- Что вам тут нужно? Я ведь не разрешила вам входить в мою уборную.
Императрица нам запретила под страхом самых строгих взысканий принимать
в уборных мужчин, кроме товарищей, и то когда в этом является неотложная
необходимость по театральным делам. Видите, чему вы подвергаете меня! Не
понимаю, почему так плохо поставлен надзор за уборными!
- Запретов не существует для людей, которые щедро платят, моя краса-
вица. Только трусы встречают на своем пути отпор или доносы. Ну, прини-
майте меня получше или, черт побери, вы больше меня не увидите.
- Это самое большое удовольствие, какое вы можете мне доставить. Ухо-
дите! Ну, что же вы не уходите?
- Ты, по-видимому, так искренне этого желаешь, что я останусь, чтобы
тебя взбесить.
- Предупреждаю, что сейчас вызову режиссера, и он избавит меня от
вас.
- Пусть явится, если ему надоела жизнь. Ничего не имею против.
- С ума вы, что ли, сошли? Говорят вам, что вы меня компрометируете,
заставляете нарушить правило, недавно введенное приказом ее величества,
подвергаете риску большого штрафа, быть может даже увольнения.
- Штраф я берусь уплатить твоему директору палочными ударами. Что же
касается твоего увольнения, лучшего я и не желаю - сейчас же увезу тебя
в свои поместья, и мы с тобой превесело заживем там.
- Поехать с таким грубияном? Никогда! Ну, выйдем вместе, раз вы упор-
но не желаете оставить меня одну.
- Одну! Одну! Прелесть моя! Вот в этом-то я и хочу убедиться раньше,
чем вас покинуть. Вот ширма, помоему занимающая слишком много места в
такой комнатушке. Мне кажется, отшвырни я ее добрым пинком к стене, я
оказал бы вам услугу.
- Погодите, сударь, погодите: там одевается дама. Вы хотите убить или
ранить женщину, этакий разбойник!
- Женщина! Ну, это другое дело, но я хочу взглянуть, нет ли у нее
шпаги!
Ширма заколебалась...
Консуэло, уже совершенно одетая, набросила на плечи плащ и, в то вре-
мя как открывали первую створку ширмы, попыталась толкнуть последнюю и
проскользнуть в дверь, находившуюся от нее в двух шагах. Но Корилла,
угадавшая намерение девушки, остановила ее, сказав:
- Останься, Порпорина: не найди он тебя здесь, он был бы способен во-
образить, что здесь был мужчина, и убил бы меня.
Перепуганная Консуэло решила было показаться, но Корилла, уцепившись
за ширму, помешала ей. Быть может, она надеялась, возбудив ревность сво-
его возлюбленного, так воспламенить его страсть, чтобы он не обратил
внимания на трогательную прелесть ее соперницы.
- Если там дама, - заявил он, смеясь, - пусть она мне ответит. Суда-
рыня, вы одеты? Можно засвидетельствовать вам свое почтение?
- Сударь, - ответила Консуэло, заметив, что Корилла делает ей знаки,
- соблаговолите приберечь изъявления своего почтения для другой, а меня
избавьте от них. Я не могу показаться вам.
- Значит, это наилучший момент на вас поглядеть, - проговорил возлюб-
ленный Кориллы, делая вид, что намеревается раздвинуть ширму.
- Подумайте, прежде чем действовать! - принужденно смеясь, остановила
его Корилла. - Как бы вместо полураздетой пастушки вы не наткнулись на
почтенную дуэнью!
- А, черт побери!.. Да нет же! Ее голос слишком свеж, ей никак не
больше двадцати лет, а будь она некрасива, ты бы показала мне ее!
Ширма была очень высока, и, несмотря на свой огромный рост, возлюб-
ленный Кориллы не мог заглянуть поверх, разве только сбросив со стульев
туалеты актрисы. Притом с того момента, как его перестала беспокоить
мысль о присутствии за ширмой мужчины, он находил игру забавной.
- Сударыня! - воскликнул он. - Если вы стары и уродливы, молчите, и я
пощажу ваше убежище, но если, черт возьми, вы молоды и красивы, не да-
вайте Корилле себя оклеветать. Скажите только слово, и я войду, хотя бы
мне пришлось применить силу.
Консуэло ничего не ответила.
- Нет, ей-богу, я не позволю водить себя за нос! - закричал любопыт-
ный посетитель после минутного ожидания. - Будь вы стары или плохо сло-
жены, вы бы так спокойно не признались в этом; но, видно, вы прекрасны
как ангел, поэтому и смеетесь над моими сомнениями. Так или иначе, я
должен вас увидеть, ибо вы либо чудо красоты, способное внушить страх
самой красавице Корилле, либо настолько умны, что сознаете свое безобра-
зие, и я рад буду встретить первый раз в жизни некрасивую женщину без
претензий.
Он схватил руку Кориллы всего двумя пальцами и согнул ее, как соло-
минку. Она громко вскрикнула, притворяясь, будто он причинил ей неверо-
ятную боль. Но он не обратил на это ни малейшего внимания, и, когда шир-
ма открылась, перед глазами Консуэло предстала ужасная физиономия барона
Франца фон Теренка. Богатейший и изысканнейший штатский костюм заменил
его дикое одеяние воина, но по гигантскому росту и большим черно-багро-
вым пятнам, испещрявшим его смуглое лицо, трудно было тотчас же не уз-
нать неустрашимого и безжалостного предводителя пандуров.
Консуэло невольно вскрикнула от ужаса и, бледнея, опустилась на стул.
- Не бойтесь меня, сударыня, - проговорил барон, опускаясь на одно
колено, - простите мою смелость, в которой я должен был бы раскаяться,
но, увидев вас, я не в силах это сделать. Позвольте мне верить, что
только из жалости ко мне вы отказывались показаться, прекрасно зная,
что, увидев вас, я не могу не влюбиться. Не огорчайте меня мыслью, что я
страшен вам. Я в достаточной мере уродлив, сам это сознаю. Но если война
превратила довольно красивого молодого человека в чудовище, - поверьте,
это еще не значит, что она сделала его злым.
- Злым? Да, это, конечно, было бы невозможно! - ответила Консуэло,
поворачиваясь к нему спиной.
- Как видно, - ответил барон, - вы дитя довольно дикое, а ваша корми-
лица, наверно, изобразила вам меня в своих россказнях вампиром, как это
делают здесь все старухи. Но молодые ко мне более справедливы: они зна-
ют, что если я и суров с врагами родины, то дамам легко меня приручить,
когда они берут на себя этот труд.
И, наклонившись к Консуэло, которая притворилась, будто смотрится в
зеркало, он метнул ее изображению сладострастный и в то же время свире-
пый взгляд, грубому очарованию которого поддалась Корилла. Консуэло уви-
дела, что только рассердившись сможет избавиться от него.
- Господин барон, - сказала она, - не страх внушаете вы мне, а отвра-
щение, омерзение. Вы любите убивать - я не боюсь смерти; но я ненавижу
кровожадных людей, а вас я знаю. Я только что приехала из Богемии, где
видела следы вашего пребывания...
Барон изменился в лице и проговорил, пожимая плечами и оборачиваясь к
Корилле:
- Что еще за чертовка? Баронесса Лесток, стрелявшая в меня в упор из
пистолета, и та казалась не такой разъяренной. Не задавил ли я по неос-
торожности, несясь галопом, ее любовника у какого-нибудь куста? Ну, кра-
сотка моя, успокойтесь - я пошутил с вами. Если вы такого несговорчивого
нрава, откланиваюсь. Впрочем, я заслужил это, на минуту отвлекшись от
моей божественной Кориллы.
- Ваша божественная Корилла, - ответила та, - очень мало заботится о
том, внимательны вы или нет, и просит вас удалиться: сейчас будет делать
обход директор, и если вы не желаете вызвать скандал.
- Ухожу, - сказал барон, - я не хочу огорчать тебя и лишать публику
удовольствия, так как ты потеряешь чистоту голоса, если начнешь плакать.
После спектакля буду ждать тебя в своем экипаже у выхода из театра. Ре-
шено, не так ли?
И он, насильно расцеловав ее в присутствии Консуэло, вышел. Корилла
тут же бросилась на шею к товарке и стала благодарить за то, что она так
решительно отвергла пошлые любезности барона. Консуэло отвернула голову,
- красавица Корилла, оскверненная поцелуями этого человека, внушала ей
почти такое же отвращение, как он сам.
- Как можете вы ревновать такое отталкивающее существо? - сказала она
ей.
- Ты в этом ничего не смыслишь, Zingarella, - ответила, улыбаясь, Ко-
рилла. - Барон нравится женщинам более высокопоставленным и якобы более
добродетельным, чем мы с тобой. Сложен он превосходно, а в лице его, хо-
тя и попорченном шрамами, есть нечто притягательное, против чего ты не
устояла бы, вздумай он убедить тебя, что красив.
- Ах, Корилла! Не лицо Тренка главным образом меня отталкивает. Душа
его еще более отвратительна! Ты, стало быть, не знаешь, что у него серд-
це тигра...
- Это-то и вскружило мне голову! - беззастенчиво ответила Корилла. -
Выслушивать комплименты всяких изнеженных пошляков - подумаешь, великая
радость! А вот укротить тигра, повелевать львом лесов, водить его на по-
воду, заставлять вздыхать, плакать, рычать и дрожать того, чей взгляд
обращает в бегство войска и чей удар сабли сносит голову быка с такой
легкостью, словно это цветок мака, - удовольствие более острое, чем все
испытанное мною до сих пор! У Андзолето было нечто в этом роде: я любила
его за злость; но барон злее. Тот был способен избить свою любовницу, а
этот в состоянии ее убить. О! Я предпочитаю его!
- Бедная Корилла! - промолвила Консуэло, бросая на нее взгляд, полный
сожаления.
- Ты жалеешь меня за то, что я люблю его, и ты права, но у тебя
больше оснований завидовать этой любви. А впрочем, лучше питать ко мне
сожаление, чем отбивать у меня Тренка.
- О, будь покойна! - воскликнула Консуэло.
- Синьора, начинают! - крикнул бутафор у дверей.
- Начинаем! - прокричал громкий голос на верхнем этаже, где были
уборные хористок.
- Начинаем! - повторил другой, мрачный и глухой, голос внизу лестни-
цы, ведущей в глубь театра. И последние слоги, передаваясь слабым эхом
от кулисы к кулисе, достигли, замирая, будки суфлера, который стукнул
три раза об пол, чтобы предупредить дирижера оркестра; тот, в свою оче-
редь ударил смычком по пульту, и после мгновенного затишья раздались
гармоничные звуки увертюры; в ложах и партере все умолкло.
С первого же акта "Зенобии" Консуэло ожидал тот полнейший, неотрази-
мый успех, который Гайдн предсказывал ей накануне. Самые великие таланты
не всякий день выступают на сцене с одинаковым блеском. Даже допустив,
что силы их ни на минуту не ослабевают, не все роли, не все ситуации
одинаково способствуют проявлению их блестящих способностей. Впервые
Консуэло встретилась с образом, где могла быть сама собой и могла проя-
вить всю чистоту своей души, всю силу, нежность и неиспорченность, не
прибегая к помощи искусства и внимательного изучения роли, чтобы отож-
дествиться с чуждой ей личностью. Она могла забыть этот ужасный труд,
отдаться переживаниям минуты, вдохновляться патетическими и глубокими
порывами, которые сообщались ей сочувственно настроенной и наэлектризо-
ванной публикой. В этом она нашла столь же неизъяснимое удовольствие,
какое уже испытала, - правда, в меньшей степени, - на репетиции, о чем
она чистосердечно призналась тогда Иосифу. И теперь не овации публики
опьянили ее радостью, а счастье, что она сумела проявить себя, победо-
носная уверенность в том, что она достигла совершенства в своем ис-
кусстве. До сих пор Консуэло всегда с беспокойством спрашивала себя, не
могла ли она при своем даровании лучше исполнить ту или иную роль. На
этот раз она почувствовала, что проявила всю свою мощь, и, почти равно-
душная к восторженным крикам толпы, в глубине души аплодировала самой
себе.
После первого акта она осталась за кулисами, прослушала интермедию и
подбодрила искренними похвалами Кориллу; актриса действительно была пре-
лестна в своей роли. Но после второго акта Консуэло почувствовала, что
ей нужен минутный отдых, и поднялась в уборную. Порпора был занят в дру-
гом месте и не пошел за нею, а Иосиф, внезапно приглашенный благодаря
тайному покровительству императрицы исполнять партию скрипки в оркестре,
понятно, остался на своем месте.
