виться перед обществом, и, конечно, в платье, менее потертом, чем этот
туалет, совершивший путешествие на моей спине.
- Наши счеты с тобой мы сведем позднее, и так, как я захочу, Беппо.
Принимая от тебя услуги, я имею право требовать, чтобы ты не отказывался
от моих. Ну, а теперь беги скорее к Келлеру!
Через час Гайдн действительно вернулся с Келлером и с тысячей пятьюс-
тами флоринов. Консуэло объяснила Келлеру, что ей нужно; тот вышел и
вскоре привел своего приятеля-портного, честного и проворного малого,
который, сняв мерку с костюма Порпоры и других вещей его гардероба, поо-
бещал в ближайшие дни доставить два новых костюма, хороший, стеганный на
вате шлафрок и даже белье и другие необходимые принадлежности туалета,
которые он взялся заказать "достойным похвалы" мастерицам.
- Теперь, - сказала Консуэло Келлеру, когда портной ушел, - я требую
полнейшей тайны. Учитель мой столь же горд, сколь и беден, и, несомнен-
но, выбросил бы за окно все мои жалкие дары, заподозри он только, что
они идут от меня.
- Как же вы умудритесь, синьора, - заметил Иосиф, - заставить его об-
лечься в новый костюм и покинуть старый так, чтобы он этого не заметил?
- О! Я его прекрасно знаю и ручаюсь вам, что он ничего не заметит. Я
уж сумею за это взяться.
- А теперь, синьора, не подумаете ли вы о себе? - снова заговорил Ио-
сиф, который, за исключением тех минут, когда они оставались с глазу на
глаз, усвоил хорошую привычку говорить с Консуэло очень церемонно, чтобы
не создать ложного представления об их дружбе. - Вы почти ничего не при-
везли с собой из Чехии, к тому же ваши наряды сшиты не по здешней моде.
- Я было совсем и забыла об этом важном деле. Милый господин Келлер,
будьте моим советчиком и руководителем.
- Охотно! - ответил Келлер. - Я кое-что в этом смыслю, и если у вас
не будет самого изысканного туалета, можете мне сказать, что я невежда и
хвастун.
- Вполне полагаюсь на вас, милый Келлер; я хочу только предупредить
вас, что люблю простоту, и вещи, бросающиеся в глаза, а также яркие цве-
та не идут ни к моей обычной бледности, ни к моим скромным вкусам.
- Вы меня обижаете, синьора, предполагая, что я нуждаюсь в таких ука-
заниях. Разве ремесло мое не научило меня подбирать цвета к лицу, а в
вашем лице разве я не вижу отражения вашего характера? Будьте покойны,
вы останетесь довольны мною и вскоре сможете, если вам заблагорассудит-
ся, появиться при дворе, оставаясь по-прежнему и скромной и простой.
Сделать человека красивее, не меняя его, - вот в чем искусство парикма-
хера и портного.
- Еще одно слово на ушко, дорогой господин Келлер, - проговорила Кон-
суэло, отойдя с парикмахером подальше от Иосифа. - Прошу вас, оденьте во
все новое с головы до ног и господина Гайдна, а на оставшиеся деньги
преподнесите от моего имени вашей дочери красивое шелковое подвенечное
платье. Надеюсь, что свадьба не за горами, ибо если я буду пользоваться
здесь успехом, то смогу быть полезной нашему другу и помогу ему приоб-
рести известность. У него талант, и большой талант, будьте в этом увере-
ны.
- Так у него в самом деле талант, синьора? Счастлив слышать от вас. Я
всегда это подозревал. Да что я говорю? Я был убежден в этом с самого
первого дня, когда заметил его маленьким певчим в школе.
- Он благородный юноша, - продолжала Консуэло, - и вы будете вознаг-
раждены его благодарностью и верностью за все, что для него сделали. Я
ведь знаю, Келлер, вы тоже человек достойный, у вас благородное серд-
це... А теперь скажите нам, - прибавила она, приближаясь с Келлером к
Иосифу, - сделали вы то, что было условлено между нами относительно пок-
ровителей Иосифа? Идея была ваша, вы привели ее в исполнение?
- Ну конечно, синьора! - ответил Келлер. - Для вашего покорного слуги
сказать - это значит сделать. Отправившись сегодня утром к моим клиен-
там, я предупредил сначала господина венецианского посланника (я не имею
чести лично причесывать его, но завиваю его секретаря), затем господина
аббата Метастазио, которого брею каждое утро, и его воспитанницу, девицу
Марианну Мартинец, чья прическа тоже не минует моих рук. Она, так же как
и он, живет в моем доме... то есть я живу в их доме, - ну, да это, впро-
чем, все равно. Напоследок я проник еще к двум-трем особам, знающим Ио-
сифа в лицо, он и с ними рискует встретиться у маэстро Порпоры. К дру-
гим, не моим клиентам, я являлся под каким-нибудь предлогом, например,
говорил так: "Я слышал, баронесса, что вы посылали поискать у моих кол-
лег настоящего медвежьего сала для волос, и поспешил принести вам вели-
колепное сало, я за него ручаюсь. Предлагаю его знатным лицам бесплатно,
как образец, с тем чтобы они стали моими клиентами, если только будут
довольны этим снадобьем"; или в таком роде: "Вот молитвенник, найденный
в прошлое воскресенье в соборе святого Стефана, а так как я обслуживаю
собор (или, вернее, школу при соборе), то мне поручили спросить ваше си-
ятельство, не ваша ли это книга". То была старая, ничего не стоящая кни-
га в кожаном переплете с вытисненным на нем гербом. Взял я ее на скамье
каноника, зная прекрасно, что никто не станет ее разыскивать... Наконец,
когда мне удавалось под тем или иным предлогом привлечь к себе внимание,
я начинал болтать с развязностью и остроумием, которое прощают людям на-
шей профессии. "Мне, - говорил я, например, - много приходилось слышать
о вашем сиятельстве от одного из моих друзей, искусного музыканта Иосифа
Гайдна, вот почему я взял на себя смелость явиться в высокопочтенный дом
вашего сиятельства". - "А, маленький Иосиф? - спрашивали меня. - Плени-
тельный талант, юноша многообещающий". - "Да? В самом деле? - отзывался
я в восторге от того, что мы перешли прямо к делу. - Так вас, ваше сия-
тельство, должно очень позабавить то, что с ним сейчас происходит, -
удивительная вещь и небесполезная для него!" - "А что же с ним происхо-
дит? Я ничего не знаю". - "Да трудно придумать нечто более комичное и
более интересное: он сделался лакеем". - "Как! Лакеем! Фи! Какое униже-
ние! Какое несчастье для такого таланта! Он, значит, в ужасном положе-
нии? Надо ему помочь". - "Дело не в том, ваше сиятельство, - отвечал я,
- на это заставила его решиться любовь к искусству. Он хотел во что бы
то ни стало брать уроки у знаменитого маэстро Порпоры..." - "Ах, да! По-
нимаю: Порпора отказался выслушать его и допустить к себе. Гениальный
человек, но очень капризный и угрюмый". - "Он великий человек, с велико-
душным сердцем, - отвечал я, согласно желанию синьоры Консуэло: ведь вы
не хотите, чтобы во всей этой истории ваш учитель был предметом насмешек
и порицания. - Будьте уверены, - прибавлял я, - он скоро раскусит спо-
собности юного Гайдна и позаботится о нем; но чтобы не рассердить старо-
го меланхолика и пробраться к нему, не раздражая его, Иосиф не нашел ни-
чего более остроумного, как поступить к нему в лакеи и притвориться,
будто он ничего не смыслит в музыке". - "Идея трогательная, прелестная,
- отвечали мне в полном умилении, - это героизм настоящего артиста. Од-
нако он должен поторопиться и заслужить благосклонность Порпоры, прежде
чем его узнают и скажут маэстро, что он уже замечательный артист, так
как ведь молодого Гайдна любят и ему покровительствуют несколько лиц,
как раз посещающих Порпору". - "Эти лица, - говорил я вкрадчивым тоном,
- слишком добры, слишком великодушны, чтобы не сохранить маленькой тайны
Иосифа, пока это необходимо; они притворятся, будто не знают его, и под-
держат доверие к нему Порпоры". - "О! - восклицали в ответ на это. - Уж,
конечно, не я предам славного, искусного музыканта Иосифа! Вы можете от
моего имени заверить его в том, а я прикажу своим слугам ни в коем слу-
чае не проговориться в присутствии маэстро". Тут меня отпускали либо с
подарком, либо с заказом на медвежье сало, а что касается господина сек-
ретаря посольства, он чрезвычайно заинтересовался этим приключением и
обещал угостить им за завтраком самого господина посланника Корнера, ко-
торый особенно расположен к Иосифу, дабы господин посланник был насторо-
же с Порпорой. Моя дипломатическая миссия закончена. Вы довольны,
синьора?
- Будь я королевой, я немедленно назначила бы вас посланником, - от-
ветила Консуэло. - Но посмотрите в окно, вот идет хозяин. Бегите, милый
Келлер, он не должен вас видеть.
- А зачем бежать, синьора? Я примусь за вашу прическу, и подумают,
что вы послали своего лакея Иосифа за первым встречным парикмахером.
- Он во сто раз умнее нас с вами, - сказала Консуэло Иосифу и предос-
тавила свои черные кудри ловким рукам Келлера, тогда как Иосиф, надев
фартук, снова вооружился метелкой; тем временем Порпора тяжело поднимал-
ся по лестнице, напевая музыкальную фразу из своей будущей оперы.
LXXXVI
Порпора по природе был очень рассеян; поцеловав в лоб свою приемную
дочь, он даже не заметил причесывавшего ее Келлера и принялся искать в
своих нотах фразу, не выходившую у него из головы. Только увидев бумаги,
обыкновенно разбросанные по клавикордам в невообразимом беспорядке, а
теперь сложенные в симметрические стопы, он вышел из своего озабоченного
состояния и закричал:
- Несчастный дурак! Он позволил себе прикоснуться к моим рукописям.
Вот они, лакеи! Валят все в кучу и думают, что убирают. Очень нужно мне
было брать лакея, честное слово! Начались мои мучения!
- Простите ему, маэстро, - вмешалась Консуэло, - ваши ноты были в та-
ком хаотичном состоянии...
- Я прекрасно разбирался в этом хаосе. Мог встать среди ночи и
впотьмах, ощупью найти любой отрывок из своей оперы. А теперь я ничего
не знаю, я потерянный человек; месяц пройдет, прежде чем я что-либо смо-
гу найти!
- Нет, маэстро, вы все сейчас же найдете. Это, кстати сказать, моя
вина, и хотя страницы и не пронумерованы, мне кажется, что я положила
каждый листок на свое место. Взгляните-ка! Я уверена, что вам удобнее
будет читать по тетради, чем по всем этим отдельным листкам, которые по-
рыв ветра может унести в окно.
- Порыв ветра! Не принимаешь ли ты мою комнату за Фузинские лагуны?
- Ну, если не порыв ветра, так взмах метелки или веника.
- А зачем было убирать и мести комнату? Я в ней живу две недели и ни-
кому не позволял сюда входить.
"Я-то прекрасно это заметил", - подумал про себя Иосиф.
- Ну, маэстро, вам придется разрешить мне изменить этот обычай. Вред-
но спать в комнате, которая не проветривается и не убирается ежедневно.
Я берусь каждый день аккуратно восстанавливать беспорядок, который вам
по душе, после того как Беппо подметет и уберет комнату.
- Беппо! Беппо! Что это такое? Я не знаю никакого Беппо!
- Беппо - это он, - сказала Консуэло, указывая на Иосифа. - У него
такое неблагозвучное имя, что оно ежеминутно резало бы вам ухо. Я дала
ему первое пришедшее мне в голову венецианское имя. Беппо - это хорошо,
коротко и даже певуче.
- Как хочешь, - ответил уже мягче Порпора, перелистывая свою оперу,
сшитую в одну тетрадь, и найдя ее в полном порядке.
- Согласитесь, маэстро, - сказала Консуэло, увидав, что он улыбается,
- так ведь удобнее?
- А! Ты всегда права! - возразил маэстро. - Всю жизнь будешь упрямой.
- Вы завтракали, маэстро? - спросила Консуэло, освободившаяся наконец
от Келлера.
- А сама ты завтракала? - ответил вопросом Порпора, нетерпеливо и
вместе с тем заботливо.
- Я завтракала. А вы, маэстро?
- А этот мальчик, этот... Беппо, он ел что-нибудь?
- Он позавтракал. А вы, маэстро?
- Вы, значит, нашли здесь что перекусить. Я уже не помню, были ли у
меня какие-нибудь припасы.
- Мы отлично позавтракали. А вы, маэстро?
- "А вы, маэстро!" "А вы, маэстро!" Да убирайся ты к черту с твоими
вопросами! Какое тебе дело?
- Маэстро, ты не завтракал, - проговорила Консуэло, подчас позволяв-
