каких требует от меня порядочность. После долгого пути пешком я очути-
лась ночью на дороге, без крова, изнемогая от жажды и усталости. Вы не
отказали бы в гостеприимстве нищей. Мне вы оказали его во имя музыки, и
я музыкой уплатила свой долг. Если я не ушла от вас на следующий же
день, то это произошло благодаря непредвиденным обстоятельствам, заста-
вившим меня выполнить долг, который я считала выше всякого другого. Мой
враг, моя соперница, моя преследовательница упала словно с облаков у ва-
шей двери. Она оказалась в беспомощном положении, о ней некому было по-
заботиться, и потому она имела право на мое участие. Вы помните ос-
тальное, ваше преподобие, и прекрасно знаете, что если я воспользовалась
вашим доброжелательством, то не для себя. И вы, надеюсь, не забыли, что
я удалилась тотчас же, как выполнила свой долг. А если сегодня я верну-
лась, чтобы лично поблагодарить вас за милости, которыми вы осыпали ме-
ня, то к этому побудила меня честность, обязывавшая вывести вас из заб-
луждения и объясниться с вами, ибо это необходимо и для вашего и для мо-
его достоинства.
- Все это очень таинственно и совершенно необычайно, - произнес напо-
ловину побежденный каноник, - вы говорите, что несчастная, ребенка кото-
рой я усыновил, была вашим врагом, вашей соперницей... А кто вы сами,
Бертони, - простите, это имя все вертится у меня на языке, - скажите,
как отныне я должен звать вас?
- Меня зовут Порпорина, - ответила Консуэло, - я ученица Порпоры, пе-
вица. Из театра.
- А! Прекрасно! - сказал каноник с глубоким вздохом. - Я должен был
сам об этом догадаться по тому, как вы сыграли свою роль. Что же до ва-
шего дивного музыкального таланта, мне не приходится больше ему удив-
ляться. Вы прошли хорошую школу. Могу ли я задать вам вопрос: господин
Беппо - ваш брат... или ваш муж?
- Ни то, ни другое: он мой брат по духу, и только брат, господин ка-
ноник. Поверьте, не будь я так же целомудренна душой, как ваше преподо-
бие, я не осквернила бы своим присутствием святости вашего жилища.
Надо сказать правду, голос у Консуэло был неотразимо привлекателен, и
каноник поддался его очарованию, как всегда поддаются искренности чис-
тые, правдивые сердца. Он почувствовал, как с души его словно скатился
тяжелый камень, и, медленно прогуливаясь со своими юными друзьями, крот-
ко попросил Консуэло рассказать ему о себе, не в силах бороться с возро-
дившимся расположением к обоим музыкантам. Она вкратце рассказала ему,
не называя имен, о главных обстоятельствах своей жизни: о помолвке с
Андзолето у постели умирающей матери, об измене жениха, о ненависти Ко-
риллы, об оскорбительных замыслах Дзустиньяни, о советах Порпоры, об
отъезде из Венеции, о привязанности к ней Альберта, о предложении семьи
Рудольштадт, о собственной своей нерешительности и сомнениях, о бегстве
из замка Исполинов, о встрече с Иосифом Гайдном, об их путешествии, о
своем ужасе и сочувствии у одра больной Кориллы, о своей благодарности
за покровительство, оказанное каноником ребенку Андзолето, наконец о
приезде в Вену и даже о встрече накануне с Марией-Терезией.
Иосиф до этого не знал всей истории Консуэло. Она никогда не говорила
ему об Андзолето, и то немногое, что она сказала о своей бывшей любви к
этому негодяю, не особенно задело его за живое, но ее великодушие по от-
ношению к Корилле и забота о ребенке произвели на него такое сильное
впечатление, что он отвернулся, скрывая слезы. Каноник также не мог не
прослезиться. Рассказ Консуэло, сжатый и искренний, произвел на него та-
кое впечатление, словно он прочел прекрасный роман; вообще же он никогда
не читал ни одного романа. Первый раз в жизни он услышал подлинную дра-
му, приобщившую его к бурным людским переживаниям. Чтобы внимательно
слушать Консуэло, каноник сел на скамейку и, когда она кончила, восклик-
нул:
- Если все рассказанное вами - истина, а я думаю и, как мне кажется,
чувствую это в своем сердце по воле всевышнего, то вы святая... святая
Цецилия, вернувшаяся на землю! Откровенно признаюсь вам: у меня никогда
не было предрассудков по отношению к театру, - прибавил он после минут-
ного молчания и раздумья, - и вы убеждаете меня в том, что и там можно
спастись, как в любом другом месте. Несомненно, если вы останетесь такой
же целомудренной и великодушной, как были до сих пор, то, дорогой мой
Бертони, заслужите царства божия! Говорю вам то, что думаю, дорогая моя
Порпорина!
- Теперь, ваше преподобие, - сказала, вставая, Консуэло, - прежде чем
я прощусь с вами, расскажите мне о маленькой Анджеле.
- Анджела здорова и отлично себя чувствует, - ответил каноник. - Моя
садовница чрезвычайно заботится о девочке, и я постоянно вижу, как она
гуляет с ней в цветнике. Девочка вырастет среди цветов, сама как цветок,
на моих глазах, а когда наступит время позаботиться о воспитании ее души
в христианском духе, я дам ей образование. Положитесь на меня, дети мои.
То, что мною было обещано перед лицом всевышнего, будет свято выполнено.
По-видимому, ее мать не станет оспаривать у меня этих забот, ибо, живя в
Вене, она ни разу даже не справилась о своей дочери.
- Она могла это сделать и окольным путем, без вашего ведома, - заме-
тила Консуэло. - Я не могу допустить, чтобы мать была до такой степени
равнодушна. Но Корилла домогается приглашения на императорскую сцену.
Она знает, что ее величество очень строга и не оказывает покровительства
людям с запятнанной репутацией. И вот она старается скрыть свои грехи
хотя бы до подписания контракта. Будем же хранить ее тайну!
- Но ведь Корилла ваша соперница! - воскликнул Иосиф. - И говорят,
она восторжествует над вами благодаря своим интригам и уже распускает по
городу слух, будто вы любовница графа Дзустиньяни. Об этом шла речь в
посольстве; как рассказывал мне Келлер... Там негодовали на эту клевету,
но боялись, что Корилла сумеет убедить Кауница, который охотно слушает
скабрезные сплетни и не перестает восторгаться красотой Кориллы.
- И она говорила такие вещи! - вырвалось у Консуэло, покрасневшей от
негодования. Потом, успокоившись, она прибавила: - Так должно было быть,
этого следовало ожидать...
- Но ведь стоит сказать одно слово, чтобы рассеять эту клевету, -
возразил Иосиф. - И это слово будет сказано мной. Я скажу, что...
- Ты ничего не скажешь, Беппо: это и подло и бесчеловечно. Вы также
ничего не станете говорить, господин каноник, и, даже явись подобное же-
лание у меня, вы, конечно, удержите меня от этого. Не правда ли?
- Истинно христианская душа! - воскликнул каноник. - Но подумайте са-
ми, это не может очень долго оставаться в тайне. Достаточно кому-нибудь
из слуг или крестьян, знающих об этой истории, пустить слушок, и через
какие-нибудь две недели станет известно, что целомудренная Корилла про-
извела на свет незаконного ребенка и в довершение всего еще бросила его.
- Не позже двух недель я или Корилла подпишем контракт. Я не хотела
бы одержать победу с помощью мести. До тех пор, Беппо, ни слова, или я
лишаю тебя моего уважения и дружбы. А теперь прощайте, господин каноник.
Скажите, что простили меня, протяните мне еще раз по-отечески руку, и я
удалюсь, прежде чем ваши слуги узнают меня в таком виде.
- Пусть мои слуги говорят, что им угодно, а бенефиции пусть провалит-
ся к черту, если так угодно небу! Я получил недавно наследство, дающее
мне мужество пренебрегать громами епархиального епископа. Дети мои, не
принимайте меня за святого! Я устал повиноваться и принуждать себя. Хочу
жить честно, но без всяких дурацких страхов. С тех пор как подле меня
нет призрака Бригиты, а особенно с тех пор, как я обладаю независимым
состоянием, я чувствую себя храбрым, как лев. Ну, идемте теперь со мной
завтракать, а там окрестим Анджелу и займемся музыкой до обеда.
И он потащил их к себе в приорию.
- Эй, Андреас! Иосиф! - крикнул он, входя в дом. - Идите поглядите на
синьора Бертони, превратившегося в даму. Что, не ожидали, не правда ли?
И я также. Ну, скорее удивляйтесь вместе со мной и живо накрывайте на
стол!
Завтрак был превосходен, и наши юнцы убедились, что если в образе
мыслей каноника и произошли большие перемены, то это совершенно не кос-
нулось его привычки хорошо покушать. Затем в монастырскую часовню при-
несли ребенка. Каноник сбросил свой стеганный на вате шлафрок, облачился
в рясу и стихарь и совершил обряд крещения. Консуэло и Иосиф были восп-
риемниками и за девочкой утвердили имя Анджелы. Остаток дня был посвящен
музыке, а затем настало время распрощаться. Каноника очень огорчил отказ
его друзей пообедать с ним. Но он в конце концов согласился с их довода-
ми и утешил себя мыслью, что увидит их в Вене, куда вскоре собирался пе-
реехать на зиму.
Пока запрягали лошадей, он повел их в оранжерею полюбоваться новыми
растениями, которыми он обогатил свою коллекцию. Надвигались сумерки;
каноник, у которого было очень тонкое обоняние, не пройдя и нескольких
шагов под стеклянной крышей своего прозрачного дворца, воскликнул:
- Я чувствую какое-то необычайное благоухание. Не зацвел ли уж вани-
левый шпажник? Нет, это не его аромат. А стрелица совсем не пахнет... У
цикламенов запах менее чистый, менее острый. Что же здесь творится? Не
погибни, увы, моя волкамерия, я сказал бы, что вдыхаю ее благоухание.
Бедное растение! Уж лучше не думать о нем.
Вдруг каноник вскрикнул от удивления и восторга: он увидел перед со-
бой в ящике самую красивую волкамерию из всех когда-либо виденных им в
жизни, покрытую гроздьями белых с розовым маленьких роз, нежный аромат
которых наполнял всю оранжерею и заглушал другие запахи, несшиеся со
всех сторон.
- Что за чудо? Откуда это предвкушение рая? Этот цветок из сада Беат-
риче? - воскликнул он в поэтическом восторге.
- Мы со всевозможными предосторожностями привезли волкамерию с собой
в экипаже, - ответила Консуэло, - позвольте вам преподнести ее как ис-
купление за ужасное проклятие, сорвавшееся однажды с моих уст, в чем я
буду раскаиваться всю жизнь.
- О дорогая дочь моя! Что за дар! И с какой деликатностью он подне-
сен! - проговорил растроганный каноник. - О бесценная волкамерия, ты по-
лучишь особенное имя" как у меня в обычае давать великолепным экземпля-
рам моей коллекции: ты будешь называться Бертони, чтоб освятить память
существа, уже не существующего, которое я полюбил с нежностью отца.
- Дорогой мой отец, - сказала Консуэло, пожимая ему руку, - вы должны
привыкнуть любить своих дочерей так же, как и сыновей. Анджела не
мальчик...
- И Порпорина также моя дочь, - сказал каноник, - да, моя дочь! Да!
Да! Моя дочь! - повторял он, попеременно глядя то на Консуэло, то на
волкамерию Бертони полными слез глазами.
В шесть часов Иосиф и Консуэло были уже дома. Экипаж они оставили при
въезде в предместье, и ничто не выдало их невинного приключения. Порпора
только удивился, почему у Консуэло не разыгрался аппетит после прогулки
по прекрасным лугам, окружающим столицу империи. Завтрак каноника был
так вкусен, что Консуэло наелась в тот день досыта, а свежий воздух и
движение дали ей прекрасный сон, и на другой день она почувствовала себя
и в голосе и такой бодрой, какой ни разу еще не была в Вене.
LXXXIX
Неуверенность в будущем, а быть может, желание оправдать или объяс-
нить то, что творится в ее сердце, побудили наконец Консуэло написать
графу Христиану и разъяснить ему свои отношения с Порпорой, сообщить об
усилиях маэстро, стремящегося вернуть ее на сцену, и о своей надежде,
что его хлопоты ни к чему не приведут. Она откровенно рассказала старому
графу, сколь многим обязана своему учителю, как должна быть ему предана
и покорна. Затем, делясь своим беспокойством относительно Альберта, она
