среди великих мира сего, и молодая дама сразу пленила сердце Консуэло.
Принцесса казалась на вид лет тридцати. Фигура ее была изящна, но не
совсем правильна; в ней замечалось даже некоторое искривление - по-види-
мому, следствие тяжких физических страданий. Она была очень хороша со-
бою, но ее преждевременно поблекшее скорбное лицо было бледно до чрезвы-
чайности. Туалет ее был очень изящен, но прост и до суровости благоприс-
тоен. Все ее прекрасное существо дышало добротой, грустью и робкой стыд-
ливостью, а в голосе слышались кротость и нежность, тронувшие Консуэло.
Прежде чем юная певица сообразила, что ошиблась, появилась настоящая
маркграфиня. Ей было за пятьдесят, и если портрет, помещенный в начале
этой главы и набросанный за десять лет до описываемых событий, был
сильно преувеличен, то этого никак нельзя было сказать в то время, когда
ее увидела Консуэло. Даже при большой доброжелательности трудно было по-
верить, что графиня Годиц слыла когда-то одной из красавиц Германии, хо-
тя она и гримировалась и одевалась с умелым, очень изысканным ко-
кетством. Со зрелым возрастом формы ее расплылись, но маркграфиня упорно
не замечала этого и продолжала выставлять напоказ обнаженную грудь и
плечи с гордостью, подобающей разве античной статуе. Голова ее была уб-
рана цветами, бриллиантами и перьями, как у молодой женщины, а наряд
сверкал драгоценными камнями.
- Мама, - проговорила принцесса, введшая в заблуждение Консуэло, -
вот молодая особа, о которой нам говорил Порпора; она доставит нам удо-
вольствие и Даст возможность послушать чудную музыку его новой оперы.
- Но это еще не основание для того, чтобы вы держали ее так за руку,
- ответила маркграфиня, оглядывая Консуэло с головы до ног. - Ступайте,
сударыня, и садитесь у клавесина! Рада вас видеть; вы нам споете, когда
все общество будет в сборе. Маэстро Порпора, приветствую вас! Прошу меня
извинить, если я не займусь вами: я только сейчас заметила, что в моем
туалете кое-чего не хватает. Дочь моя, побеседуйте немного с маэстро
Порпорой; это человек большого таланта, я его уважаю.
Проговорив это хриплым, словно у солдата, голосом, толстая маркграфи-
ня тяжеловесно повернулась и удалилась в свои покои. Не успела она вый-
ти, как ее дочь, принцесса, подошла к Консуэло и снова с чувствительной,
трогательной благосклонностью взяла ее за руку, как бы желая показать,
что она протестует против грубости матери. Затем она стала беседовать с
Консуэло и Порпорой, простым и милым обхождением выказывая свой интерес
к этой беседе. Консуэло тем более тронул этот ласковый прием, что при
появлении некоторых лиц она заметила в обращении принцессы холодность и
сдержанность, застенчивую и в то же время гордую, от которой она, оче-
видно, отрешилась исключительно для маэстро и его ученицы.
Когда салон был почти полон, вошел обедавший вне дома парадно одетый
граф Годиц и, словно посторонний, подошел к своей благородной супруге,
осведомился о ее здоровье и поцеловал у нее руку. Маркграфиня имела сла-
бость считать себя особой нежного сложения. Она полулежала на кушетке,
поминутно нюхая флакон с солями. Приветствовала и принимала гостей она с
видом, казавшимся ей томным, а в сущности, пренебрежительным; короче го-
воря, она была настолько смешна, что Консуэло, сначала возмущенная ее
грубостью, кончила тем, что в душе стала потешаться над нею и собиралась
от души похохотать, описывая ее своему другу Беппо.
Принцесса подошла к клавесину и при каждом удобном случае, когда мать
не глядела на нее, обращалась к Консуэло то с каким-нибудь замечанием,
то с улыбкой. Благодаря этому Консуэло уловила сценку, раскрывшую ей
тайну сокровенных семейных отношений. Граф Годиц подошел к падчерице,
взял ее руку, поднес к губам и продержал так несколько секунд, очень вы-
разительно при этом смотря на нее. Принцесса отдернула руку, сказав нес-
колько холодных, учтивых слов. Граф пропустил их мимо ушей, но не спус-
кал глаз с падчерицы.
- Ну что, мой прекрасный ангел, - проговорил он, - все так же груст-
на, все так же сурова, все так же недоступна? Можно подумать, что вы со-
бираетесь идти в монастырь!
- Очень возможно, что там я и кончу свои дни, - вполголоса ответила
принцесса. - Светское общество отнюдь не внушило мне большого влечения к
его утехам.
- Общество боготворило бы вас, было бы у ваших ног, если бы только вы
не стремились своей суровостью держать его на расстоянии. Что же касает-
ся монастыря - неужели в ваши годы и с вашей красотой вы могли бы прими-
риться с его ужасами?
- В годы, когда я была веселее и красивее, чем ныне, - ответила она,
- я выносила ужас более суровой неволи, разве вы забыли? Однако, граф,
прекратите разговор со мной: мама смотрит на вас.
Граф немедля покинул свою падчерицу, подошел к Консуэло и с важностью
поклонился ей; потом, сказав ей несколько слов о музыке вообще, он отк-
рыл ноты, положенные Порпорой на клавесин, и, притворившись, будто ищет
какое-то место, по поводу которого хочет получить от нее объяснение,
нагнулся над пюпитром и тихо проговорил:
- Вчера утром я видел дезертира, и жена его передала мне вашу запис-
ку. Я прошу красавицу Консуэло забыть некую встречу, а взамен ее молча-
ния я забуду некоего Иосифа, только что замеченного мной в передней.
- Некий Иосиф - талантливейший артист; ему недолго еще оставаться в
передней, - ответила Консуэло. - Он мой брат, мой товарищ, мой друг. Мне
нечего краснеть за свои чувства к нему и нечего скрывать в этом отноше-
нии. Единственно, о чем я могу молить ваше сиятельство, это быть немного
снисходительным к моему голосу и оказать небольшое покровительство Иоси-
фу в будущих его музыкальных дебютах.
Замеченные Консуэло ревность и супружеское иго, довлевшие над графом,
успокоили девушку относительно последствий приключения в Пассау.
- Моя поддержка Иосифу обеспечена, а вашим чудесным голосом вы уже
привели меня в восторг. Но я льщу себя надеждой, что некая шутка с моей
стороны никогда не была принята вами всерьез.
- Я не тщеславна, господин граф, а к тому же знаю, что женщине не
следует хвалиться, когда она стала предметом подобной шутки.
- Оставим это, синьора, - сказал в заключение граф; вдовствующая
маркграфиня не спускала с него глаз, и ему не терпелось переменить собе-
седницу, чтобы не возбудить подозрений супруги. - Надеюсь, что знамени-
тая Консуэло сумеет простить веселую шутку, допущенную мною в путешест-
вии, а в будущем она может рассчитывать на уважение и преданность графа
Годица.
Он положил ноты обратно на клавесин и направился, улыбаясь с притор-
ной любезностью, навстречу особе, о которой доложили с большой торжест-
венностью. В комнату вошел маленький человечек, которого можно было при-
нять за переодетую женщину, до того он был румян, завит, разодет, мил и
надушен. Именно о нем Мария-Терезия говорила, что хотела бы оправить его
в перстень; о нем же она сказала, что сделала из него дипломата, не имея
возможности сделать что-либо лучшее. То был всесильный первый министр
Австрии, любимец и даже, как уверяли, возлюбленный императрицы, - короче
говоря, не кто иной, как знаменитый Кауниц, государственный муж, который
держал в своей белой руке, украшенной многоцветными перстнями, все хит-
роумные нити европейской политики.
Он, казалось, с серьезным видом выслушивал так называемых серьезных
людей, подходивших к нему потолковать о серьезных делах. Но вдруг он
прервал свою речь на полуслове.
- Кто это там у клавесина? - спросил он графа Годица. - Не та ли это
девочка, о которой мне говорили, любимица Порпоры? Бедняга Порпора! Мне
бы хотелось что-нибудь сделать для него, но он так требователен, так
взбалмошен; все артисты или боятся, или ненавидят его. Когда заговоришь
о нем, то словно показываешь голову Медузы. Одному он говорит, что тот
поет фальшиво, другому - что его произведения никуда не годятся,
третьему - что успехом он пользуется только благодаря интригам. И он хо-
чет, чтобы с таким ехидным языком его слушали и отдавали справедливость
его таланту! Черт возьми! Не в лесной же глуши мы живем! Откровенность у
нас не в моде, и с правдой далеко не уедешь. А девочка эта совсем недур-
на, мне нравятся такие лица. Она совсем юная, не правда ли? Говорят, она
пользовалась большим успехом в Венеции. Порпора должен привести ее завт-
ра ко мне.
- Он хочет, чтобы вы дали ей возможность спеть в присутствии императ-
рицы, - сказала принцесса, - и я надеюсь, вы не откажете ему в такой ми-
лости. Я лично тоже прошу вас об этом.
- Нет ничего легче, как устроить, чтобы ее послушала императрица, а
раз ваше высочество желает, я постараюсь посодействовать ей. Но в театре
есть некто более могущественный, чем императрица. Это госпожа Тези! И
если бы даже императрица взяла эту девушку под свое покровительство, я
сомневаюсь, чтобы условие было подписано без верховного одобрения Тези.
- Говорят, вы ужасно балуете этих дам, господин граф, и если бы вы не
были столь снисходительны, они не пользовались бы такой властью.
- Что поделаешь, принцесса! Каждый - хозяин в своем доме. Ее вели-
чество прекрасно понимает, что, вмешайся она в дела оперы со своими ука-
зами, там все пошло бы вкривь и вкось. А ее величество желает, чтобы
опера была хороша и доставляла всем удовольствие; но возможно ли это,
если у примадонны в день дебюта объявится насморк, а тенор, вместо того
чтобы в сцене примирения броситься в объятия баса, даст ему пощечину!
Довольно с нас и того, что мы ублажаем господина Кафариэлло. Мы счастли-
вы с тех пор, как госпожа Тези и госпожа Гольцбауэр ладят между собой.
Если нам бросят на театральные подмостки яблоко раздора, это оконча-
тельно смешает наши карты.
- Но третий женский голос совершенно необходим, - заметил венецианс-
кий посланник, горячо покровительствовавший Порпоре и его ученице, - и
вот появляется дива...
- Если она дива, тем хуже для нее. Она возбудит зависть госпожи Тези,
- ведь и та дива и желает быть единственной. Приведет она в бешенство и
госпожу Гольцбауэр, также жаждущую быть дивой...
- Ну, ей-то далеко до этого, - вставил посланник.
- Но она очень хорошего происхождения. Это особа из знатной семьи, -
лукаво заметил г-н Кауниц.
- Во всяком случае она не в состоянии взяться сразу за две роли. Так
что ей придется предоставить какому-нибудь меццо-сопрано исполнять в
операх ее партии.
- У нас есть некая Корилла, предлагающая свои услуги, красивейшее су-
щество в мире.
- Ваше сиятельство уже видели ее?
- В первый же день ее приезда. Но слышать ее не слышал: она была
больна.
- Вы сейчас услышите ученицу Порпоры и, не задумываясь, отдадите ей
предпочтение.
- Очень возможно. И признаюсь даже, что ее лицо менее красивое, чем у
той, мне кажется более приятным. У нее очень кроткий и приличный вид. Но
мое предпочтение ничего не даст бедняжке! Ей надо понравиться госпоже
Тези, не раздражая в то же время госпожу Гольцбауэр, а до сих пор, нес-
мотря на нежнейшую дружбу этих двух дам, все, что одобряла одна, энер-
гично отвергала другая.
- Да, трудное решение! Тяжкая задача! - проговорила несколько ирони-
чески принцесса, видя, какое значение придают два государственных мужа
закулисным интригам. - Наша маленькая любимица против госпожи Кориллы.
Бьюсь об заклад, что господин Кафариэлло положит свою шпагу на одну из
чашек весов.
Когда Консуэло спела, все в один голос заявили, что со времен г-жи
Гассе не слыхали ничего подобного, а г-н фон Кауниц, подойдя к ней, тор-
жественно произнес:
- Сударыня, вы поете лучше госпожи Тези. Но да будет это сказано вам
всеми нами по секрету, ибо, если подобное мнение выйдет за пределы этого
дома, вы пропали: вам в этом сезоне не дебютировать у нас. Будьте же ос-
