их, когда понадобится.
- Почему бы и нет? Ноты действительно можно скорее всего послать, не
возбуждая подозрений. И на случай, если придется воспользоваться ими
несколько раз, я разорву их на отдельные листы. А вы на каждом из них
сделайте значок.
Консуэло, прислонившись к перилам лестницы, написала на каждом листке
имя Бертони. Барон свернул их в трубочку и унес, поклявшись нашей герои-
не в вечной дружбе.
Как раз в ту пору г-жа Тези захворала, и это грозило приостановкой
спектаклей на императорской сцене, так как она исполняла главные роли. В
крайнем случае ее могла заменить Корилла. Она пользовалась немалым успе-
хом и при дворе и в городе, ее красота и вызывающее кокетство кружили
головы добродушным немецким вельможам, и никто не думал предъявлять
большие требования к ее немного хриплому голосу и несколько истеричной
игре. Все казалось великолепным у такой красавицы - ее белоснежные плечи
как бы выводили чудесные рулады, ее круглые обольстительные руки пели
всегда верно, ее великолепные позы преодолевали самые смелые трели. Нес-
мотря на музыкальный пуризм, которым здесь так кичились, многие, как и в
Венеции, подпадали под очарование томных очей, и госпожа Корилла сумела
в своем будуаре обработать несколько умных голов, сделавшихся восторжен-
ными поклонниками ее предстоящих выступлений.
Итак, она смело взялась временно заменить г-жу Тези, но затруднение
заключалось в том, что надо было найти заместительницу для нее самой. О
пискливом голосе г-жи Гольцбауэр нечего было и думать. Приходилось до-
пустить появление Консуэло или довольствоваться кем попало. Порпора суе-
тился как дьявол. Метастазио, выражая величайшее недовольство лом-
бардским произношением Кориллы и негодуя на то, что она, вопреки смыслу
и действию оперы, всеми силами старалась затирать другие роли, не скры-
вал своего отвращения к ней и симпатию к добросовестной и умной Порпори-
не. Кафариэлло, ухаживавший за г-жой Тези (уже от всей души ненавидевший
Кориллу за то, что она осмелилась оспаривать у нее "эффектные выходы" и
первенство красоты), смело высказался за приглашение Консуэло. А
Гольцбауэр, ревниво оберегавший честь своего театра, но в то же время
боявшийся влияния, которое Порпора, попав за кулисы, несомненно сумеет
приобрести, просто терял голову.
Скромное поведение Консуэло привлекло к ней столько приверженцев, что
трудно было уже дольше вводить в заблуждение императрицу. Благодаря все-
му этому Консуэло получила приглашение. Ей, однако, были предложены жал-
кие условия, в надежде, что она откажется. Порпора сразу на них согла-
сился, по обыкновению не переговорив со своей ученицей. В одно прекрас-
ное утро Консуэло узнала, что ангажирована на шесть спектаклей. Не имея
возможности избавиться от этого и не понимая в то же время, почему после
полуторамесячного ожидания она не получает никаких вестей от Рудольштад-
тов, Консуэло по настоянию Порпоры, вынуждена была отправиться на репе-
тицию "Антигона" Метастазио (музыка Гассе).
Консуэло уже прошла свою роль с Порпорой. Конечно, для маэстро было
мукой изучать с нею произведение соперника, самого неблагодарного из
всех учеников, врага, которого он теперь особенно ненавидел. Но, не го-
воря о том, что через все это надо было пройти, чтобы раскрыть двери
своим собственным произведениям, Порпора был слишком добросовестным пре-
подавателем, обладал слишком честной душой артиста, чтобы не вложить в
это изучение всего своего знания и усердия. Консуэло всеми силами помо-
гала ему, и это одновременно и восхищало его и приводило в отчаяние. Во-
преки своему желанию, бедная девушка была в восторге от Гассе, и душа ее
испытывала больший подъем от нежных и страстных мелодий Sassone, чем от
величественных и подчас немного холодных и сухих произведений своего
учителя. Привыкнув при изучении с ним других композиторов свободно отда-
ваться своему восторгу, она на этот раз была принуждена сдерживаться,
видя, как он бывает грустен и удручен после этих занятий.
Когда Консуэло вышла на сцену репетировать с Кафариэлло и Кориллой,
она была так взволнована, хотя и знала прекрасно свою партию, что ей
стоило большого труда приступить к сцене Исмены с Береникой, начинавшей-
ся словами:
No, tutto, о Berenice,
Tu non apri il tuo cor... [43]
Корилла ответила следующей фразой:
...Е ti par poco,
Quel che sai de'miei casi? [44]
На этом месте Кориллу прервал громкий хохот Кафариэлло, и она, повер-
нувшись и яростно глядя на него, спросила:
- Что вы находите тут смешного?
- Ты так чудесно это сказала, моя толстая Береника! - ответил, еще
громче смеясь, Кафариэлло. - Трудно было сказать искреннее.
- Это слова так забавляют вас? - спросил Гольцбауэр, который был не
прочь передать Метастазио, как сопранист потешается над его стихами.
- Слова-то прекрасны, - сухо ответил Кафариэлло, хорошо знавший, с
кем имеет дело, - но они здесь так кстати, что я не мог удержаться от
смеха.
И он, надрываясь от хохота, повторил, обращаясь к Порпоре:
...Е ti par poco,
Quel che sai de tanti casi? [45]
Корилла понимала, какая кровная обида заключается в намеках на ее по-
ведение; дрожа от ярости, ненависти и страха, она чуть не бросилась на
Консуэло и готова была ее искалечить, но у юной певицы был такой кроткий
и спокойный вид, что она не посмела ее тронуть. К тому же слабый свет,
проникавший на сцену, упал на лицо ее соперницы, и Корилла остановилась
пораженная: какие-то смутные воспоминания зашевелились в ее мозгу, ка-
кой-то странный ужас охватил ее. В Венеции она никогда не видела Консуэ-
ло ни вблизи, ни днем. Во время родовых мук она едва могла рассмотреть
лицо цыганенка Бертони, суетившегося вокруг нее, да так и не поняла, по-
чему он столь трогательно заботится о ней. Она попыталась было припом-
нить все происшедшее, но так как ей это не удавалось, то в течение всей
репетиции она испытывала беспокойное и неприятное ощущение. Совер-
шенство, с каким Консуэло провела свою партию, немало способствовало ее
дурному настроению, а присутствие Порпоры, ее бывшего учителя, слушавше-
го ее, как строгий судья, молча и почти презрительно, превратило для нее
репетицию в настоящую пытку. Г-н Гольцбауэр был не менее уязвлен, когда
маэстро стал критиковать его темп, а верить ему поневоле приходилось,
так как Порпора однажды присутствовал на репетиции, которой дирижировал
сам Гассе во время первой постановки своей оперы в Дрездене. Нужда в
добром совете заставила Гольцбауэра смириться и скрыть досаду. Маэстро
провел всю репетицию, давал указания каждому артисту, сделал замечание
даже самому Кафариэлло, а тот, желая поднять престиж Порпоры перед дру-
гими, притворился, будто с почтением слушает его. Кафариэлло стремился
унизить в тот день дерзкую соперницу г-жи Тези и готов был на все, даже
играть роль покорного и скромного ученика. Ведь и у актеров, и у дипло-
матов, и на сцене, и в кабинете монархов самыми лучшими и самыми некра-
сивыми делами движут скрытые пружины, а подоплека этих дел самая мелоч-
ная и пустая.
Вернувшись после репетиции домой, Консуэло застала Иосифа в радостном
настроении, которого он, однако, пытался не показывать. Когда им удалось
поговорить наедине, она узнала, что старый каноник переехал в Вену, и
первой его мыслью было вызвать своего милого Беппо; угощая юношу прек-
расным завтраком, каноник буквально закидал его вопросами, с нежностью
справляясь о дорогом его сердцу Бертони. Они уже сговорились, каким об-
разом завязать знакомство с Порпорой, чтобы иметь возможность видеться
по-семейному, честно и открыто. На следующий же день каноник представил-
ся Порпоре как покровитель Иосифа Гайдна и как ярый поклонник самого ма-
эстро, явившийся поблагодарить за уроки, которые маэстро соблаговолил
давать его юному другу. Консуэло сделала вид, будто встречает его впер-
вые, а вечером маэстро с обоими учениками уже дружески обедал у канони-
ка. Только стоицизм, - а в те времена даже самые крупные музыканты не
могли им похвастаться, - мог помешать Порпоре сразу проникнуться симпа-
тией к доброму канонику, угощавшему таким прекрасным обедом и так высоко
ценившему его произведения. После обеда занялись музыкой. Затем они ста-
ли видеться почти ежедневно.
Это успокаивающе действовало на Консуэло, начинавшую уже волноваться
по поводу молчания Альберта. Каноник был человеком нрава веселого, непо-
рочным и в то же время свободомыслящим, превосходным во многих отношени-
ях, справедливым и притом просвещенным в разных областях. Словом, это
был прекрасный друг и чрезвычайно милый собеседник. Его общество оживля-
ло и подбадривало маэстро, тот воспрянул духом, а следовательно, и у
Консуэло стало легче на душе.
Однажды, когда не было репетиций (за два дня до представления "Анти-
гона"), Порпора отправился за город с одним из своих коллег, а каноник
предложил Иосифу и Консуэло нагрянуть всем вместе в приорию, чтобы зах-
ватить врасплох оставленных там слуг и, свалившись к ним как снег на го-
лову, самим убедиться, хорошо ли ухаживает садовница за Анджелой и не
обходится ли садовник небрежно с волкамерией. Молодые люди охотно согла-
сились присоединиться к этой увеселительной прогулке. Экипаж каноника
нагрузили пирожками и бутылками (нельзя же проехать четыре мили, не на-
гуляв аппетита) и, сделав небольшой крюк, подъехали к приории. На неко-
тором расстоянии от нее они оставили экипаж и пошли пешком, так как хо-
тели явиться возможно неожиданнее.
Волкамерия чувствовала себя превосходно: она находилась в тепле, и
корни ее были свежи. С наступлением холодов она перестала цвести, но ее
красивые листья, нимало не тронутые увяданием, мягко ниспадали на обна-
женный ствол. Оранжерея содержалась в полном порядке, голубые хризанте-
мы, не боясь зимы, казалось, смеялись за стеклянными перегородками. И
Анджела, прильнув к груди кормилицы, начинала уже смеяться, когда с нею
заигрывали. Каноник очень разумно запретил злоупотреблять этим, так как
насильственный смех развивает у таких малюток совершенно ненужную нер-
возность.
Сидели они, непринужденно болтая, в хорошеньком домике садовника. Ка-
ноник, закутавшись в меховую шубу, грел ноги у очага, где пылали сухие
корни и сосновые шишки. Иосиф играл с прелестными детьми красивой садов-
ницы, а Консуэло, сидя посреди комнаты с маленькой Анджелой на руках,
смотрела на нее со смешанным чувством нежности и скорби: ей казалось,
что этот ребенок принадлежит ей больше, чем кому бы то ни было, и та-
инственный рок связывает его судьбу с ее собственной. Вдруг дверь отво-
рилась, и перед ней, словно видение, вызванное ее грустными мечтами,
предстала Корилла.
Впервые после родов Корилла почувствовала если не прилив материнской
любви, то все-таки нечто вроде угрызений совести и украдкой явилась про-
ведать своего ребенка. Она знала, что каноник живет в Вене. Приехав
вслед за ним через полчаса, Корилла не наткнулась на его экипаж близ
приории, так как каноник сошел не у самых ворот. Никого не встретив, она
с опаской пробралась садами до домика, где, по ее сведениям, жила у сво-
ей кормилицы Анджела, ибо Корилла все-таки навела кое-какие справки на
этот счет. Актриса очень потешалась над замешательством и христианским
смирением каноника, но была в полном неведении относительно участия в
этом приключении Консуэло, - поэтому она с удивлением, к которому приме-
шались ужас и смятение, увидела свою соперницу. Не зная и не смея дога-
дываться, какое дитя та укачивает, она чуть было не обратилась в
бегство. Консуэло, инстинктивно прижавшая ребенка к груди, точно куро-
патка, прячущая птенца под крыло при приближении коршуна, Консуэло, слу-
жившая в том же театре и способная на следующий день представить всю эту
