как требовал этикет при посещении церкви, и окруженной семью детьми, из
которых одного она держала за руку. "То был наследник престола, юный це-
саревич Иосиф II, а прелестная женщина с легкой походкой, любезным и ум-
ным выражением свежего, энергичного лица была Мария-Терезия.
- Ессо la Giuditta? [34] - спросила императрица, обращаясь к Рейтеру.
- Я очень довольна вами, дитя мое, - прибавила она, осматривая Консуэло
с головы до ног. - Вы доставили мне истинное удовольствие, я никогда так
живо не чувствовала всей величавости стихов нашего дивного поэта, как в
ваших гармонических устах. У вас прекрасное произношение, а это я ценю
выше всего. Сколько вам лет? Вы ведь венецианка, не правда ли? Ученица
знаменитого Порпоры, которого я с удовольствием здесь вижу? Вы хотите
поступить на императорскую сцену? Вы созданы, чтобы на ней блистать, и
господин фон Кауниц покровительствует вам.
Закидав Консуэло всеми этими вопросами, не ожидая ее ответов и пооче-
редно глядя то на Метастазио, то на Кауница, сопровождавших императрицу,
Мария-Терезия сделала знак одному из своих камергеров, и тот преподнес
Консуэло довольно ценный браслет. Прежде чем она сообразила поблагода-
рить императрицу, та, с царственным величием мелькнув, как метеор, перед
взором юной певицы, была уже на другом конце зала. Она удалялась со сво-
им царственным выводком принцев и эрцгерцогинь, даря благосклонными и
милостивыми словами каждого из музыкантов, попадавшихся ей на пути, и
оставляя позади себя словно сверкающий след во всех этих взорах, ослеп-
ленных ее славой и могуществом.
Один лишь Кафариэлло сохранил или сделал вид, что сохраняет хладнок-
ровие. Он возобновил спор на том же месте, где его прервал. А Консуэло
положила браслет в карман, даже не подумав поглядеть на него, и продол-
жала как ни в чем не бывало отстаивать свое мнение, к великому удивлению
и возмущению других музыкантов, очарованных появлением императрицы и не
представлявших себе, как можно в тот день думать о чем-либо ином. Излиш-
не говорить, что только Порпора всей душой - и инстинктивно и принципи-
ально - составлял исключение в этом хоре неистового низкопоклонства. Он
умел, не роняя достоинства, склоняться перед монархами, но в глубине ду-
ши насмехался над рабами, презирал их. Когда Кафариэлло спросил Рейтера,
каков должен быть темп хора, о котором у них с Консуэло шел спор, тот с
лицемерным видом поджал губы и только после повторных вопросов холодно
ответил:
- Признаюсь, сударь, я не слышал вашего разговора. Когда я вижу Ма-
рию-Терезию, я забываю весь мир и долго после того, как она исчезнет,
пребываю в таком волнении, что не в силах думать о самом себе.
- По-видимому, та исключительная честь, которую синьора только что
снискала для нас, не вскружила ей голову, - вставил находившийся здесь
г-н Гольцбауэр, пресмыкавшийся перед императрицей несколько сдержаннее,
чем Рейтер. - Для вас, синьора, совершенно естественно говорить с коро-
нованными особами. Можно подумать, что вы ничего иного не делали всю
свою жизнь.
- Я никогда не говорила ни с одной коронованной особой, - спокойно
ответила Консуэло, не улавливая в словах Гольцбауэра злой насмешки, - и
ее величество не оказала мне этого благодеяния: задавая мне вопросы, им-
ператрица, казалось, лишила меня чести отвечать ей, быть может для того,
чтобы избавить меня от волнения.
- А тебе, по-видимому, хотелось поговорить с императрицей? - насмеш-
ливо бросил Порпора.
- Никогда к этому не стремилась, - наивно ответила Консуэло.
- Очевидно, у синьоры больше беспечности, чем честолюбия, - заметил
Рейтер с ледяным презрением.
- Маэстро Рейтер, - доверчиво и наивно обратилась к нему Консуэло, -
вам, может быть, не понравилось, как я спела вашу вещь?
Рейтер признался, что никогда никто лучше не исполнял ее даже в
царствование "августейшего и незабвенного Карла VI".
- В таком случае, - сказала Консуэло, - не упрекайте меня в беспеч-
ности. Я стремлюсь к тому, чтобы угождать своим повелителям, стремлюсь к
тому, чтобы хорошо выполнять свое дело. Какие же еще стремления могут
быть у меня? Всякое иное было бы и смешным и неуместным с моей стороны.
- Вы слишком скромны, синьора, - возразил Гольцбауэр, - нет границ
стремлениям человека, обладающего таким талантом, как ваш.
- Принимаю ваши слова за изысканный комплимент, - ответила Консуэло,
- но я поверю, что немного угодила вам, только в тот день, когда вы
пригласите меня на императорскую сцену.
Гольцбауэр, попав впросак, несмотря на свою осторожность, закашлялся,
чтобы иметь возможность не отвечать, и вышел из положения, любезно и
почтительно склонив голову. Потом, возвращаясь к первоначальному разго-
вору, сказал:
- Вы в самом деле обладаете беспримерными спокойствием и бескорысти-
ем. До сих пор вы даже не взглянули на браслет, подаренный вам ее вели-
чеством!
- Ах, правда! - согласилась Консуэло, вынимая браслет из кармана и
передавая его соседям, которым было любопытно поглядеть на него и оце-
нить.
"Будет на что купить дрова для учителя, если эту зиму не получу анга-
жемента, - подумала Консуэло, - самая маленькая пенсия была бы нам го-
раздо нужнее всяких украшений и безделушек".
- Ее величество божественно прекрасна! - проговорил Рейтер, с умиле-
нием вздыхая и искоса сурово поглядывая на Консуэло.
- Да, она мне показалась очень красивой, - ответила девушка, совер-
шенно не понимая, почему Порпора толкает ее локтем.
- Показалась! - повторил Рейтер. - Как вы требовательны!
- Я едва имела время ее рассмотреть. Она прошла так быстро.
- Но ее ослепительный ум! Эта гениальность, проявляющаяся в каждом
слове, которое слетает с ее уст!
- Я не успела расслышать, что она говорит: это было так мимолетно!
- Значит, вы из стали или из алмаза, синьора! Уж не знаю, что нужно
для того, чтоб вы взволновались.
- Я была очень взволнована, исполняя партию вашей Юдифи, - ответила
Консуэло, умевшая порой быть лукавой и начинавшая понимать, как недобро-
желательно относятся к ней венские маэстро.
- Эта девушка, при всей своей наивности, вовсе не глупа, - шепотом
сказал Гольцбауэр маэстро Рейтеру.
- Школа Порпоры, - ответил тот, - презрение и насмешка.
- Если не принять мер, то старинный речитатив и выдержанный стиль
osservato [35] заполонят нас еще больше прежнего, - продолжал Гольцбау-
эр, - но будьте покойны, у меня есть средства помешать этому "порпори-
анству" повысить голос.
Когда все встали из-за стола, Кафариэлло сказал на ухо Консуэло:
- Видишь ли, дитя мое, все эти люди - сущие мерзавцы. Тебе трудно бу-
дет здесь что-либо сделать. Они все против тебя, а если бы только посме-
ли, то были бы и против меня.
- Что же мы им сделали? - спросила с удивлением Консуэло.
- Мы - ученики самого великого учителя в мире. Они и их креатуры -
наши естественные враги. Они восстановят против тебя Марию-Терезию, и
все, что ты говорила, будет ей передано со злобными добавлениями. Ей бу-
дет доложено, что ты не считаешь ее красавицей, а подарок ее нашла ми-
зерным. Я хорошо знаю все их происки. Однако мужайся! Я буду защищать
тебя от всех и против всех и полагаю, что мнение Кафариэлло в музы-
кальном мире стоит, конечно, мнения Марии-Терезии.
"Я попала в довольно скверное положение: с одной стороны - злоба, с
другой - безумие", - подумала, уходя, Консуэло. В глубине же души воск-
ликнула, обращаясь к учителю и к жениху: "О Порпора! Я сделаю все воз-
можное, чтобы вернуться на сцену. О Альберт, я надеюсь, что мне это не
удастся!"
Весь следующий день маэстро Порпора был занят в городе делами; нахо-
дя, что его ученица немного бледна, он посоветовал ей поехать за город
на прогулку с женой Келлера, предлагавшей Консуэло присоединиться к ней,
когда только она пожелает.
Не успел маэстро выйти за дверь, как девушка обратилась к Иосифу:
- Беппо, ступай поскорее найми экипаж: поедем проведать Анджелу и
поблагодарить каноника. Мы обещали сделать это раньше, но моя простуда
послужит извинением.
- А в каком костюме явитесь вы к канонику? - спросил Беппо.
- Вот в этом самом, - ответила она, - нужно же, чтобы он знал, кто я,
и примирился с моим естественным состоянием.
- Чудесный каноник! Я очень рад, что снова его увижу.
- Я тоже.
- Бедный, славный каноник! Мне грустно подумать...
- О чем?
- О том, что он совсем потеряет голову.
- Почему? Разве я богиня? А я и не знал.
- Вспомните, Консуэло, он ведь уже на три четверти был без ума от
вас, когда мы расстались с ним.
- А я тебе говорю: как только он узнает, что я женщина, и увидит меня
такой, как я есть, он сразу возьмет себя в руки и станет тем, чем сотво-
рил его господь, - благоразумным человеком.
- Правда, одежда кое-что значит. Когда вы снова превратились здесь в
барышню, после того как я за две недели привык обращаться с тобой как с
мальчиком... я почувствовал какой-то страх, какую-то неловкость, в кото-
рой не могу сам разобраться. И, конечно, во время путешествия... если бы
мне было позволено влюбиться в вас... Но сейчас ты скажешь, что я несу
вздор...
- Конечно, Иосиф, ты несешь вздор, да к тому же еще теряешь время на
болтовню. Ведь нам надо проехать десять миль, чтобы добраться до приории
и вернуться оттуда. Теперь восемь часов утра, а мы должны быть дома в
семь вечера, к ужину учителя.
Три часа спустя Беппо и его спутница сошли у ворот приории. День был
чудесный. Каноник меланхолически созерцал свои цветы. Увидев Иосифа, он
радостно вскрикнул и бросился ему навстречу, но вдруг остолбенел, узнав
своего дорогого Бертони в женском платье.
- Бертони, мое любимое дитя, - воскликнул он с целомудренной наив-
ностью, - что значит это переодевание? И почему ты являешься ко мне в
таком наряде? Ведь теперь же не масленица...
- Уважаемый друг, ваше преподобие, простите меня, - ответила Консуэ-
ло, целуя ему руку, - я вас обманула. Никогда не была я мальчиком. Бер-
тони никогда не существовал, а когда я имела счастье познакомиться с ва-
ми, вот тогда действительно я была переодета.
- Мы полагали, - заговорил Иосиф, боявшийся, чтобы изумление каноника
не сменилось неудовольствием, - что вы, господин каноник, не были введе-
ны в заблуждение нашим невинным обманом. Эта хитрость была придумана от-
нюдь не для того, чтобы провести вас, - то была необходимость, вызванная
обстоятельствами; и мы всегда думали, что вы, господин каноник, велико-
душно и деликатно закрывали на это глаза.
- Вы так думали? - смущенно и со страхом спросил каноник. - А вы,
Бертони... то есть я хочу сказать - сударыня, вы также это думали?
- Нет, господин каноник, - ответила Консуэло, - ни одной минуты я
этого не думала. Я прекрасно видела, что ваше преподобие нисколько не
подозревает истины.
- Вы воздаете мне справедливость, - сказал каноник голосом несколько
строгим и вместе с тем глубоко печальным. - Я не умею идти на сделки со
своей совестью, и, угадай я, что вы женщина, никогда не стал бы так нас-
таивать, чтобы вы у меня остались. Действительно, в соседней деревне и
даже между моими слугами ходили смутные слухи, подозрения, но они вызы-
вали у меня только улыбку, до того упорно я заблуждался на ваш счет. Го-
ворили, будто один из маленьких музыкантов, певших в храмовый праздник,
- переодетая женщина. А потом уверяли, что это просто злобная выдумка
сапожника Готлиба, желавшего испугать и огорчить священника. Да, нако-
нец, я сам с уверенностью опровергал этот слух. Как видите, я совершенно
поддался обману, трудно было бы более удачно провести человека.
- В этом моя большая вина, но обмана никакого не было, господин кано-
ник, - твердо, с полным достоинством ответила Консуэло. - Не думаю, что-
бы я хоть на минуту уклонилась от должного к вам уважения и приличий,
