можно было покупать. Или отовариваться официально в тюремном магазине,
покуда деньги имеются на тюремном лицевом счету, или втридорога через
обслуживающий персонал. Подследственные к работам не допускались, а
нетрудовые накопления могли переводиться на лицевой счет в размере 25
талеров ежемесячно. Гек работать не собирался, голодать тоже. Пятисотенную
бумажку он постепенно проел с помощью сговорчивых надзирал, так что через
месяц, когда деньги кончились, один из служивых, наиболее прикормленный
Геком, с энтузиазмом ринулся выполнять его поручение -- перегнать весточку
адвокату Айгоде Кацу. Нет ничего предосудительного в том, что заключенный
хочет есть и готов платить, тем более что чифира, спиртного и наркоты не
заказывает. И адвоката хочет нанять -- что тут такого противозаконного,
почему не помочь?
Естественно. Если бы Гек, гнусно ухмыляясь и цинично подмигивая,
предложил бы этому надзирале, "омеге" среди своих собратьев, за кругленькую
сумму нарушить присягу, продаться с потрохами и предать
товарищей-сослуживцев, тот отказал бы ему в резкой форме и потом долгие годы
гордился бы своей неподкупностью. А так -- мало-помалу, колбаска да сахарок,
да теплые носки, да списочек книг из тюремной библиотеки, да свежая
газетка... Благодарю, голубчик, уважил пожилого человека... И постепенно
Норман Вильский, двадцати трех неполных лет, привык в свою смену шестерить
перед спокойным, внушительным, богатым, а главное -- не мелочным узником.
Говорят -- уголовник, пробы ставить негде... Так все бы сидельцы такими
были, горя бы мы с ними не знали. Попроси тот что-нибудь запретное --
доложил бы по команде и глазом не моргнул, но ведь не просит...
Айгода Кац помнил, что ему придет весточка от щедрого заказчика под
именем Стивен Ларей и он должен будет прислать ему молодого и прыткого
адвоката со способностями. Способности бывают разные. Его внучатый племянник
по младшей сестре был молод (тридцать лет), шустр и обладал невероятной
способностью вытрясать из родственников деньги, подарки, услуги и всякую
иную материальную выгоду. Молодой Менахем Кац, член районной коллегии
адвокатов, крепко раздражал своего дедушку, но сейчас был на мели и являлся
единственной опорой бабки, его, Каца, выжившей из ума сестры. Старый Кац
вкратце обрисовал ему ситуацию, напичкал на скорую руку дельными советами и
отправил в "Пентагон" на заработки.
Первое же свидание оказалось и последним. Менахем Кац решил, видимо,
сразу дать понять этому пентюху, какую ему оказывают честь. Обращаясь к
своему клиенту на "ты" с первых же слов, он держался глупо и спесиво,
совершенно вразрез с той линией, которую порекомендовал ему дедушка. Мало
того, спрашивая Гека, он постоянно его перебивал своими комментариями и
замечаниями типа "...ну, тебе, родной, этого не нужно знать, я это сам
продумаю..."
Гек сначала вообразил, что его разыгрывает администрация тюрьмы, потом,
в ходе встречи, убедился, что адвокат -- действительно посланец старого
Каца. После этого Гек взял себя в руки и спокойно выслушал все рассуждения
этого наглого индюка, сводившиеся к тому, что теперь ему придется платить и
делать это много, часто и с глубокими поклонами в сторону своего
благодетеля, Менахема Каца.
-- ...таким вот образом, дружок! На сегодня хватит. Есть еще пожелания?
(Оговоренную заранее тысячу он и не подумал передать -- в первый раз, мол,
опасно. У него репутация.)
-- Есть. Рекомендации у тебя хорошие, но сам ты говно. Пшел вон и
навеки. Да!.. Не забудь вернуть деду тысячу и мое о тебе мнение. -- С этими
словами Гек встал и повернулся в сторону надзирателя, сидящего поодаль и
наблюдающего за встречей, и таким образом закончил свидание. Вильский
получил последние полсотни "на транспортные расходы" и повез записку по тому
же адресу. Старый Кац уже успел выслушать до слюней возмущенного
родственничка и теперь читал записку, освещающую позицию другой стороны.
"Ты кого прислал, старая ты сволочь? Мне нужен компетентный, с мозгами
и знающий меру. Вспомни себя в молодости и поищи как следует. Плюс двадцать.
Подателю сего дай тысячу, нашинкованную по десять и двадцать. Остальное --
под отчет. Стив".
-- Что верно, то верно, -- подумал вслух Айгода, бросая письмо в камин,
-- и жадный, и дурной у меня внучек-племянничек. -- Кац не знал, как ему
реагировать на это лапидарное командирское послание: хотелось оскорбиться за
"сволочь", но ведь тут же и лести таки подсыпал, уравновесил...
Оскорбление и лесть долго бы еще качались в коромысле весов друг против
друга, но на сторону лести бухнулось увесистое и звенящее "плюс двадцать" --
еще двадцать тысяч наличными в абонированном сейфе аграрного банка, с
номером ячейки на двадцать единиц бо2льшим, чем семизначный номер, заранее
оставленный ему Геком. Старик знал, что будут еще номера с посланиями, Гек
его предупредил об этом. (У него было абонировано шесть таких ячеек на общую
сумму восемьсот тысяч талеров, с предоплатой -- почти сто тысяч, --
внесенной на пять лет вперед.) Что ж, придется поискать...
Новый адвокат, молодой коротышка Джозеф Малоун, пришелся Геку по душе.
Холерик и непоседа, он сразу засыпал Гека сотней терминов и ссылок на
уголовный и гражданский кодекс, доказывая, что по отношению к Геку было
допущено беззаконие вопиющее, подлежащее расследованию и наказанию виновных.
Но Гек не хотел без надобности ворошить муравейник и велел Малоуну не
встревать в ход следствия, ограничиться тщательным сбором и изучением
материалов по данному делу. Наружу -- ни гу-гу, никаких протестов.
-- Господин Ларей! Мне четко объяснили, что вы не любите платить деньги
за просто так (Гек поморщился при этом выражении). Извините, но я привык,
если не на процессе, говорить и действовать напрямик. Так вот, я тоже не
привык получать деньги за просто так...
-- Сделай милость, говори "ни за что"...
-- ...Получать деньги ни за что. А вы...
-- Брек. Не тараторь. Я буду говорить тебе "ты", если не возражаешь. Я
старше, необразованнее, и я заказчик. Не против?.. Благодарю. Как бы там
дальше ни было -- ты уже гораздо лучше того парня, что был до тебя. Быть
хуже -- очень трудно. Кроме того, ты не родственник старому Кацу и появился
через месяц после рекламации. Значит, старик искал тщательно. А его мнение
очень ценится среди... ценителей его таланта. Я ищу парня, которого намерен
знать долгие годы, по обе стороны "колючки". Работы хватит, равно как и
денег за нее. А покривился я на некоторые твои выражения, имеющие здесь иной
смысл, чем на воле. Я буду всецело доверять твоим знаниям, но и ты доверяй
моим. Постарайся впредь избегать выражения "просто так" -- при мне хотя бы.
Тут его применяет всякое шакалье по гнусному поводу. Дальше. Чтобы тебе
спокойнее жилось на этом свете, некоторые ответы я проговорю вперед твоих
вопросов: мой адвокат должен быть честным человеком, это очень выгодно. И я
не побеспокою тебя просьбами пропулить мне что-либо запретное. Бабу, деньги,
жратву, записки -- найдется кому обеспечивать помимо тебя. Единственное
отступление -- гонорар. Я буду пока платить наличными, но, в случае чего,
откажусь это признать. Ну, если, к примеру, налоговая полиция затеет
выяснять, откуда я беру деньги. На воле потом я легально утрясу данный
вопрос. Пока же -- не обессудь, разбирайся с налоговой декларацией сам.
Теперь ты говори...
Малоун, давно уже сопящий от нетерпения, заговорил. Смысл его горохом
скачущей речи укладывался в "спасибо, вы резкий, но умный человек, я
согласен, с декларацией разберусь". Оба расстались довольные друг другом.
Больше всего, как неожиданно выяснилось, Гека допекла сексуальная
проблема. На воле все решалось просто -- Гек посещал один из борделей -- и
все как рукой снимало на пару дней. А здесь... Первый месяц было не до того,
потом -- хоть на стены лезь. В конце концов Вильский решился на очередное
нарушение и поставил для Гека женщину, надзирательницу из женского
отделения. Гек разово заплатил ему двести монет, а бабе платил двести за
встречу, отныне договариваясь с ней напрямую. Еще сотня уходила дежурной
смене, обеспечивающей свободную камеру, а чаще дежурный кабинет. Время --
час. Хочешь дольше -- плати больше. Некрасивой толстомясой бабе было уже под
тридцать, но выбирать не приходилось. Трахаться на лежаке Гек отказывался,
предпочитая ставить свою избранницу "в позу прачки". Кончив раз -- отдыхал
пятнадцать-двадцать минут (обычно они заваривали кофе и выпивали по чашечке)
и кидал ей вторую палку. Две недели после этого можно было жить более или
менее, потом опять становилось туго...
В камере Гек жил, стараясь соблюдать все понятия, хотя и знал, что на
территории "Пентагона" многое трактуется иначе. Однако местные "законы",
неукоснительные в "парочке", здесь, в первой предварительной, размывались, с
одной стороны, неопытными новичками, а с другой -- залетными урками,
имеющими опыт отсидки на периферийных зонах. Геку сажали в соседи всяческую
шантрапу и случайных людей, но ни разу не попался кто-нибудь, подобный
Дельфинчику. Неделю в месяц, как по расписанию, подсаживали "крякву". Гек
обострившимся чутьем, помноженным на знания и опыт, раскалывал таких в один
день. Но виду не подавал, чтобы не возникло "обратной тяги", по выражению
Ванов, -- чтобы лягавые не просекали, когда и в чем прокалывался их человек,
а также чтобы легче было проследить за их намерениями.
Дважды попадались бандитствующие, но оба раза они признавали
старшинство Гека и оба раза мирным путем, почти без эксцессов. Они вовсе не
горели желанием раскрутиться "на еще" за разборки в предвариловке. Придет
время -- и в "парочке" все станет на места.
А "парочка" -- вот она, на пороге. Полгода -- и суд. Распишись и
досиживай.
Малоун рвался в бой, ибо собрал для процесса гигантский букет нарушений
со стороны прокуратуры и следствия, обещал добиться оправдательного или хотя
бы отсроченного приговора, но Гек решил иначе. Он внимательно изучил все
доводы своего адвоката: действительно -- если нет каких подводных камней --
дело чистое почти, остается одно бродяжничество и недоказанные фальшивые
документы (где они, где свидетели?). А раз так, то пусть отсидка будет, но
подконтрольной: в случае чего Джо пустит в ход собранное, вытащит его в
предвариловку на переследствие, а там и вовсе того...
С пакетом в руках, наголо свежестриженный (оброс за полгода), Гек
вступил в камеру 2-3-31, что означало второй луч, третий этаж, тридцать
первую камеру -- нечет.
Первое, что он увидел, -- полотенце, брошенное у входа на цементном
полу, неподалеку от параши. Гек хорошо знал предания и легенды зонного мира.
Предания, потому что в реальной жизни на нарах ни сам он, ни Чомбе, ни Ваны,
ни иные серьезные люди не применяли полотенце для встречи новичков. Здесь
явно сидела оборзевшая мелкая и подлая шушера, не имеющая правильных понятий
о поведении "в доме". Считалось, что новичок, обтерший о полотенце ноги --
претендует на лидерство, переступивший -- свой, но нейтральный, а поднявший
-- поднимал вместе с полотенцем судьбу шестерки, а то и хуже...
Гек решил не принимать дурацкие правила камерных гнид. Он прошагал над
полотенцем, мгновенно отметил, что свободных приличных мест на шконках нет,
и ощутил, как кровь застучала в висках и захолодело под ложечкой. Он
представился, ни с кем не встречаясь взглядом, прикинул обстановку и начал:
-- Ребята, а чье это полотенце там валяется? -- Ребят в большой (видимо
