оперативных отчетах зона числилась "активной" и свободной от влияний
преступных проб, поэтому-то Гека сюда и определили, в здоровый, так сказать,
социальный организм. Компона сделал было последнюю попытку -- упечь
ненавистного Ларея в скуржавую цитадель, на мрачно знаменитый "Первый спец",
но не любит начальство, когда их поучают проштрафившиеся неудачники, и Гека
определили сюда, на одной почти широте с Бабилоном, чуть южнее, но на
четыреста километров восточнее.
Зона была невелика -- меньше полутора тысяч сидящего народу, вдалеке от
городов, если не считать поселка вокруг зоны для вольных и семей
военнослужащих.
Промзона примыкала вплотную к жилой, состояла из обширной территории,
двух основных цехов, вспомогательного инструментального участка, кочегарки,
парника для господ офицеров, гаража и складских помещений для готовой
продукции и комплектующих.
Раньше был и свинарник, опять же предназначенный не для сидельцев, а
для обслуживающего персонала, но хрюшки дружно дохли, поощряемые
завистливыми узниками, и начинание завхоза почило в бозе.
Жилая зона насчитывала шесть длинных одноэтажных жилых бараков, чуть в
стороне -- выгороженный "колючкой" в отдельный участок -- БУР, для борзых и
нерадивых, за бараками -- клуб, кубовая и еще одна маленькая кочегарка при
ней, рядом с клубом -- в одном двухэтажном здании -- пищеблок и санчасть, за
ними административное, также двухэтажное здание -- Контора. Штрафной
изолятор расположился как всегда: между двумя ограждениями из колючей
проволоки, на территории "запретки".
Гека отвели в первый барак, в первую секцию. В каждой секции,
рассчитанной на сто двадцать восемь постояльцев, имелись свободные места для
вновь прибывших, и было этих свободных мест немного. Все они располагались в
крайних секторах, ближе ко входу. Впрочем, и тут были различия: с западной
стороны на стенке углем была изображена голая женская задница под короной и
червонный туз -- верный признак того, что здесь живет каста опущенных, а в
двух недозаполненных восточных секторах, видимо, проживало социальное "дно"
-- никем не уважаемые, но пока еще полноправные сидельцы, не попавшие в
разряд неприкасаемых.
Дневальный шнырь снял шапку перед унтером и встал по стойке смирно. Это
сразу не понравилось Геку, но он молчал, с любопытством осматриваясь по
сторонам. Нар не было -- стояли простые панцирные кровати в два этажа, возле
каждой тумбочка. Кровати выстроились в два ряда. В проходе между рядами --
два длинных стола со скамейками, человек на десять каждая. Куревом почти не
пахло, значит, курят в умывалке или в туалете. В торце с окошком выгорожены
две секции -- одна одеялами, другая вагонкой. Вагонкой, вероятно, каптер
отделился с благословения отрядного начальника, или маршал барачный, а
одеялами -- элита, нетаки либо актив. Дальше дверь, наверняка в сушилку.
Унтер ушел. Шнырь испытующе глянул на Гека:
-- Что стоишь -- ищи себе место, где свободно. Вон в том краю --
девочки обитают. Чтобы ты не перепутал на всякий случай (можно как угодно
понять -- не придерешься). Наши вернутся через час, а то и раньше -- вот-вот
съем объявят, а идти близко.
-- Не горит, здесь подожду. -- Гек уселся за стол, ближайший к торцу и
каптерке, достал книгу и погрузился в чтение. Это были "Мемуары" Филиппа де
Коммина, книга, переданная ему Малоуном еще в "Пентагоне", перед этапом.
Подряд ее читать было трудно, однако Геку нравилось застревать мыслью чуть
ли не на каждой странице, в попытке понять бытие и помыслы человека,
умершего так давно, но все еще живущего в этих мыслях и строках.
Шнырь повертелся и ушел, не решаясь самостоятельно определиться в
отношении этого спокойного, как танк, мужика, шибко грамотного, однако явно
-- не укропа лопоухого.
Барак заорал сотней голосов, закашлял, вмиг пропитался дымом и рабочей
вонью -- смена вернулась с промзоны. Гек продолжал сидеть, не поднимая
головы, и сидельцы проходили мимо, обтекая его с двух сторон, не задевая и
ни о чем не спрашивая -- есть кому спросить и без них.
-- Эй... -- Шнырь слегка коснулся его плеча. -- Зовут тебя, иди.
-- И кто зовет?
-- Главрог с тобой поговорить хочет, староста барака.
-- Хочет -- поговорим. Давай его сюда. -- Шнырь замер: это был прямой
вызов существующей власти. Первые пристрелочные слова прозвучали в притихшем
пространстве барака. Незнакомец не пошел на "низкие" свободные места,
значит, претендует на нечто большее. Бросил вызов главному, но сидит за
столом, значит на его место не тянет. Вот и понимай как знаешь: то ли цену
себе набивает перед Папонтом, то ли отрицает его как урка. Если бы шнырь
сказал: "тебя приглашают разделить беседу" -- легче бы было определить что к
чему, а мужику труднее отказаться, согласно зонному этикету. Теперь же Гек
занимал выгодную позицию за столом, и Папонту придется самому придумывать
что-то -- на кровати век не просидишь. Папонт, главный активист барака,
невысокий, но очень широкий, толстокостый и крепко сбитый мужик тридцати с
небольшим лет, сразу же осознал свою ошибку, но среагировал быстро: не
чинясь пошел к столу. Он уже слышал этапные параши, достигшие зоны задолго
до самого этапа, но страха или беспокойства не испытывал -- и не таким рога
сшибали, тем более одиночка.
-- Я не гордый, вот он я, Пит Джутто, старший здесь. Ну и ты бы
представился, что ли. Не в лесу ведь. -- Он сел напротив Гека, вывалив
руки-окорока на стол, его пристяжь построилась в полукруг за ним. Двое
отделились от свиты и встали, сопя, за Геком.
-- Стив Ларей, невинно осужденный, через год откинусь. Вы двое,
срыгните, от греха подальше, из-за моей спины, и не мешкайте, иначе приму
как угрозу. Жду до счета "три": раз... два...
Джутто словно бы не слышал, нейтрально глядя в пространство, а те, что
стояли за Геком, натужно силились понять в эти секунды, как им ответить.
-- Три. -- Гек на слух выбросил назад и вверх сжатые кулаки, посылая их
со всей возможной резкостью и силой (для весу он зажал в каждом кулаке
горсть медной мелочи -- сидельцу на "допе" не возбранялось иметь до пяти
талеров наличными, а в каком виде -- нигде не сказано). Оба парня упали по
сторонам: один идеально отключился, без звука, другой все же мычал.
Гек резко вымахнул из-за стола, спиной к спинкам кроватей, и, оскалясь,
вперился в Папонта:
-- Вот, значит, как ты со мной разговаривать решил, Пит Джутто,
по-собачьи?! А я-то, грешным делом, подумал, что тут скуржавых не водится. О
тебе-то я иначе слышал!
Бывалый Папонт сидел -- бровью не шевельнул при этих словах, руки,
полусжатые в кулаки, лежали все так же расслабленно, но душе было горько и
пакостно в тот миг.
Вот ведь гад! Действительно -- битый! Урку только на мою голову не
хватало. Что здоровый -- так это чухня, и Кинг-Конга замесим при нужде --
другое погано. По-тихому его не согнуть, если же его сейчас заделать -- то
обещанную Хозяином треть срока не скостить будет, а это четыре совсем не
лишних года. Вот же падаль!
-- И что же ты такое слышал?
-- Теперь это неважно, главное -- что я здесь вижу.
-- И что же ты здесь видишь? -- Гек почувствовал, что теряет руль
событий: этот Джутто -- нехилый характером парнишка.
-- Многое. Осталось детали уточнить. -- Ребята на полу ворочались --
вполне живые, драка не вспыхнула в самый огнеопасный момент, маршал не
мельтешит, барак -- смирный; глядишь -- и образуется что-нибудь путевое.
-- Ну, так давай уточним... -- Мужик за бритву не хватается, дешевые
понты и пену не пускает, пределы видит -- надо гасить ситуацию, а после
можно будет со всем разобраться, себя не подставляя...
Геку отвели кровать в секторе, который он сам указал, близко к торцу
барака, но на другой стороне прохода от угла, где расположился Папонт и его
подроговые. Но обжить кровать в ближайшие десять дней не пришлось: кумовская
почта сработала четко, и на вечернем разводе ему определили десять суток
шизо без вывода (формулировка "без вывода" -- на работу -- была чисто
рудиментарной: работы подчас не хватало и твердо вставшим на путь
исправления, за наряды дрались и интриговали, это тебе не южные гибельные
прииски).
Два следующих месяца протекали тихо и мирно: Гек проводил время в
бараке и около, в промзону не ходил, с активом не контачил. В их
восьмикоечном секторе вокруг Гека постепенно сложилась "семья" с Геком во
главе. Посылки и прочие оказии делились поровну, споры и разногласия судил
Гек, он же организовал через вольняшку-электрика доставку чая и курева, хотя
сам не курил. На дни рождения "своих", дважды случившиеся в эти месяцы, в
качестве подарка организовал по полтора литра коньяку. Постепенно его
авторитет укреплялся и за пределами "семьи": уже и посторонние шли к нему за
советом и арбитражем. Кроме того, Гек, благодаря Малоуну обретший вкус к
изучению буквы закона, основательно поднабрался разных полезных примочек о
правах сидельцев и обязанностях администрации.
Еще Ваны когда-то объясняли ему секреты выживания в тюремных джунглях:
человек мал -- а государство большое, в лоб его не своротишь. Но если
изучить законы, по которым живет и действует противник, то -- не всегда, но
часто -- можно избежать столкновения, грозящего бедой и поражением, а то и
направить ему же, противнику, во вред его собственное оружие. Гек стал
давать не только тюремные, но и юридические советы (за взятку одному из
унтеров еженедельно созванивался с Малоуном и консультировался у него),
которые вдруг дали несколько раз конкретный результат: один раз парень
добился переследствия и укатил на родину в Кальцекко, пересуживаться с
надеждой на сокращение срока, другой раз мужик выспорил себе трехсуточное
свидание, чуть было не ускользнувшее по милости режика-самодура... На зоне
резко возрос поток жалоб и запросов во все адреса страны -- от матери
Господина Президента до представителя ООН в Нью-Йорке. Самому Геку не
положено было писать жалобы (ржавые разрешили это себе на картагенской
сходке 62-го года, но только "понтовые", типа в ООН или Папе Римскому), но
консультировал он всех желающих. Кум и режик быстро нащупали причину
беспокойства и на пике зимы, в июле, под смехотворным предлогом дали Геку
два месяца БУРа, содержания в бараке усиленного режима. Оттуда нельзя было
выходить на остальную зону, и в БУРе снижена была норма питания, без права
получения посылок. В клуб на еженедельные киносеансы не водили, телевизор и
радио не положены, не табельная одежда изъята... Но Геку эти комариные,
после карцера, укусы были нипочем, он и сам планировал побывать в БУРе и
посмотреть на местных нетаков.
Никого из особенно крутых он там не встретил, ребята как ребята. Этот
попался пьяным на глаза Хозяину зоны -- два месяца, этот испортил
электронасос -- определили злым умыслом: денежный начет и три месяца, этого
застукали с пассивным педиком Эльзой -- шесть месяцев. И срок бы довесили,
но парень был автослесарь, золотые руки... Самый забавный случай произошел с
пареньком по кличке Фидель Барбуда: тот долго работал шнырем при штабе, в
надежде на амнистию (автомобильный наезд, ненамеренное убийство), но кум не
подписал представление на него. Тогда Барбуда дождался, пока придет его
очередь убирать Веселый Домик, епархию кума, выбрал момент, когда тот
отвлекся, и навалил ему кучу в верхний ящик стола. И закрыл, чтобы не сразу
обнаружилось. Над историей хохотала вся зона, "внутри" и "снаружи", а
