"Какое счастье, что не он!"
Она побежала навстречу Марку, чтобы помешать ему увидеть. При первых
же ее словах он побледнел и стиснул зубы. Аннета отвела его подальше от
места, где произошло несчастье, и сказала, что Одетта сильно расшиблась.
Но он, со свойственным детям чутьем, понял, что она умерла. Судорожно
сжав руки, он пытался отогнать эту страшную мысль. Однако, несмотря на
волнение, он все время был занят собой, следил за своими движениями и
выражением лица, за проходившими мимо людьми. Он смутился, заметив, что
мать на улице без шляпы и что на них оглядываются. Эта неприятность отв-
лекла его и помогла успокоиться. Видя, что он держится стойко, Аннета
рассталась с ним на полдороге, велев ему идти домой, а сама поспешила к
Сильвии. Сильвия, в полном изнеможении упав на стул, сидела в углу у
кровати покойницы, ничего не слыша и не понимая, дыша тяжело и шумно,
как загнанная лошадь. Мастерицы хлопотали около девочки. Аннета обмыла
маленькое тело Одетты, надела на нее чистое белье и уложила в постель,
как в те далекие вечера (только вчера, а как бесконечно далеко было это
время!), когда она приходила выслушивать поверяемые ей тихонько детские
тайны! Сделав все, что нужно, она подошла к Сильвии и взяла ее за руку.
Влажные и холодные пальцы лежали безвольно в ее руке. Аннета сжимала эти
пальцы, из которых, казалось, ушла жизнь. У нее не хватало духу шептать
сестре слова утешения, они все равно не прошли бы сквозь стену отчаяния.
Одно только физическое прикосновение, полное сестринской любви и состра-
дания, могло постепенно дойти до сердца Сильвии. Аннета обняла Сильвию,
прижалась лбом к ее щеке. Слезы ее капали на шею и грудь сестры, словно
для того, чтобы растопить ледяную кору, сковавшую это сердце. Сильвия
молчала и не двигалась. Но пальцы ее уже начали слабо отвечать на пожа-
тие Аннеты. Когда пришел Леопольд, Аннета оставила их вдвоем.
Она пошла домой к Марку и сказала ему всю правду. Но он уже знал ее.
Он скрывал свое волнение, потому что оно его пугало, и старался сохра-
нять спокойный и уверенный вид. Это удавалось ему только до тех пор, по-
ка он молчал. Стоило ему заговорить, как голос его дрогнул и оборвался.
Он убежал в другую комнату, чтобы выплакаться наедине. Аннета материнс-
ким чутьем угадывала тоску детского сердца при первом столкновении со
смертью и не стала говорить с сыном на эту опасную тему. Она просто по-
садила его к себе на колени, как бывало в раннем детстве. Марк и не по-
думал обидеться на то, что с ним обращаются, как с малышом, и, словно
ища спасения, прильнул к ее теплой груди. Так оба они успокоились, убаю-
кав свой страх сознанием, что они не одиноки, что они вдвоем могут от
него защищаться. Потом Аннета заставила мальчика лечь спать, уговаривая
его быть храбрым, как подобает мужчине, и не бояться, если ей придется
на ночь уйти и оставить его одного. Марк обещал.
И Аннета поздно ночью опять пошла в дом, где произошла трагедия. Ей
хотелось посидеть около умершей. Сильвия уже вышла из своего мрачного
бесчувствия. Не вернулось к ней и бурное отчаяние первых минут. Но на
нее тяжело было смотреть. Аннета, войдя, увидела, что она улыбается.
Должно быть, у нее помутилось в голове. Услышав шаги Аннеты, она подняла
глаза, посмотрела на сестру и, подойдя к ней, сказала:
- Она уснула.
Взяв Аннету за руку, она подвела ее к кровати.
- Смотри, какая она хорошенькая! Сильвия говорила это, сияя от радос-
ти, но Аннета приметила в ее лице тень тайной тревоги. И, когда Сильвия
через минуту опять сказала вполголоса: "Она сладко спит, правда?.." -
Аннета, встретив лихорадочный взгляд, ожидавший ответа, ответила то, что
от нее хотели услышать:
- Да, она спит.
Она прошла с Сильвией в соседнюю комнату. Там сидели Леопольд и одна
из мастериц. Они пытались завязать разговор, чтобы отвлечь Сильвию. Но
мысль ее металась, как раненая, перескакивала с одного на другое, ни на
чем не задерживаясь. Она взялась за какое-то рукоделье, каждую минуту
бросала его, потом брала снова и снова бросала, точно прислушиваясь к
дыханию в соседней комнате, и все твердила:
- Как крепко она спит! При этом она обводила взглядом окружающих,
чтобы их... нет, чтобы себя убедить в этом. Один раз, подойдя к кровати,
она нагнулась над мертвой девочкой и стала говорить ей ласковые слова.
Для Аннеты было пыткой слушать это, ей хотелось, чтобы сестра замолчала.
Но Леопольд тихонько умолял ее не мешать Сильвии - пусть утешается иллю-
зией.
Иллюзия рассеялась сама собой. Сильвия вернулась на место, опять взя-
лась за работу и ничего больше не говорила. Вокруг нее разговаривали, но
она не слушала. Скоро умолкли и остальные. В комнате нависло унылое мол-
чание... Вдруг Сильвия закричала. Это был протяжный крик без слов. Упав
грудью на стол, она стала биться об него головой. Быстро убрали иголки и
ножницы. Когда Сильвия смогла заговорить, она стала проклинать бога. Она
в него никогда не верила, но надо же отвести душу! И, грозно сверкая
глазами, она осыпала бога грубыми ругательствами...
Она скоро обессилела, и ее отнесли в постель. Она лежала неподвижно.
Аннета не отходила от нее, пока она не заснула.
Домой Аннета возвращалась совсем разбитая. Над улицами уже вставал
белесый рассвет... Марк не спал. Она стала раздеваться, дрожа от холода.
Но в последнюю минуту, когда уже собиралась лечь в постель, она босиком,
в одной рубашке бросилась в комнату сына. Слишком много она за этот день
перестрадала, слишком, долго крепилась! Она страстно целовала мальчика в
губы, в глаза, в уши и шею, целовала ему руки и ноги, твердя:
- Родной мой, маленький мой... Ты не оставишь меня, не оставишь?..
Марк был испуган, смущен, сильно взволнован. Он плакал вместе с нею,
жалея больше себя, чем других. Но и других тоже. Сейчас он почувствовал
горечь своей утраты, он оплакивал эту любовь, которую раньше отвергал. С
нежностью и грустью он вспоминал тот вечер, когда был болен и Одетта
пробралась к нему. И подумал:
"А все же умер не я! Я жив!.."
Аннета дрожала при мысли, что предстоит еще такой же день. У нее на
это не хватило бы сил. Но все дальнейшее переживалось уже не с такой
ужасающей остротой, как в первые часы. Когда страдание доходит до высшей
точки, оно неизбежно начинает спадать. От него либо умирают, либо привы-
кают к нему.
Сильвия взяла себя в руки. Лицо ее было мертвенно-бледно, у носа и в
углах рта залегли жесткие складки (они, хотя потом и сгладились немного,
навсегда оставили след на лице Сильвии). Но она была спокойна, дея-
тельна, занялась вместе с мастерицами кройкой и шитьем траурных платьев.
Она отдавала распоряжения, надзирала за всем, работала сама, движения ее
рук были точны и так же уверенны, как и взгляд. Когда она примеряла Ан-
нете платье, та боялась проронить слово, которое могло бы напомнить
Сильвии о похоронах. Но Сильвия сама о них заговорила - спокойно, хлад-
нокровно. Она никому не хотела поручить связанные с ними хлопоты и рас-
порядилась всем до мелочей. Это искусственное спокойствие Сильвия сохра-
няла до конца похорон. И только выполнению религиозных обрядов воспроти-
вилась с холодной, сосредоточенной злобой. Она не прощала богу смерть
девочки!.. До этого несчастья Сильвия была безотчетно неверующей, но к
религии относилась только безразлично, а не враждебно. Не признаваясь в
этом, слегка посмеиваясь над собой, она даже была растрогана, когда уви-
дела свою хорошенькую дочку в белом платье причастницы... А теперь она
знала, что все - обман, да, да!.. Подлый бог!.. Никогда она не простит
ему!
Аннета боялась, что нечеловеческие усилия, которые делает над собой
Сильвия, разрешатся новым приступом отчаяния, когда она вернется домой с
кладбища. Но ей не удалось остаться с сестрой. Сильвия резким тоном ве-
лела ей идти домой. Присутствие Аннеты было для нее нестерпимо: ведь у
Аннеты есть сын!..
На другой день встревоженный Леопольд пришел к Аннете и рассказал,
что Сильвия не ложилась всю ночь. Она не плакала, не жаловалась, страда-
ла молча. Не щадя себя, она начала по-прежнему работать в мастерской.
Привычные обязанности требовали своего настоятельнее, чем сама жизнь.
Тяжелое душевное состояние Сильвии сказывалось только в некоторых мело-
чах: раз она криво скроила платье (таких промахов за нею никогда не во-
дилось) и, не сказав ни слова, выбросила его. В другой раз порезала
пальцы ножницами. По вечерам ее уговаривали лечь. Но она все ночи напро-
лет сидела в постели без сна, не отвечая тем, кто с нею заговаривал.
И каждое утро до работы в мастерской она ходила на кладбище.
Так прошли две недели. Однажды Сильвия вдруг среди бела дня куда-то
скрылась. Приходили заказчицы, ждали. Подошел час ужина - ее все не бы-
ло. Пробило десять, одиннадцать. Муж боялся, что она в отчаянии покончи-
ла с собой. Наконец в час ночи она вернулась домой и эту ночь спала до
утра. Узнать у нее ничего не удалось. Следующие вечера она опять где-то
пропадала. Теперь она уже стала разговаривать с окружающими и, казалось,
оттаяла, но упорно скрывала, куда ходит по вечерам. Мастерицы начали шу-
шукаться. Добрый муж жалел ее и, пожимая плечами, говорил Аннете:
- Если даже она изменяет мне, я не могу на нее сердиться: она так
настрадалась!.. Если это может ее отвлечь от навязчивых мыслей... что ж,
пускай!
Аннета как-то подстерегла Сильвию, когда та выходила из дому, и осто-
рожно дала ей понять, какое беспокойство и какие подозрения вызывают ее
отлучки, как они огорчают ее близких. Сильвия сперва не хотела даже ос-
тановиться и проявила полное равнодушие к тому, что о ней могут поду-
мать. Но, узнав о доброте мужа, она растрогалась и, уступив внезапной
потребности излить душу, увела Аннету к себе в комнату. Здесь она запер-
ла дверь и, сев рядом с сестрой, вполголоса, с таинственным видом, блес-
тя глазами, рассказала ей, что каждый вечер посещает кружок спиритов,
которые собираются у стола, и там она беседует со своей умершей дочкой.
Аннета, не смея выдать свои чувства, с ужасом слушала Сильвию, которая
умиленно пересказывала ей ответы Одетты. Сильвию теперь уже не нужно бы-
ло заставлять говорить - ей радостно было повторять вслух слова девочки,
в эти слова она вкладывала всю душу. Аннета не решалась разрушить иллю-
зию, которой только и жила теперь сестра. А Леопольд - тот даже готов
был поощрять Сильвию. В глазах этого простого и здравомыслящего человека
самовнушение Сильвии было не хуже всякой другой религии. Аннета посове-
товалась с врачом, и тот сказал, что не надо трогать Сильвию, пока она
не изживет свое горе.
Теперь Сильвия ходила сияющая. Глядя на нее, Аннета мысленно спраши-
вала себя, не лучше ли священная материнская скорбь, чем эта нелепая ра-
дость, оскорбляющая таинство смерти. В мастерской Сильвия уже не скрыва-
ла своих сношений с потусторонним миром. Девушки расспрашивали ее о се-
ансах - ее рассказы доставляли им такое же удовольствие, как те романы,
что печатаются в газетах. Заходя в мастерскую, Аннета слышала, как они
оживленно обсуждали последнюю беседу Сильвии с умершей Одеттой. А раз
она видела, как одна из учениц хихикала, пряча лицо за материю, которая
была у нее в руках. Сильвия, еще недавно столь чуткая к иронии и умело
пускавшая ее в ход, теперь болтала, ничего не замечая, всецело поглощен-
ная своей бредовой идеей.
На этом дело не кончилось. Однажды вечером, ничего не сказав Аннете,
она повела на сеанс Марка. Она опять воспылала к нему восторженной лю-
бовью, и лицо ее светлело, когда он приходил. Не застав Марка дома, Ан-
нета сразу догадалась, в чем дело. Но когда он вернулся поздно вечером
взвинченный и расстроенный, она удержалась от расспросов. Ночью мальчик
кричал во сне. Аннета встала и успокоила его, нежно гладя по голове.
Утром она сурово поговорила с Сильвией. Когда дело касалось ее сына,
