женный экипаж, стоявший во дворе посольства, уже укладывали вещи. Иосиф
внимательно слушал поучения учителя, черпая их, так сказать, из самого
источника. Но когда Консуэло в накидке и меховой шапочке бросилась ему
на шею, он побледнел, подавил готовый вырваться крик и, не в силах ви-
деть, как она сядет в экипаж, убежал и забился в заднюю комнатку парик-
махерской Келлера, чтобы скрыть от всех свои слезы.
Метастазио полюбил Иосифа, помог ему усовершенствоваться в итальянс-
ком языке и своими добрыми советами и великодушной заботой несколько об-
легчил юноше разлуку с Порпорой. Но долго еще Иосиф грустил и горевал,
прежде чем свыкся с отсутствием Консуэло.
Она также была огорчена и жалела о таком милом, таком верном друге;
но по мере того как путешественники продвигались в глубь Моравских гор,
к ней снова возвращались мужество, пыл и поэтическая впечатлительность.
Новое солнце всходило над ее жизнью. Освобожденная от всяких уз, от вся-
кого господства, чуждого ее искусству, она считала, что обязана всецело
отдаться ему. Порпора, к которому вернулись былые надежды и веселое
настроение молодости, приводил ее в восторг своим красноречием; и благо-
родная девушка, не переставая любить Альберта и Иосифа, как двух
братьев, которых она надеялась вновь обрести на лоне божьем, почувство-
вала себя легкой, словно жаворонок, поднимающийся с песней к небу на за-
ре прекрасного дня.
Уже на втором перегоне Консуэло узнала в слуге, который сопровождал
ее и, сидя на козлах, расплачивался с проводниками или распекал за мед-
лительность форейторов, того самого гайдука, который доложил им о прибы-
тии графа Годица, когда владелец Росвальда приезжал предложить ей увесе-
лительную поездку в свое поместье. Этот высокий, крепкий парень, все
смотревший на нее украдкой и, по-видимому, желавший и в то же время бо-
явшийся с нею заговорить, в конце концов обратил на себя ее внимание.
Однажды утром Консуэло завтракала на уединенном постоялом дворе у под-
ножья гор, а Порпора, пока отдыхали лошади, пошел прогуляться, в надежде
придумать какой-нибудь музыкальный мотив. Внезапно она повернулась к
сопровождавшему их слуге, когда тот подавал ей кофе, и строго и сердито
в упор посмотрела на него. И у гайдука появилось на лице такое жалобное
выражение, что она не могла удержаться от смеха. Апрельское солнце свер-
кало на снегу, еще покрывавшем горы, и наша юная путешественница была в
чудесном настроении.
- Увы! Ваша милость, стало быть, не удостаиваете узнать меня, - заго-
ворил наконец таинственный гайдук, - я же всегда узнал бы вашу милость,
будь вы переодеты в турка или в прусского ефрейтора, а между тем ви-
дел-то я вашу милость всего какую-нибудь минуту, зато в какую минуту мо-
ей жизни!
С этими словами он поставил на стол принесенный им поднос и, прибли-
зившись к Консуэло, степенно перекрестился, а затем опустился на колени
и поцеловал пол у ее ног.
- А! - воскликнула Консуэло. - Дезертир Карл, не так ли?
- Да, синьора, - ответил Карл, целуя протянутую ему руку, - по край-
ней мере мне так велели называть вас, хотя я все же не могу разобрать
хорошенько, кто вы - мужчина или дама.
- Правда? Откуда же берутся такие сомнения?
- Да потому что я видел вас мальчиком, а с тех пор - хоть и признал
вас сразу - вы стали настолько походить на молоденькую девушку, нас-
колько раньше походили на мальчика. Но это ничего не значит: будьте кем
хотите; вы мне оказали помощь, которую я никогда в жизни не забуду. И
прикажи вы мне броситься вниз вон с той вершины, я брошусь, раз вам это
доставит удовольствие.
- Мне ничего не надо, милый мой Карл, кроме того, чтобы ты был счаст-
лив и наслаждался своею свободой. Ты ведь свободен и, полагаю, снова по-
любил жизнь?
- Свободен, да, - проговорил Карл, покачивая головой, - но счастлив
ли?.. Я схоронил мою бедную жену.
Глаза отзывчивой Консуэло стали влажными при виде того, как слезы
заструились по квадратным щекам бедного Карла.
- Ах! - сказал он, шевеля рыжими усами, с которых слезы скатывались,
как дождь с куста. - Она слишком исстрадалась, бедняжка! Горе, которое
она испытала, когда меня вторично увезли пруссаки, длинное путешествие
пешком, когда она уже была очень больна, потом радость свидания со мной
- все это подорвало ее силы, и она умерла через неделю по прибытии в Ве-
ну, где я ее разыскивал, а она благодаря вашей записке нашла меня с по-
мощью графа Годица. Этот великодушный вельможа послал ей своего доктора
и оказал ей поддержку, но ничего не помогло: она, понимаете, устала жить
и отправилась отдыхать на небо, к милосердному господу богу.
- А твоя дочка? - спросила Консуэло, думая навести его на более уте-
шительные мысли.
- Дочь? - переспросил он с мрачным, несколько растерянным видом. -
Прусский король убил и ее.
- Как убил? Что ты говоришь?
- Да разве не прусский король убил ее мать, причинив ей столько горя?
Ну вот и дочка ушла вслед за матерью. С того самого вечера, когда они
видели, как меня избили в кровь, связали и увели вербовщики, а сами ос-
тались полумертвыми на дороге, малютку не переставала трясти лихорадка.
Усталость и нужда в пути доконали ее. Когда вы повстречали их на мосту
при въезде в какую-то австрийскую деревушку, у них тогда уже два дня ни
крошки во рту не было. Вы дали им денег, сообщили о моем спасении, вы
все сделали, чтобы их утешить и излечить, - они рассказывали мне, - но
было слишком поздно. После того как мы встретились, им становилось все
хуже и хуже, и именно в тот момент, когда мы могли быть счастливы, их
обеих унесли на кладбище. Не осела еще земля на могиле моей жены, как
пришлось разрывать ее, чтобы опустить туда наше дитя. И вот теперь по
милости прусского короля Карл один-одинешенек на свете!
- Нет, бедный мой Карл, ты не всеми покинут, у тебя остались друзья,
которым всегда будут близки твои несчастья и твое доброе сердце.
- Да, я знаю. Есть на свете добрые люди, и вы из их числа. Но что мне
теперь нужно, когда у меня больше нет ни жены, ни ребенка, ни отчизны!
Ведь я никогда не буду чувствовать себя в безопасности на родине. Эти
разбойники, которые два раза приходили за мной, слишком хорошо знают мои
горы. Оставшись один на свете, я сразу же стал справляться, нет ли у нас
сейчас войны, не предвидится ли она в скором времени. В моей голове
крепко засела мысль сражаться против Пруссии, чтобы убить как можно
больше пруссаков. О! Святой Венцеслав, покровитель Чехии, уж направил бы
мою руку, и я уверен, что ни одна пуля, вылетев из моего ружья, не про-
пала бы даром! Я говорил себе: авось бог поможет мне встретить в ка-
ком-нибудь ущелье прусского короля, и тогда... будь он закован в латы,
как сам архангел Михаил... придись мне даже гнаться за ним, как собаке
по следу волка... Но я узнал, что мир упрочился надолго. И тогда все мне
опостылело, и я отправился к его сиятельству графу Голицу, чтобы побла-
годарить его и попросить не представлять меня императрице, как он наме-
ревался сделать. Я хотел было покончить с собой, но граф был так добр ко
мне, а принцесса Кульмбахская, его падчерица, которой он по секрету
рассказал всю мою историю, наговорила мне столько прекрасных слов отно-
сительно долга христианина, что я решил жить и поступил к ним на службу,
где, по правде сказать, меня слишком хорошо кормят и слишком хорошо об-
ращаются со мной за то немногое, что мне приходится делать.
- А теперь скажи мне, дорогой Карл, как мог ты меня узнать? - спроси-
ла Консуэло, отирая глаза.
- Ведь вы же приезжали однажды петь к моей новой хозяйке, маркграфи-
не. Я видел, как вы прошли вся в белом, и тотчас же признал вас, хоть вы
и превратились в барышню. Видите ли, я не очень-то хорошо помню места,
по которым проходил, имена людей, с которыми встречался, а вот лица я
никогда не забываю. Я только было перекрестился, как увидел, что за вами
идет юнец, - я узнал в нем Иосифа, - но вместо того, чтобы быть вашим
хозяином, каким я видел его в минуту своего освобождения (ведь тогда ма-
лый был одет получше вас), он превратился в вашего слугу и остался в пе-
редней. Он не узнал меня, а так как господин граф запретил мне хоть еди-
ным словом обмолвиться кому бы то ни было о том, что со мной случилось
(я так никогда и не узнал и не спрашивал почему), я не заговорил с доб-
рейшим Иосифом, хотя мне и очень хотелось броситься ему на шею. Почти
сейчас же он ушел в другую комнату. Мне же было приказано оставаться в
той, где я находился, - а хороший слуга исполняет то, что ему ведено. Но
когда все разъехались, камердинер его сиятельства, пользующийся его пол-
ным доверием, сказал мне: "Карл, ты не разговаривал с этим маленьким ла-
кеем Порпоры, хотя и узнал его, и хорошо сделал. Господин граф будет то-
бой доволен. Что же касается барышни, которая пела сегодня..." - "О! Я
ее тоже узнал! - воскликнул я. - И тоже ничего не сказал". - "Ну, и
опять-таки ты хорошо поступил, - прибавил камердинер. - Господин граф не
хочет, чтобы знали, что она ездила с ним в Пассау". - "Это меня не каса-
ется, - возразил я, - но могу ли я спросить тебя-то, как освободила она
меня из рук пруссаков?" Тогда Генрих (а он ведь там был) рассказал мне,
как все произошло, как вы бежали за каретой господина графа и как, когда
вам нечего было уже бояться за самих себя, вы настаивали на том, чтобы
он освободил меня. Вы также кое-что говорили об этом моей бедной жене, а
она передала мне. Умирая, жена благословляла вас, препоручала вас богу.
"Эти бедные дети, - сказала она, - с виду такие же несчастные, как и мы,
отдали мне все, что имели, и плакали так, как будто мы им родные". Ну, и
вот, когда я увидел, что Иосиф служит у вас, и мне было поручено отнести
ему деньги от его сиятельства, у которого он как-то вечером играл на
скрипке, я вложил в конверт несколько дукатов - первые заработанные мною
в этом доме. Он не узнал об этом, да и меня не признал. Но если мы вер-
немся в Вену, я сделаю так, чтобы он никогда не нуждался, пока я зараба-
тываю.
- Иосиф больше не служит у меня, мой милый Карл; он мой друг и теперь
уже не нуждается: он музыкант и легко будет зарабатывать себе на жизнь.
Не обделяй же себя ради него.
- Что касается вас, синьора, то я так мало могу сделать, чтобы дока-
зать вам свою благодарность: ведь, говорят, вы великая актриса; но имей-
те в виду, если когда-нибудь вам понадобится слуга, а вы не будете в
состоянии ему платить, обратитесь к Карлу и рассчитывайте на него. Он
будет служить вам даром, и для него будет счастьем, что он может рабо-
тать на вас.
- Ты уже достаточно заплатил мне своей признательностью, а твоей са-
моотверженности мне не надо.
- Вот и господин Порпора вернулся. Помните, синьора: я имею честь вас
знать только как слуга, предоставленный в ваше распоряжение моим хозяи-
ном.
На следующий день наши путешественники, поднявшись рано утром, не без
затруднений добрались к полудню до замка Росвальд. Он был расположен вы-
соко, на склоне самых красивых гор в Моравии, и так хорошо защищен от
холодных ветров, что здесь уже чувствовалась весна, в то время как вок-
руг за полмили от замка царила еще зима. Хотя погода по тому времени и
стояла прекрасная, дороги были еще очень мало удобны для езды. Но графа
Годица ничто не могло остановить и невозможное было для него шуткой; он
уже прибыл и распорядился, чтобы сотня землекопов выровняла дорогу, по
которой на следующий день должен был проследовать величественный поезд
его благородной супруги. Быть может, он выказал бы себя более благонаме-
ренным и заботливым супругом, поехав вместе с нею, но главная суть зак-
лючалась вовсе не в том, чтобы она по дороге не сломала себе ноги и ру-
ки, а в том, чтобы задавать в честь ее празднество. Живая или мертвая,
