тей. Я имею притязание, несомненно похвальное, хоть, возможно, и невы-
полнимое, обелить перед людьми и нравственно очистить перед богом сосло-
вие актеров, предмет слепого презрения и даже церковного отлучения у
многих народов. В то время как во Франции церковь закрывает перед ними
двери, я хочу, чтобы здесь церковь приняла их в свое лоно. Я допускала в
свою Итальянскую оперу, в Театр французской комедии, в Национальный те-
атр лишь людей испытанной нравственности или лиц, твердо решивших изме-
нить свое поведение. Надо вам сказать, что я женю своих артистов и даже
бываю восприемницей их крошек при крещении, твердо решив всевозможными
милостями поощрять законное рождение детей и супружескую верность.
"Жаль, мы этого не знали, - подумала Консуэло, - а то попросили бы ее
величество быть крестной матерью Анджелы вместо меня".
- Ваше величество сеет, чтобы собрать урожай, - сказала она вслух. -
Будь я грешна, я почитала бы за счастье приобрести в лице вашего вели-
чества исповедника такого же милосердного, как сам господь бог. Но...
- Продолжайте, продолжайте, - высокомерно проговорила Мария-Терезия.
- Я хотела сказать, - снова заговорила Консуэло, - что не проявила
никакой особенной самоотверженности по отношению к Иосифу, ибо не имела
понятия об обвинениях, возводимых на меня из-за его пребывания в том до-
ме, где я живу.
- Понимаю, - сказала императрица, - вы все отрицаете!
- Как могу я сознаться в том, чего нет, - ответила Консуэло, - я сов-
сем не влюблена в ученика Порпоры и не имею ни малейшего желания выйти
за него замуж.
"А будь это иначе, - подумала она про себя, - я не хотела бы получить
его сердце по императорскому указу".
- Итак, вы не хотите выходить замуж? - спросила императрица, поднима-
ясь. - Тогда заявляю вам, что положение незамужней не дает всех жела-
тельных для меня гарантий чести. К тому же молодой особе не приличеству-
ет появляться в некоторых ролях и изображать страсти, не имея санкции
брака и покровительства мужа. От вас зависело снискать мое расположение
и добиться того, чтобы я предпочла вас вашей сопернице - госпоже Корил-
ле; хотя мне и говорили о ней много хорошего, но ее итальянское произно-
шение гораздо хуже вашего. Однако госпожа Корилла замужем и имеет ребен-
ка, а это создает ей условия, более заслуживающие моего одобрения, чем
те, в которых вы упорно желаете оставаться.
- Замужем? - невольно прошептала сквозь зубы бедная Консуэло; она бы-
ла потрясена тем, какую добродетельную особу добродетельнейшая и прони-
цательнейшая императрица предпочла ей.
- Да, замужем, - ответила императрица повелительным тоном, уловив в
голосе Консуэло сомнение насчет ее избранницы. - Она недавно произвела
на свет ребенка, которого препоручила почетному и ревностному служителю
церкви, господину канонику, дабы он воспитал дитя в христианском духе.
И, без всякого сомнения, это достойное лицо не взяло бы на себя такой
тяжелой обязанности, не заслуживай мать ребенка его полного уважения.
- Я также в этом нисколько не сомневаюсь, - ответила девушка.
Последние слова императрицы особенно возмутили Консуэло, но она уте-
шалась хоть тем, что каноник заслужил одобрение, а не порицание за усы-
новление ребенка, к которому она сама его понудила.
"Вот как пишется история и как все доходит до королей! - сказала она
себе, когда императрица с величественным видом вышла из гостиной, слегка
кивнув ей головой на прощанье. - Что ж, - утешала она себя, - даже в са-
мом плохом есть что-то хорошее, а заблуждения людей подчас дают хорошие
результаты. У каноника не отнимут его прекрасной приории, не лишат Анд-
желу ее доброго каноника, Корилла исправится, раз за это дело берется
императрица, - а я все-таки не стала на колени перед женщиной, которая
вовсе не лучше меня!"
- Ну что? - закричал сдавленным голосом Порпора, ждавший ее в гале-
рее, дрожа от холода и в волнении нервно потирая руки. - Надеюсь, мы по-
бедили?
- Напротив, дорогой учитель, мы с вами потерпели поражение, - ответи-
ла Консуэло.
- С каким спокойствием ты это говоришь, черт тебя побери!
- Здесь не нужно так говорить, маэстро. Черт не в милости при дворе!
Когда переступим порог последней двери дворца, я все расскажу вам.
- Ну что? - нетерпеливо спросил Порпора, когда они были уже на валу.
- Помните, как мы с вами выразились относительно великого министра
Кауница, выйдя от маркграфини?
- Мы тогда решили, что это старая сплетница. И что же? Он вам навре-
дил?
- Вне всякого сомнения. А теперь, скажу я вам, ее величество императ-
рица австрийская и королева венгерская - такая же сплетница.
XCII
Консуэло рассказала Порпоре только то, что ему надлежало знать, не
распространяясь о причинах, навлекших на нашу героиню немилость Ма-
рии-Терезии. Остальное огорчило бы маэстро, обеспокоило бы и, пожалуй,
вооружило бы против Гайдна, ничего при этом не исправив. Не хотела Кон-
суэло также говорить и своему юному другу о том, о чем умолчала перед
Порпорой. Она не без основания пренебрегла теми неопределенными обвине-
ниями, которые, видимо, были переданы императрице двумя-тремя недоброже-
лателями и не получили в обществе никакого отклика. Корнеру же Консуэло
нашла нужным все рассказать. Он посмотрел на дело так же, как она, и,
чтобы злоба не могла взрастить эти семена клеветы, принял очень разумные
и великодушные меры: посланник уговорил Порпору переехать вместе с Кон-
суэло в его дворец, а Гайдн поступил на службу в посольство в качестве
одного из секретарей. Таким образом старый маэстро избавлялся от нужды,
Иосиф продолжал оказывать ему кое-какие личные услуги, что давало ему
возможность часто видеться с учителем и брать у него уроки, а Консуэло
была ограждена от злобных обвинений.
Несмотря на эти предосторожности, не Консуэло, а Корилла была пригла-
шена на императорскую сцену. Консуэло не сумела понравиться Марии-Тере-
зии. Великая королева, забавляясь закулисными интригами, о которых ей
рассказывали Кауниц и Метастазио, изощряясь в изящном остроумии, желала
играть роль олицетворенного венценосного провидения для своих актеров, а
те разыгрывали перед нею кающихся грешников и демонов, обращенных на
путь истинный. Само собой разумеется, что в числе этих лицемеров, полу-
чавших за свое мнимое благочестие маленькие пенсии и мелкие подачки, не
было ни Кафариэлло, ни Фаринелли, ни Тези, ни г-жи Гассе, короче говоря
- никого из великих виртуозов, которыми поочередно наслаждалась Вена:
этим многое прощалось за их талант и известность. Второстепенных же мест
в театрах обыкновенно добивались люди, старавшиеся подладиться под хан-
жеские и назидательные прихоти императрицы. И ее величество, вносившая
во все дух политической интриги, поднимала дипломатическую суетню по по-
воду брака и обращения кого-либо из них. Из "Мемуаров" Фавара (интерес-
нейшего романа, действительно разыгравшегося за кулисами) видно, нас-
колько трудно было посылать в Вену певцов и оперных актрис, поставка ко-
торых была поручена автору. Их хотели заполучить по дешевой цене и тре-
бовали к тому же, чтобы они были целомудренны, как весталки. Мне кажет-
ся, этому привилегированному остроумному поставщику Марии-Терезии после
усердных поисков так-таки и не удалось найти в Париже ни одной подходя-
щей кандидатки; правда, это делает больше чести искренности, чем добро-
детели наших "оперных девиц", как их тогда называли.
Итак, Марии-Терезии хотелось, чтобы развлечения в ее империи носили
поучительный характер, достойный ее добродетельного величия. Монархи
всегда играют комедию, а великие монархи, быть может, больше чем другие.
Порпора это беспрестанно утверждал, и он не ошибался. Великая императри-
ца, ярая католичка, примерная мать, без всякого отвращения разговаривала
с проституткой, наставляла ее, вызывала на необычайные признания, и все
это ради того, чтобы привести кающуюся Магдалину к стопам Спасителя.
Личная шкатулка ее величества - посредница между грехом и раскаянием -
была в руках императрицы верным и чудодейственным средством для спасения
многих заблудших душ. И Корилла, плачущая и поверженная к ее ногам, если
не фактически (я сомневаюсь, чтобы она могла переломить свою необуздан-
ную натуру для такой комедии), то в докладах императрице г-на Кауница,
ручавшегося за эту новоиспеченную добродетель, должна была неминуемо
взять верх над такой решительной, гордой и мужественной девушкой, как
непорочная Консуэло. Мария-Терезия ценила в своих театральных любимцах
лишь ту добродетель, творцом которой считала одну себя. Добродетель же,
развивавшаяся или сохранившаяся сама по себе, мало ее интересовала. Им-
ператрица не верила в нее, хотя ее собственная добродетель и должна была
пробуждать в ней такую веру. Наконец, манера Консуэло держать себя заде-
ла ее: императрица сочла ее вольнодумкой и резонеркой. Zingarella проя-
вила слишком много самонадеянности и заносчивости, претендуя на уважение
и признание ее нравственности без вмешательства императрицы. Когда Кау-
ниц, притворявшийся беспристрастным, но в то же время вредивший Консуэло
в пользу Кориллы, спросил ее величество, соблаговолила ли она принять
просьбу "этой девочки", Мария-Терезия ответила: "Мне не понравились ее
убеждения. Больше не говорите мне о ней". И этим все было сказано. Го-
лос, лицо, само имя Порпорины были совершенно забыты.
С первого же слова Порпора ясно понял причину немилости, в которую
впал. Консуэло была вынуждена ему сказать, что императрица считает не-
возможным ее поступление на императорскую сцену из-за того, что она не-
замужняя.
- А Корилла? - воскликнул Порпора, узнав о ее принятии на сцену. -
Разве императрица уже успела выдать ее замуж?
- Насколько я могла понять или догадаться из слов ее величества, Ко-
рилла слывет здесь вдовой.
- О да, конечно, трижды вдова! Десять раз! Сто раз вдова! - восклик-
нул Порпора с горьким смехом. - Но что скажут, когда узнают правду и бу-
дут свидетелями новых бесчисленных случаев ее вдовства? А ребенок, кото-
рого, как я слышал, она оставила под Веной у одного каноника? Она хотела
приписать младенца графу Дзустиньяни, а тот посоветовал ей препоручить
его отеческим ласкам Андзолето! Ну и потешится она с товарищами, расска-
зывая им об этом с присущим ей цинизмом, и нахохочется в тиши своей
спальни над тем, как ловко провела императрицу!
- Но если императрица узнает правду?
- Императрица не узнает. Монархи, кажется мне, окружены ушами, кото-
рые служат как бы преддверием к их собственным ушам. Многое не доходит
до императорского слуха, в их святилище проникает лишь то, что эти стра-
жи пожелают пропустить. К тому же, - добавил Порпора, - у нее всегда ос-
танется в запасе покаяние, а господину Кауницу будет поручено следить за
выполнением наложенной на нее эпитимии.
Бедный маэстро изливал свою желчь в этих язвительных шутках, но был
глубоко опечален. Он терял надежду на постановку своей новой оперы, тем
более что либретто к ней писал не Метастазио, этот присяжный пиит прид-
ворной поэзии. Порпора, видно, догадывался, что Консуэло не проявила
достаточной ловкости, не сумела заслужить милости императрицы, и выска-
зал ей по этому поводу свое неудовольствие. К довершению несчастья, за-
метив однажды, как восторгается и гордится Порпора быстрыми успехами,
достигнутыми под его руководством Иосифом Гайдном, венецианский послан-
ник имел неосторожность открыть маэстро правду относительно юноши и по-
казать первые прелестные опыты музыкального творчества его ученика, на-
чинавшие ходить по рукам и обратившие уже на себя внимание любителей му-
зыки. Тут маэстро раскричался, что его обманули, и пришел в неистовую
ярость. К счастью, он не обвинил Консуэло в соучастии в этой хитрости, а
