Гек вздумал бы за них платить. Однако домовладельцы и слышать не хотели ни о
какой оплате, так что Гек спокойно жил, а вернее ночевал в них, предпочитая
менять ночное лежбище не реже трех раз в неделю -- из осторожности; да еще
