тоянии объяснить это ни Вам, ни себе самой. Будь Вы со мной в эту мину-
ту, я сказала бы, что вверяю себя Вам, предоставляю Вам заботиться о мо-
ем будущем, согласна быть Вашей женой, быть может, даже сказала бы Вам,
что хочу этого. Однако я обманула бы Вас или дала бы безрассудный обет,
так как сердце мое недостаточно еще очистилось от прежней любви, чтобы
без страха принадлежать сейчас Вам и без угрызений совести заслужить Ва-
шу любовь. Я отправляюсь в Вену, чтобы встретиться с Порпорой или дож-
даться его, - судя по письму, которое он прислал Вашему батюшке, он уже
должен находиться там или приедет туда через несколько дней. Клянусь, я
еду к нему, чтобы забыть ненавистное прошлое и жить надеждой на будущее,
в котором Вы являетесь для меня опорой опор. Не ищите меня, я запрещаю
Вам следовать за мной во имя этого будущего; Ваше нетерпение может лишь
повредить, а быть может, - и разрушить все. Ждите меня и будьте верны
клятве, которую Вы мне дали, - не ходить без меня... Вы понимаете, о чем
я говорю! Надейтесь на меня, - я приказываю, так как ухожу со святой
уверенностью вернуться очень скоро или призвать Вас к себе. Сейчас я
словно в страшном сне, и мне кажется, что, оставшись наедине с собой, я
проснусь достойной Вас. Не хочу, чтобы брат следовал за мной, - я обману
его, направив по ложному пути. Во имя всего самого для Вас дорогого не
мешайте ни в чем моему замыслу и верьте в мою искренность. Тогда я уви-
жу, действительно ли Вы любите меня и могу ли я, не краснея, противопос-
тавить Вашему богатству свою бедность, Вашему титулу - свое скромное
происхождение, Вашей учености - свое невежество. Прощайте!.. Нет, до
свиданья, Альберт! Чтобы доказать Вам, что я уезжаю не навсегда, поручаю
Вам склонить Вашу уважаемую, дорогую тетушку благосклонно посмотреть на
наш брак и сохранить доброе отношение ко мне Вашего отца, лучшего и дос-
тойнейшего из людей. Откровенно расскажите ему обо всем. Из Вены напи-
шу".
Надежда, что подобным письмом можно убедить и успокоить человека,
настолько влюбленного, как Альберт, была, конечно, очень смела, но не
безрассудна. Консуэло чувствовала, пока писала это письмо, как к ней
возвращаются и сила воли и прямодушие. Она действительно готова была вы-
полнить все, что обещала. Она верила в глубокую проницательность, почти
ясновидение Альберта, знала, что его не обманешь, была убеждена, что он
ей поверит и, оставаясь верным себе, беспрекословно послушается ее. В
эту минуту она смотрела и на Альберта и на все происходящее его глазами.
Сложив письмо, но не запечатав его, она накинула дорожный плащ, пок-
рыла голову очень густым черным вуалем, надела прочную обувь, захватила
имевшуюся у нее небольшую сумму денег, немного белья и на цыпочках, с
невероятными предосторожностями спустилась по лестнице в нижний этаж;
там она пробралась в покои графа Христиана, а затем - в его молельню,
куда он неизменно входил ровно в шесть утра. Она положила письмо на по-
душку, на которую граф обычно клал свой молитвенник, прежде чем опус-
титься на колени; потом, сойдя во двор, никого не разбудив, направилась
прямо к конюшням.
Проводник, чувствовавший себя не особенно спокойно глухой ночью в
большом замке, где все спало мертвым сном, в первую минуту перепугался,
увидев черную женщину, приближавшуюся к нему, словно привидение. Он за-
бился в дальний угол конюшни, не смея ни крикнуть, ни задать ей вопроса.
Этого-то и надо было Консуэло. Как только она сообразила, что ее никто
не может ни увидеть, ни услышать (ей было известно, что окна комнат
Альберта и Андзолето не выходят на этот двор), она сказала проводнику:
- Я сестра молодого человека, которого ты привез сюда нынче утром. Он
похищает меня. Это только что решено между нами. Скорей замени седло на
его лошади дамским, - их здесь несколько, - и следуй за мной до Тусты,
не проронив ни слова, не сделав ни единого шага, который мог бы выдать
прислуге замка мое бегство. Плату получишь вдвойне. Ты удивлен? Ну, жи-
во! Как только доберемся до города, ты должен будешь тотчас же на этих
лошадях вернуться сюда за братом.
Проводник покачал головой.
- Тебе будет заплачено втрое.
Проводник кивком головы выразил согласие.
- И ты карьером привезешь его в Тусту, где я буду ждать вас.
Проводник опять покачал головой.
- Тебе дадут за вторую поездку в четыре раза больше, чем за первую.
Проводник повиновался. В один миг лошадь, на которой должна была
ехать Консуэло, была переседлана.
- Это не все, - проговорила Консуэло, вспрыгнув на лошадь, когда та
еще не была окончательно взнуздана, - дай мне твою шляпу и накинь поверх
моего свой плащ. На один миг.
- Понимаю, - сказал проводник, - надо надуть сторожа - нетрудное де-
ло! О, я не впервые похищаю знатных девиц! Надеюсь, ваш возлюбленный хо-
рошо заплатит, хоть вы и сестра ему, - усмехаясь, добавил он.
- Прежде всего я сама хорошо заплачу тебе. Ну, помалкивай! Готов?
- Уже в седле.
- Поезжай вперед и вели спустить мост.
Они проехали по мосту шагом, сделали крюк, чтобы миновать стены зам-
ка, и через четверть часа были уже на большой дороге, усыпанной песком.
Консуэло до того ни разу в жизни не ездила верхом. К счастью, ее лошадь,
хотя и сильная, была смирного нрава. Проводник подбадривал ее, прищелки-
вая языком, и она, идя ровным, сдержанным галопом по лесу и кустарнику,
доставила амазонку к месту назначения через два часа.
При въезде в город Консуэло остановила лошадь и спрыгнула на землю.
- Я не хочу, чтобы меня здесь видели, - сказала она проводнику, давая
ему условленную плату за себя и за Андзолето. - По городу я пойду пеш-
ком, достану здесь у знакомых экипаж и поеду по дороге в Прагу. Я поеду
быстро, чтобы до рассвета как можно дальше отъехать от мест, где меня
знают в лицо. Утром я сделаю остановку и буду ждать брата.
- А где?
- Не знаю еще. Скажи ему, что на одной из почтовых станций. Пусть
только не расспрашивает, раньше чем не отъедет на десять миль отсюда.
Тогда пусть справляется о госпоже Вольф - это первое пришедшее мне в го-
лову имя. Только ты не забудь его. Скажи, в Прагу ведет только одна до-
рога?
- Одна до...
- Отлично! Остановись в предместье и дай передохнуть лошадям. Поста-
райся, чтобы не заметили дамского седла, набрось на него плащ. Не отве-
чай ни на какие вопросы и поскорее пускайся в обратный путь. Постой, еще
одно слово: передай брату, пусть он не колеблется, не задерживается и
уезжает так, чтобы его никто не видел. В замке ему грозит смерть.
- Господь с вами, красотка, - ответил проводник, успевший уже убе-
диться в том, что ему хорошо заплачено. - Да если б даже мои бедные ло-
шадки околели, я и то был бы рад услужить вам.
"Досадно, однако, - подумал он, когда девушка исчезла в темноте, -
мне не удалось увидеть и кончика ее носа. Хотелось бы знать, настолько
ли она красива, чтобы стоило ее похищать. Сначала-то она напугала меня
своим черным покрывалом и решительной походкой, - ну, да чего только не
наговорили мне там, в людской, я уж не знал, что и думать. До чего суе-
верны и темны эти люди со своими привидениями да со своим черным челове-
ком у дуба Шрекенштейна! Эх! Мне больше сотни раз приходилось там бы-
вать, и никогда я его не видел. Правда, проезжая у подножья горы, я
всегда старался опустить голову и смотреть в сторону оврага".
За этими бесхитростными рассуждениями проводник накормил овсом лоша-
дей, а сам, чтобы разогнать сон, хорошенько подкрепился в соседнем трак-
тире пинтой медовой шипучки и отправился обратно в Ризенбург отнюдь не
спеша, как надеялась и предусматривала Консуэло, наказывая ему торо-
питься. Все больше удаляясь от нее, добрый малый терялся, в догадках от-
носительно романтического приключения, в котором был посредником. Ма-
ло-помалу, благодаря ночному мраку, а пожалуй, и парам крепкого напитка,
приключение это стало рисоваться ему в еще более чудесном виде. "А за-
бавно, - думалось ему, - если б эта черная женщина оказалась мужчиной, а
мужчина - привидением замка, мрачным призраком Шрекенштейна! Говорят же,
что он злобно подшучивает над ночными путниками, а старик Ганс даже
клялся мне раз десять, будто видел его в конюшне, когда задавал перед
рассветом корм лошадям старого барона Фридриха. Черт побери! Не очень-то
оно приятно! Встретиться да побыть с такими тварями всегда к беде! Если
мой бедный Серко возил на себе этой ночью сатану, ему, наверное, несдоб-
ровать. Сдается мне, что из его ноздрей уже пышет пламя. Как бы он еще
не закусил удила! Ей-ей! Любопытно будет, добравшись до замка, убе-
диться, что в моем кармане - сухие листья вместо денег от этой чертовки.
А вдруг мне скажут, что синьора Порпорина, вместо того чтобы мчаться по
дороге в Прагу, преспокойно почивает в своей кроватке? Кто тогда оста-
нется в дураках - черт или я? Что верно то верно, она и вправду неслась,
как ветер, а когда мы с ней расстались, исчезла так мгновенно, словно
провалилась сквозь землю".
LXII
Андзолето не преминул встать в полночь, взять свой стилет, надушиться
и загасить свечу. Но в ту минуту, когда он собирался тихонько отпереть
дверь (а он уже раньше обратил внимание на то, что замок в ней открывал-
ся мягко и бесшумно), он с изумлением вдруг обнаружил, что ключ не пово-
рачивается. Возясь с ним, он изломал себе все пальцы и вконец измучился,
рискуя к тому же толчками в дверь кого-нибудь разбудить. Однако все уси-
лия его оказались тщетны. А другой двери из его комнаты не было. Окна же
выходили в сад на высоте пятидесяти футов от земли, причем стена была
совершенно гладкая и спуститься по ней было невозможно, - при одной мыс-
ли о таком спуске кружилась голова.
"Это не случайность, - сказал себе Андзолето, еще раз напрасно попы-
тавшись открыть дверь. - Будь то Консуэло (неплохой признак: ее страх
свидетельствовал бы об ее слабости) или же граф Альберт, они у меня оба
за это поплатятся!"
Он решил было снова уснуть, но ему мешала досада, а быть может, ка-
кое-то беспокойство, близкое к страху. Если эта предосторожность была
делом рук Альберта, значит он один во всем доме не заблуждался относи-
тельно "братских" отношений между Андзолето и Консуэло. А у той был уж
очень испуганный вид, когда она предупреждала его остерегаться "этого
страшного человека". Как ни убеждал себя Андзолето, что молодой граф,
страдающий умственным расстройством, вряд ли может быть последовательным
в своих действиях, да к тому же, принадлежа к именитому роду, он, конеч-
но, не пожелает в силу предрассудков драться на дуэли с комедиантом, все
же бывший жених Консуэло чувствовал себя не совсем спокойно. Альберт
произвел на него впечатление человека хоть и помешанного, но тихого и
вполне владеющего собой; что же касается предрассудков, то, по-видимому,
они не очень-то сильны в нем, раз позволяли ему думать о браке с актри-
сой. А потому Андзолето стал не на шутку опасаться, что, добиваясь своей
цели, нарвется на столкновение с молодым графом и наживет себе беду. Та-
кая развязка не столько пугала его, сколько казалась постыдной. Он нау-
чился владеть шпагой и льстил себя надеждой, что не спасует ни перед
кем, как бы искусен ни был противник. Тем не менее успокоиться он не мог
и так и не сомкнул глаз всю ночь.
Около пяти часов утра ему как будто послышались шаги в коридоре, и
вскоре дверь легко и бесшумно открылась. Еще не рассвело, а потому, уви-
дав человека, так бесцеремонно входящего в его комнату, Андзолето поду-
мал, что настала решительная минута. Он бросился к своему стилету и,
словно бык, ринулся вперед. Но тотчас же в предрассветной мгле он узнал
своего проводника, который делал ему знаки говорить потише и не шуметь.
- Что значат эти шутки и что тебе от меня надо, дурень? - раздраженно
