его светлости хотят завладеть вами и сделать орудием своих интриг в све-
те, то я...
- Я не опасаюсь ничего подобного, - ответила Консуэло, все более по-
ражаясь сообщениям доктора. - И сумею защитить себя от их предложений,
если они затронут во мне чувство справедливости или возмутят мою со-
весть.
- Так ли вы уверены в этом, графиня? - спросил Сюпервиль. - Не будьте
столь самонадеянны. Люди самые благоразумные и самые честные теряли
здесь голову и, уходя отсюда, бывали готовы на всевозможные дурные пос-
тупки. Интриганы, злоупотребляющие добротой его светлости, не брезгуют
никакими средствами, а этого милейшего князя так легко ввести в заблуж-
дение, что бывали случаи, когда он сам содействовал гибели нескольких
простодушных людей, думая, что спасает их. Знайте, что эти интриганы
очень искусны, что они владеют секретом напугать, убедить, взволновать,
возбудить чувства и поразить воображение. Сначала они беспрерывно тере-
бят вас с помощью множества мелких, непонятных нам способов, а потом к
их услугам целый ряд приемов, систем, иллюзий. Они напустят на вас ка-
ких-то призраков, заставят голодать, чтобы отнять ясность рассудка, ок-
ружат кольцом видений - то радостных, то страшных. И, наконец, сделают
вас суеверной, быть может безумной, как я только что имел честь вам
рассказать, и тогда...
- И тогда? Чего могут они ожидать от меня? Что значу я в свете? Зачем
им может понадобиться заманить меня в западню?
- Ах так? Графиня Рудольштадт ни о чем не догадывается?
- Нет, доктор, ни о чем.
- А ведь вы не могли забыть, что почтеннейший Калиостро показал вам
вашего мужа, покойного графа Альберта, живым и невредимым.
- Откуда вы знаете об этом, если не посвящены в тайны подземного ми-
ра?
- Вы сами рассказали обо всем принцессе Амалии Прусской, а она немно-
го болтлива, как все любопытные дамы. К тому же она - быть может, вам
это небезызвестно - в большой дружбе с призраком графа Рудольштадта.
- Как я слышала, с неким Трисмегистом!
- Именно так. Я видел этого Трисмегиста, и, действительно, на первый
взгляд он поразительно похож на графа. А можно устроить так, чтобы это
сходство стало еще больше, - причесав и одев его так, как причесывался и
одевался граф, придав бледность его лицу, заставив изучить походку и ма-
неры покойного. Теперь понимаете?
- Меньше чем когда-либо! Зачем им понадобилось выдавать этого челове-
ка за графа Альберта?
- Как вы просты и как прямодушны! Граф Альберт умер, оставив огромное
состояние, которое после канониссы Венцеславы перейдет по наследству к
молодой баронессе Амалии, кузине графа Альберта, если только вы не
предъявите свои права на вдовью часть или на пожизненный доход. И прежде
всего они будут пытаться убедить вас решиться на...
- Да, это правда! - вскричала Консуэло. - Теперь я начинаю понимать
смысл некоторых слов!
- И это еще не все: пожизненный доход весьма спорен. Он не удовлетво-
рит аппетиты проходимцев, которые хотят прибрать вас к рукам. У вас нет
детей - вам нужен муж. Так вот, граф Альберт якобы не умер: он был в ле-
таргическом сне, его похоронили живым. Дьявол извлек его из могилы, гос-
подин Калиостро дал ему какое-то зелье, а господин Сен-Жермен увез его
куда-то. Короче говоря, по прошествии года или двух он появляется вновь,
рассказывает о своих приключениях, бросается к вашим ногам, предъявляет
свои супружеские права, едет в замок Исполинов, где его узнают старая
канонисса и несколько старых слуг, готовых узнать кого угодно. Затем, в
случае надобности, подкупает свидетелей и прибегает к очной ставке. Он
даже едет со своей верной супругой в Вену, чтобы добиваться признания
своих прав перед императрицей. Такого рода делам не вредит небольшой
скандальчик. Все великосветские дамы сочувствуют красивому молодому че-
ловеку, жертве рокового случая и невежества глупого доктора. Князь фон
Кауниц, который неравнодушен к певицам, оказывает вам покровительство,
ваше дело выиграно, вы победоносно возвращаетесь в Ризенбург, прогоняете
кузину Амалию, становитесь богатой, могущественной и соединяетесь со
здешним князем и с его шарлатанами, чтобы преобразовать общество и изме-
нить лицо мира. Все это очень мило - надо только взять на себя труд нем-
ножко ошибиться и принять за своего блестящего супруга некоего смазливо-
го авантюриста, очень неглупого человека и к тому же искусного прорица-
теля. Теперь поняли? Поразмыслите хорошенько. Как врач, как друг семьи
Рудольштадт и как честный человек, я счел своим долгом рассказать вам
все. Они рассчитывали, что в случае надобности я удостоверю тождество
Трисмегиста с графом Альбертом. Но я видел смерть графа не глазами вооб-
ражения, а глазами науки, я отлично заметил между этими двумя людьми не-
которое различие. Мне известно, что в Берлине уже давно знают этого
авантюриста, и я не пойду на подобный обман. Благодарю покорно! Я уве-
рен, что вы тоже неспособны на это, но они пустят в ход все усилия и бу-
дут убеждать вас в том, что граф Альберт вырос на два дюйма и что, поле-
жав в гробу, он окреп и посвежел. Однако я слышу шаги Маттеуеа. Этот
преданный дурак ни о чем не подозревает. Итак, я ухожу, я сказал все.
Здесь мне больше нечего делать, и через час я покидаю этот замок.
Проговорив все это с необычайной живостью, доктор вновь надел маску,
отвесил Консуэло глубокий поклон и удалился, оставив ее заканчивать ужин
в одиночестве. Однако ей было уже не до еды. Потрясенная, ошеломленная
услышанным, она ушла в спальню и долго не могла успокоиться, болезненно
переживая свои сомнения, растерянность и тревогу.
XXVIII
На следующий день Консуэло чувствовала себя разбитой и физически и
нравственно. Циничные разоблачения Сюпервиля, внезапно последовавшие за
отеческими и ободряющими речами Невидимых, подействовали на нее как ле-
дяной душ после благотворного тепла. Не успела она на миг подняться
ввысь, в небо, как ее немедленно сбросили обратно на землю. Она готова
была рассердиться на доктора за то, что он принес ей разочарование, ибо
в мечтах это высокое судилище, которое протягивало к ней руки, словно
удочерившая ее семья, словно убежище от всех опасностей мира и всех заб-
луждений юности, уже казалось ей сверкающим и грандиозным.
Однако доктор как будто бы заслуживал признательности с ее стороны,
и, хотя Консуэло понимала это, она не могла принудить себя испытывать
ее. Разве поведение этого человека не свидетельствовало о его искреннос-
ти, смелости и бескорыстии? Но Консуэло считала, что он слишком большой
скептик, слишком большой материалист, слишком охотно обливает презрением
добрые намерения и осмеивает благородные характеры. Хоть он и рассказал
ей о неразумном и опасном легковерии анонимного князя, она по-прежнему
восхищалась этим великодушным старцем, который, словно юноша, пылал лю-
бовью к добру и наивно, как ребенок, верил в способность человека стать
совершенным. Речи, обращенные к ней в подземной зале, вновь приходили ей
на память и казались исполненными спокойного достоинства и суровой муд-
рости. Милосердие и доброта просвечивали в них сквозь угрозы и недомолв-
ки напускного гнева, готового улетучиться при малейшем сердечном порыве
Консуэло. Разве мошенники, стяжатели, шарлатаны могли бы так говорить и
так поступать с нею? Их дерзкий замысел преобразовать мир, замысел, ка-
завшийся таким смешным брюзге Сюпервилю, отвечал романтическим мечтам,
надеждам и восторженной вере, которые внушил своей супруге Альберт и ко-
торые она с доброжелательным сочувствием вновь обрела в больном, но воз-
вышенном уме Готлиба. Быть может, скорее заслуживал ее неприязни Сюпер-
виль, попытавшийся разубедить ее в этом и отнять веру в бога и доверие к
Невидимым?
Консуэло, по натуре своей более склонная к поэзии, нежели к трезвой
оценке грустной действительности, мысленно боролась с обвинениями Сюпер-
виля и силилась их опровергнуть. Быть может, доктор - а он ведь сам
признался, что не приобщен к тайнам "подземного мира" и, кажется, даже
не знал о существовании так называемого совета Невидимых - просто выска-
зал ни на чем не основанные предположения? Быть может, Трисмегист
действительно был искателем приключений, но ведь принцесса Амалия ут-
верждала противное, а его дружба с графом Головкиным, лучшим и умнейшим
из знатных людей, которых Консуэло встречала в Берлине, говорила в его
пользу. Быть может, Калиостро и Сен-Жермен лгали, но ведь их тоже могло
обмануть это поразительное сходство. Однако, даже если бы эти три аван-
тюриста одинаково заслуживали презрения, нет оснований думать, что они
принадлежат к совету Невидимых, и, быть может, этот союз добродетельных
людей сразу отвергнет их утверждения, как только сама Консуэло твердо
объявит, что Трисмегист не Альберт. Вот если они будут упорствовать в
своем желании столь грубо обмануть ее, только тогда, после этого реши-
тельного испытания, она перестанет доверять им. А до тех пор Консуэло
сочла за лучшее отдаться на волю судьбы и поближе узнать этих Невидимых:
ведь им она была обязана своей свободой и их отеческие упреки дошли до
ее сердца. На этом выводе она остановилась и стала ждать конца приключе-
ния, решив считать все, что рассказал ей Сюпервиль, либо испытанием, ко-
торому он подверг ее по приказанию Невидимых, либо потребностью излить
свое раздражение против соперников, пользующихся большим расположением
князя, нежели он сам.
Особенно мучил Консуэло такой вопрос: действительно ли невозможно до-
пустить мысль, что Альберт жив? Ведь Сюпервиль не заметил тех явлений,
которые в течение двух лет предшествовали его последней болезни. Он даже
отказался поверить в ее существование, упорно считая, что причиной час-
тых посещений подземелья были любовные свидания молодого графа с Консуэ-
ло. Только ей и Зденко была известна тайна этих припадков летаргии. Са-
молюбие врача не позволяет Сюпервилю признаться, что, констатируя
смерть, он мог ошибиться. Теперь, когда Консуэло знала о существовании и
могуществе совета Невидимых, она имела возможность делать тысячи предпо-
ложений о том, каким способом они вырвали Альберта из ужасного склепа,
где его преждевременно похоронили, а потом, руководствуясь какими-то не-
известными целями, тайно привезли к себе. Все, что открыл ей Сюпервиль о
секретах замка и о странностях князя, только подтверждало эту догадку.
Сходство с графом авантюриста по имени Трисмегист могло сделать всю эту
историю еще более загадочной, но не делало самый факт невозможным. Эта
мысль так поразила бедную Консуэло, что она впала в глубокую тоску. Если
Альберт жив, она, не колеблясь, соединится с ним, как только ей позво-
лят, и посвятит ему себя навсегда... Однако сейчас острее, чем когда бы
то ни было прежде, она чувствовала, как мучителен для нее будет этот со-
юз без любви. Рыцарь предстал перед ее мысленным взором как источник
горьких сожалений, как источник будущих угрызений совести. Если пришлось
бы отказаться от него, только что зародившаяся любовь пошла бы своим
обычным путем: встретив препятствия, она быстро превратилась бы в
страсть. Консуэло не спрашивала себя с лицемерной покорностью, зачем ее
дорогому Альберту понадобилось выйти из могилы, где ему было так хорошо.
Нет, она думала, что, видно, ей суждено принести себя в жертву этому че-
ловеку, быть может, даже и за пределами могилы, и готова была выполнить
свой долг до конца, но она невыразимо страдала, оплакивая незнакомца -
свою невольную, свою горячую любовь.
Слабый шорох и легкое прикосновение крыла к плечу вывели ее из этих
размышлений. Она невольно вскрикнула от радости и изумления: хорошенькая
малиновка порхала по комнате и бесстрашно приближалась к ней. Еще нес-
колько секунд нерешительности, и она согласилась взять с ее ладони муху.
