ломающийся голос, легко краснеющее девичье личико и задор молодого пе-
тушка - все привлекало внимание других мальчиков и вызывало насмешки.
Один из этих шалопаев даже стал полушутя, полусерьезно приставать к нему
с гнусными предложениями. Марка это потрясло. Его ярость и омерзение бы-
ли так сильны, что от волнения он ночью заболел. Он не хотел больше хо-
дить в лицей, но как объяснить матери причину? Он решил, что сам, без ее
помощи, заставит себя уважать. В смятении он твердил мысленно:
"Я его убью".
Марк был в том возрасте, когда у мальчиков пробуждаются половые инс-
тинкты. Они его волновали и пугали. Мать, до странности целомудренная,
ничего не видела и не знала. А он умер бы со стыда, если бы она узнала.
И, одинокий, презирая себя, теряя голову, он покорялся ужасным требова-
ниям постыдного инстинкта... Что может сделать ребенок, бедный ребенок,
отданный во власть этим стихийным силам? Жестокая мучительница-природа
зажигает в теле тринадцатилетнего человека пожар, и огонь этот, не нахо-
дя пищи, пожирает его самого... Если у мальчика хорошие задатки, он мо-
жет спастись, впав в другую крайность: аскетическую экзальтацию души,
которая часто разрушает тело. Молодежь того времени была счастливее сво-
их отцов - она уже начала прибегать к мужественному искусству спорта.
Марк был бы рад последовать примеру других, но и тут природа была против
него: она не наделила его нужными для этого физическими силами. Ах, как
он завидовал здоровым и сильным! Как ревниво ими любовался! Его восхище-
ние походило на ненависть... Никогда ему не быть таким, как они!..
Желания, всякие желания, чистые, нечистые, - полнейший хаос... Они
терзали его, как злые духи... И он стал бы игрушкой судьбы, ничто не
могло бы спасти его, если бы не заложенные в нем здоровая нравственность
и честность, более того - бессознательное благородство, искра священного
огня, результат трудов, мужества и долготерпения лучших представителей
рода, то, что не выносит грязи и бесчестия, не допускает позорного паде-
ния, то, что помогает человеку распознавать обостренным чутьем все дур-
ное и низкое и вытравлять его в себе, извлекая из самых сокровенных тай-
ников мысли. А если он не всегда может уберечься от грязи, то всегда
осуждает ее, осуждает, бичует и карает себя...
Да здравствует Гордость!.. Sanctus!.. [48] Для таких натур, как Марк,
гордость - залог душевного здоровья. Это - утверждение божественного на-
чала в самой низменной натуре, это - источник спасения. Если бы не гор-
дость, разве человек одинокий, не знающий любви, стал бы бороться с низ-
менными желаниями? К чему было бы бороться, если бы он не верил, что
должен оберегать какие-то высшие ценности и ради них победить или уме-
реть?
Марк хотел победить. Победить то, что ему было и понятно и непонятно.
Победить нечто, еще не узнанное, но внушающее ему отвращение. Победить
загадку жизни и то низменное, что есть в нем самом... Увы, и тут, как и
во всем, он терпел бесчисленные поражения! Пытался работать, читать,
взять себя в руки, но изменял себе, чувствовал, что распускается. Все то
же проклятое слабоволие!.. Нет, сила воли у него есть, но она еще не
развита, ее недостаточно, чтобы добиться того, чего он хочет, что поста-
вил себе целью. То его мучает любопытство и желания, здоровые и нездоро-
вые, и со всех сторон осаждают соблазны, то он впадает в какое-то бес-
чувствие и ничем не способен заняться, ни на чем сосредоточиться. Он
упускает настоящее, забегая слишком далеко вперед. Его уже заботит буду-
щее, выбор профессии. Он знает, что это надо решить как можно раньше, но
он еще не может остановиться ни на чем, мечется между всеми возможностя-
ми, все ему интересно, - и в то же время безразлично, все влечет и от-
талкивает. Он сам не знает, чего хочет, он даже не способен хотеть или
не хотеть. Внутренний механизм еще не налажен. Он бросается вперед - и
вдруг застревает на месте или натыкается на что-то и снова оказывается
на дне.
Тогда он исследует дно. Этот страдающий мальчик скорее, чем кто бы то
ни было, способен почувствовать пустоту и скуку эпохи, стремящейся
навстречу гибели. Он испытывает острое ощущение, что у ног его зияет
пропасть...
А мать ничего не замечает. Она видит перед собой подростка, в котором
еще много ребяческого. Видит угрюмого, требовательного, строптивого, бо-
лезненнообидчивого ломаку и любителя громких фраз. То он щеголяет неп-
ристойными выражениями, то вдруг пугается малейшей скабрезности. Больше
всего раздражает Аннету его зубоскальство. Она и не подозревает, сколько
горечи в этих насмешках. Она не догадывается, что это с его стороны вы-
зов обидчице-судьбе. Мальчик остро чувствует себя обделенным: ведь он
слаб, некрасив, он - бездарное ничтожество! Таким он себя считает и,
окончательно пав духом, прибавляет к действительным своим недостаткам
кучу выдуманных. Он словно ищет, чем бы еще себя унизить... Вот мимо
проходят две молоденькие работницы. Они смеются - и Марк уверен, что
смеются над ним. Ему и в голову не приходит, что девушки заигрывают с
ним, что его покрасневшая рожица, рожица испуганной девочки, вовсе не
кажется им такой уж некрасивой... Он читает в глазах учителей мнимую
презрительную жалость к посредственному ученику... Он уверен, что те его
товарищи, которые крепче и сильнее, презирают его за слабость и догады-
ваются с его трусости. Из-за своей крайней нервности он бывает иногда
малодушен и со свойственной ему честностью признается себе в этом и счи-
тает себя опозоренным. Чтобы себя наказать, он тайно от других затевает
всякие опасные безрассудства, - при этом его прошибает холодный пот, но
зато он чуточку реабилитирован в собственных глазах. Этот юный Никомед
часто смеется над собой и своими поражениями. Но он зол на жизнь, сде-
лавшую его таким, каков он есть, и больше всего зол на мать.
А мать не понимает, откуда эта враждебность. "Какой эгоист! Он думает
только о себе..."
Только о себе? Но если он не будет думать о себе, что из него выйдет?
Если он не будет защищаться сам, кто же его защитит?
Так мать и сын живут рядом, одинокие, замурованные каждый в себе.
Время нежностей миновало. Аннета начинает повторять жалобу всех матерей.
- Он гораздо сильнее меня любил, когда был маленьким!
А Марк приходит к заключению, что матери любят детей для собственного
удовольствия, что каждый любит только себя...
Нет, каждый из них хотел любить другого! Но когда человек в опаснос-
ти, он вынужден думать о себе. О других он будет думать потом. Как спа-
сешь другого, если не спасешься сам? А спастись самому невозможно, если
другой висит у тебя на шее.
Когда сын стал ее чуждаться, Аннета, как и он, ожесточилась. Созна-
тельно закрыв сердце для любви, раз не на кого было ее излить, она стре-
милась теперь утолять умственный голод и потребность действовать. Она
работала весь день, по вечерам читала, а ночью крепко спала. Озлобленный
Марк и завидовал этой спокойной женщине и презирал ее за здоровье, за
то, что она, как ему казалось, не способна ничем терзаться.
А между тем Аннета страдала оттого, что ей не с кем делиться мыслями.
Она заполняла пустоту работой, искала забвения в деятельности... Но ра-
бота ради работы не заполняет пустоты в душе... И на что отдать беспо-
лезные силы, которые она ощущала в себе?
Отдавать!.. Ах, эта потребность отдавать себя, жертвовать собой!..
Аннета встречала ее на каждом шагу, и часто она вызывала в ней только
жалость, а иногда бывала просто нелепа. Наблюдательная Аннета постоянно
изучала лица и характеры. Она отвлекалась от своих горестей, вникая в
горести других людей. Впрочем, быть может, в этот период ее жизни, когда
сердце ее окаменело (так она воображала), зрелище человеческих страда-
ний, а в особенности поражений и отречений, возбуждало в ней скорее лю-
бопытство, чем жалость.
Среди женщин, которые, как и она, вели борьбу с обществом, пытаясь
вырвать у него хотя бы скудные средства к существованию, было много за-
губленных не столько жестокостью жизни, сколько собственной слабостью и
самоотречением. Почти все жертвовали собой ради какой-нибудь привязан-
ности и не могли без этого жить. Можно было подумать, что в самоотрече-
нии весь смысл их жизни, но оно же сводило их в могилу...
Одна жертвовала собой ради старой матери или эгоистичного отца. Дру-
гая - ради пошляка-мужа или неверного любовника. Третья ("Вот как я! -
думала Аннета) - ради ребенка, который ее совсем не любит, который забу-
дет ее, который завтра, быть может, от нее отвернется... "Ну так что же?
Если даже быть обманутой, брошенной, забытой им - для меня радость!..
Если мне приятно получать от него колотушки!.." О насмешка, о самооб-
ман!.. "А другие женщины, те, которым не для кого жить, как еще нам за-
видуют! Им семью заменяют собака, кошка, птичка - у каждой свой кумир!
Уж если им непременно нужно кому-нибудь поклоняться, так лучше богу! По
крайней мере высшее существо... У меня тоже есть свое божество, неведо-
мый бог, моя собственная правда, и эта страсть, которая заставляет меня
ее искать, может быть, тоже самообман? Но это я узнаю только тогда, ког-
да приду к цели. Если даже это обман, то возвышенный, - он стоит
жертв..."
Аннета восставала против бессмысленности некоторых жертв. "Нет, при-
рода не хочет, чтобы лучший приносил себя в жертву менее достойному! А
если она этого и хочет, зачем я буду ей подчиняться? Нет, нет, она этого
не требует! Она учит нас отрекаться от себя во имя лучшего, высшего и
сильнейшего..."
Жертвовать собой во что бы то ни стало, ради достойного или недостой-
ного - пожалуй, даже лучше ради недостойного, потому что тогда эта жерт-
ва значительнее, тогда это жертва ради жертвы... Да, это согласно с
представлением некоторых людей о боге... Credo quia absurdum... [49] Ка-
ков господин, таковы и слуги!.. Это тот самый бог, что уже на седьмой
день почил от трудов, считая, что сделал все и сделал хорошо. Если бы
люди его слушались, воз жизни остановился бы после первого оборота коле-
са. Весь прогресс в мире происходит против воли этого бога... Fiat [50].
Будем толкать вперед свой воз! И даже под страхом, что он нас раздавит,
я хочу, чтобы он двигался!
Одно печальное знакомство еще усилило возмущение Аннеты против бесс-
мысленных жертв (что она знала о них?), которые люди более достойные
приносят менее достойным.
Хлопоча в свое время о месте преподавательницы на курсах для иностра-
нок в Нейи, она оказалась конкуренткой одной молодой женщины, и ей пон-
равилось лицо этой женщины, грубоватое, но энергичное. Аннета пробовала
завязать разговор, но та отнеслась к ней недоверчиво и, видимо, думала
только о том, как бы устранить соперницу с дороги. В то время Аннета еще
не привыкла к такого рода борьбе, глубоко ей противной, и не умела защи-
щаться. Желая расположить к себе соперницу и приобрести нового друга,
она даже уступила ей место. Та не выразила никакой благодарности, все ее
мысли были заняты погоней за заработком. Она напоминала муравья, который
вечно спешит, хлопочет, занят только накоплением. Аннета ее ничуть не
интересовала.
После этой встречи Аннета потеряла ее из виду. А когда шесть лет
спустя случай снова столкнул их, обе были уже не те, что прежде. Аннета
теперь не склонна была проявлять великодушие к конкурентам или излишнюю
щепетильность. Она говорила себе: "Такова жизнь, и я не могу ее изме-
нить. Я хочу жить и в первую очередь должна думать о себе..."
Началась борьба. Она была недолгой. После первого же выпада противни-
ца Аннеты получила нокаут... Как она постарела за эти шесть лет! Аннету
поразило столь быстрое разрушение. Она помнила брюнетку с розовыми щека-
ми, на которых две-три родинки чернели, как изюминки в булке, крепкую,
