Так или иначе, Фишер попытается -- и уже пробует, считаю,
небезуспешно (он так, конечно, не считает, иначе вызов
последовал бы незамедлительно, допустим, сразу по окончании
матча Г.Каспаров -- В.Ананд, нью-йоркского матча 1995 года) ==
"задавить" главного, в какой-то мере легитимного конкурента
(Каспаров выиграл у Карпова, назначенного в апреле 1975 года
чемпионом мира, но все-таки выиграл, победа она и над
"назначенцем" победа).
В умах, воображении, в чаяниях болельщиков, поклонников, а
то и знатоков, рано или поздно может произойти сопоставление
подготовок. Шире, понятно, -- образов жизни. Они, поклонники и
непоклонники, в какой-то мере уже "подвоспитанные" Фишером,
уверенным проведением в жизнь его линии, не могут не
сравнивать, не прикидывать, пусть очень приблизительно,
умо-зрительно... И получается, что детский вопрос (кто кого
сборет -- кит или слон?) не столь уж бессмысленен. Оба
живы-здоровы и будут здоровы-живы, если обстоятельства
позволят, если, как сейчас принято выражаться, Бог пошлет (Бог
даст), они физически еще могут "пересечься"... И вот по мере
дальнейшей разъяснительной работы -- а ее Фишер своим (!)
поведением совершает и в умах "фишеристов" и "антифишеристов"
== становятся все отчетливее выводы, как мне кажется, не в
пользу Каспарова складывающиеся. Образующиеся, наслаивающиеся
-- с каждым годом все отчетливее, все нагляднее. Рельефнее.
Задача Г.Каспарова -- выполнение которой в упомянутом
плане, естественно, мало что изменит, и еще, мне думается,
меньше может изменить -- как-то косвенно, не слишком заметно,
чуточку заранее дискредитировать Фишера. Представить его
фигурой, ну, разумеется, принадлежащей далекому, про-прошлому,
истуканом, мимо которого, как говорится, давно проехали.
Музейным экспонатом, который вдруг да вздумает (вздумал)
само-реанимироваться. Потеха, дескать, да и только.
А ты попробуй, сядь с ним за доску. Докажи, разнеси его,
разгроми, размажь по стенке! Что, боишься, не уверен?
Опасаешься, что не получится, если будешь играть как бы
обязанным не просто выиграть, а с разгромным счетом?
Нет, дескать, не боюсь, но -- не хочу мараться.
Дворовый разговорчик? Не совсем. О.Бендер, помнится, тоже
ни за что -- "из принципа" -- не желал показывать свой билет на
занятое им место (в плацкартном вагоне). Билет, которого у
великого комбинатора "просто" не было (как будто может не быть
"сложно"...).
Нет, ясное дело, не хочу сказать, что у Каспарова к
моменту вызова не будут уже в наличии какие бы то ни было шансы
на победу. Они будут, и немалые == взвешенные Фишером -- иначе
все это напоминало бы охоту за... чучелами, специально
поставленными (вот уж поистине "под-ставленными") заботливыми
егерями-подхалимами в конце просеки, на отлично освещенном
месте (да еще к тому же не менее хорошо пристреляном).
Однако, с точки зрения суперпрофессионала, наблюдающего за
шахматным процессом и все же пытающимся его корректировать,
контролировать, они, шансы, могут и как будто должны быть,
угнетающе небольшими, отстающими.
Каспаров должен быть наказан -- за то, в чем он сам
лично-персонально не особенно виноват (другое дело, что он не
"покаялся", не сложил с себя звание == раз оно получено в
результате победы над человеком, в свою (!) очередь не
завоевавшим место на троне). За то, что называю ОТСЛОЕНИЕМ от
шахмат. Начиная с детства, может быть, раннего, его специально
учили, наставляли, специфически воспитывали (наподобие сестер
Полгар -- вот, кстати, почему так и не сыграл и не сыграет,
вероятно, ни с одной из них), обучали хорошо играть в шахматы.
К которым он был при-ставлен, прислонен, в которые он был
введен, к которым он был приучен. Они, как это ни странно, как
ни дико, -- не его, ну, не вполне его, игра. И он, подобно
Моцарту... я сказал "должен быть наказан"... нет, скорее ==
должен быть убран из шахмат, должен быть -- с помощью,
разумеется, спортивной процедуры -- от них отодвинут.
Главный матч, к которому непрерывно и конкретно, предельно
целенаправленно готовится Фишер, независимо от того, состоится
ли он -- сам по себе == знаменателен. Тот уровень, качество
игры, который Р.Фишер покажет в, условно говоря, старости (в 65
-- 70 -- 75 лет) рано или поздно каким-то числом шахматистов,
ценителей, любителей, знатоков шахмат, будет, еще раз повторяю,
сопоставлен с тем, что покажет (если вообще покажет) Г.Каспаров
-- примерно в том же возрасте или несколько раньше (в 55 -- 60
лет). И будут сделаны достаточно напрашивающиеся выводы;
надеюсь, а скорее -- просто предполагаю...
После Каспарова, как и после Моцарта, останутся, уже
остались, они созданы и общеизвестны, замечательные
произведения, партии, наполненные (и исполненные) яркими,
оригинальными, глубокими замыслами, яркими, неповторимыми. Но
сам он должен быть -- по мнению сальериански-надзирающего
Фишера -- как бы развенчан, как все-таки неподходящий, говоря
попросту, пример для подражания. Не более и не менее... Он
подает -- и являет собою -- заманчивый, прекрасный,
благополучный (внешне куда более благополучный, благо-надежный,
нежели в "случае Фишера", чуть ли не более последовательный, в
борьбе за первенство мира, в частности) пример. И все же, с
точки зрения суперпрофессионала, пекущегося о поднятии престижа
шахмат в самом широком смысле слова, -- это пример НЕ ТОТ.
Подражать Каспарову, не в смысле того, как он вел себя в
детстве (его приучали -- он и приучался к действительно
небезынтересной, вроде бы его именно, игре, он сжился с нею,
достиг в ней всего, чего только можно достигнуть, да еще с
первой попытки, триумфально, впрочем, все же не с одной, а как
бы с полутора попыток (матч 1984-85 гг. не был выигран)), а в
том смысле, что он -- наученный чемпион (а не научивший-ся, не
сделавший себя сам), наверное, считает Фишер, не стоит. Это --
прекрасный по яркости, выразительности пример, но -- не самый
лучший. Не образцовый.
И Сальери, и Фишер как бы хотели (хотят) подмочить
репутации своих "оппонентов"
-- и предметов своего восхищения, не сомневаюсь, -- репутации, как ни странно,
как ни удивительно как раз человеческие и... профессиональные. Правы ли они,
однако?
Ну, как казалось бы можно хоть на секунду сомневаться в
профессионализме самого Вольфганга-Амадея, имея на руках ТАКИЕ
его произведения?!
Но, оказывается, высота конкретных достижений еще...
ничего не значит или мало что значит -- по сравнению с...
силой, качеством примера, личного, тоже
конкретно-персонального. "Наследника нам не оставит он". Может,
и не оставит; а если вдруг оставит, то, несомненно, это будет
не тот наследник.
Моцарту нельзя подражать. Это слишком уж ненадежно. Такие,
как Моцарт, не сделавшие себя сами -- плод слишком уж
многочисленного, феерически-редкостного стечения
наиблагоприятнейших обстоятельств. Такие люди могут и других,
своих... ну, последователей, невольных подражателей, приучать
словно бы надеяться на авось, на взрывы, внезапные приливы
вдохновения, да еще регулярного, на творчество высокого уровня,
высочайшего, божественного даже, но все-таки... как бы
автоматическое, творчество по наитию, на действие разливанного
моря интуитивности, заботливо воспитанной, правильнейше
подготовленной, выпестованной, конечно, вместе с подопечным, но
-- опекунами, педагогами, воспитателями, наставниками...
натаскивателями.
Казалось бы, ну, не все ли равно?! Пусть будет музыка,
написанная с применением приемов, форм работ Сальери, пусть
будет написанная "по Моцарту", пусть будет больше музыки,
хорошей и разной, и -- поставим на этом давно напрашивающуюся
точку.
На этом может успокоиться кто угодно, только не
профессионал, в пятый раз повторяю, человек -- тщательнейше,
ответственнейше озабоченный подъемом репутации, престижа СВОЕГО
ДЕЛА.
Г.Каспаров как лицо поистине трагическое, как герой
трагедии почти античной, виновен без вины. Он сам тут ни при
чем: он не знал, не осознавал, что и почему с ним делают,
при-влекая его к шахматам, приучая его к той области, которую
он не выбирал и, что не менее существенно, она сама (!) не
выбрала именно его.
Такое отслоение не могло не сказаться. И это своего рода
незакономерность == такое восхождение к вершине. Вот если бы
Карпов согласился на все условия Фишера -- в 1975-м году, --
наверное, матч (из скольких же? 100, 200, 300 партий?) был бы
им, вероятно, проигран. Ведь стало ясно, что выигрывая
длительное состязание -- первый, претендентский, матч с
В.Корчным, 1974 года, второй матч, с ним же, уже на первенство
мира, 1978 года, матч 1984-85 гг. с Каспаровым, Карпов, ведя в
счете, повторяю, разоружается, вроде бы начинает почивать на не
до самого конца завоеванных лаврах. Его предельно деловая,
конкретная натура дает отбой... Ну, дескать, подумаешь, остался
самый пустяк, этот пустяковый (но, как оказывается, не
пустяшный) успех, "успешек", придет сам собою, по щучьему
велению, по моему хотению, явится, никуда не денется, тем
более, что я заслужил его, тяжким трудом, длительной работой,
-- примерно так он рассуждает (на уровне подсознания).
Бороться, рисковать, чтобы доделать почти совершенно сделанное
дело -- на это, видимо, способен лишь особо преданный
этому делу человек, крайне, если хотите, фанатично преданный,
то есть нормальный профессионал. Добивать партнера Карпов не
умеет, тем более -- в обозначенной трудно-типовой для него
ситуации. Не может и свежо продолжать исследовательский
процесс, играть на равных, подстерегая партнера...
Следующий претендент, совсем молодой Каспаров, тем более
споткнулся бы на более чем опытном Фишере...
Но условия отклонены, вернее -- не все приняты, пришлось
отказаться от звания, уйти "в подполье", лечь на грунт.
Встает детский вопрос, нелепый для тех, кто специально
занимался Фишером: а почему тогда, в 1974-м году, в 1975-м он
сам, лично, не начал дискуссию, не попытался убедить
оппонентов, ну, хоть членов конгресса (конгрессов) ФИДЕ, в
своей правоте, ни с кем ни устно (публично), ни печатно не
поспорил?
Ответ примитивен до элементарности: да потому (хотя бы),
что это было непреодолимо-противное занятие. Которое, Фишер
уверен, и с ним тут невозможно спорить, выставило бы его перед
лицом всего мира, в первую очередь шахматного, в, очень мягко
выражаюсь, неприемлемом, нелепом виде.
Просит фору, и какую! Да еще доказывает, что черное -- это
белое, а уж затем, что белое -- это черное. Что счет 10:8...
смешно сказать, минимальный счет, что 10-8=1. Невдомек слишком
многим людям, что профессионал, прожженнейший, так много,
многократно обдумывавший шахматы, думал при этом не о
сохранении или утрате своего звания, а об утверждении новой,
спокойной (так назвал бы ее), более комфортабельной формулы
соревнования на высшем уровне, формулы, снижающей азартизацию
шахмат, снижающей роль случайностей, в первую очередь нелепых,
"необъяснимых", то есть как раз весьма объяснимых особой
важностью, нервирующей "переломностью" решающих и
ультрарешающих партий. Что дискуссия-партия начнет в условиях
крайнего ожесточения напоминать перекрикивание-переорование,
так скажем, некую свалку "мнений", тезисов, где все средства
хороши, лишь бы они были или... не слишком (не чересчур заметно
