добродетель, истину, образец совершенства, но он все еще внушал мне
страх; меня отталкивала мысль, что я могу стать графиней, заключить
брак, который восстановил бы против Альберта и его семьи всю местную
аристократию, а на меня навлек бы обвинение в низменных и корыстных по-
буждениях. А кроме того - признаюсь в этом, кажется, единственном моем
преступлении! Мне было жаль расставаться с моей профессией, свободой, с
моим старым учителем, с моей артистической карьерой и с этой волнующей
ареной - ареной театра, где я появилась лишь на миг, чтобы блеснуть и
исчезнуть, как метеор; с этими раскаленными подмостками, где была разби-
та моя любовь, где свершилось мое несчастье, с подмостками, которые я
собиралась проклинать и презирать всю жизнь и которые, однако, снились
мне все ночи напролет - с их аплодисментами и свистками...
Вы, принцесса, вероятно, сочтете это странным и достойным презрения,
но если тебя с детства готовили для театра, если всю свою жизнь ты тру-
дился, мечтая об этих битвах и этих победах, если ты выиграл наконец
свое первое сражение, тогда... тогда мысль, что никогда больше ты не
вернешься на сцену, может быть так же страшна, как для вас, дорогая Ама-
лия, была бы страшна мысль, что отныне вы будете принцессой лишь на под-
мостках, как ныне бываю я - дважды в неделю...
- Ты ошибаешься, друг мой. Это нелепость! Ведь если бы я могла из
принцессы превратиться в актрису, я бы вышла замуж за Тренка и была бы
счастлива. А ты не захотела превратиться из актрисы в принцессу, чтобы
стать супругой Рудольштадта. Да, теперь я вижу, что ты не любила его! Но
тут нет твоей вины... Сердцу не прикажешь!
- Как бы мне хотелось, принцесса, убедить себя в том, что этот афо-
ризм верен, - тогда моя совесть была бы спокойна. Но я бьюсь над этой
задачей всю жизнь и все еще не разрешила ее.
- Это серьезный вопрос, - сказала принцесса, - и как аббатиса я долж-
на попытаться высказать свое мнение о такого рода велениях совести. Ты
сомневаешься в том, что мы вольны любить или не любить? Ты, стало быть,
думаешь, что любовь способна считаться с голосом рассудка?
- Так должно было быть. Благородное сердце должно уметь подчинить
свое влечение рассудку, но, разумеется, не тому вульгарному рассудку,
который равносилен безумию и лжи, а благородному умению распознавать и
выбирать - то есть любви к прекрасному, стремлению к истине. Вот вы,
принцесса, как раз и являетесь подтверждением того, о чем я говорю, и
ваш пример - это мой приговор. Рожденная для трона, вы пожертвовали лож-
ным величием ради истинной страсти, ради обладания сердцем, достойным
вашего сердца. А у меня, тоже рожденной, чтобы стать королевой (короле-
вой подмостков), недостало мужества и великодушия, чтобы с радостью по-
жертвовать мишурой этой ложной славы ради мирной жизни и возвышенной
привязанности, которая меня ожидала. Я готова была сделать это из пре-
данности, но не без боли, не без страха. И граф Альберт, чувствуя мою
мучительную тревогу, не пожелал принять мое согласие как жертву. Ему
нужны были пылкие восторги, разделенная радость, сердце, свободное от
всяких сожалений. Я не должна была обманывать его. Да и можно ли обма-
нуть в подобных вещах? Поэтому я попросила не торопить меня, и моя
просьба была исполнена. Я обещала сделать все, что от меня зависит, что-
бы моя любовь стала подобной его любви. Я была искренна, но с ужасом
ощущала, как мне хотелось освободиться от веления совести, заставившей
меня принять это страшное обязательство.
- Странная девушка! Могу поручиться, что ты все еще любишь того, дру-
гого.
- О боже! Я была уверена, что разлюбила его, но однажды утром, ожидая
на горе Альберта, чтобы пойти с ним на прогулку, я вдруг услышала песню,
которую когда-то разучивала вместе с Андзолето, а главное, узнала этот
проникающий в душу голос, который я так любила, и венецианский выговор,
столь милый моему сердцу. Я посмотрела вниз и увидела всадника. То был
он, принцесса, то был Андзолето.
- Но зачем, во имя всего святого, явился он в Чехию?
- Впоследствии я узнала, что он нарушил свой контракт и бежал из Ве-
неции, страшась мести графа Дзустиньяни. Быстро пресытившись деспотичес-
кой любовью сварливой Кориллы, с которой он снова начал успешно высту-
пать в театре Сан-Самуэле, он добился благосклонности некой Клоринды,
моей бывшей школьной подруги, второразрядной певицы и любовницы графа
Дзустиньяни. Как человек светский, иначе говоря - как легкомысленный
развратник, граф отомстил ей, вернувшись к Корилле, но не расставшись и
с Клориндой. В разгаре этой двойной интриги Андзолето, не выдержав изде-
вательств соперника, сначала разозлился, потом пришел в ярость и в одну
прекрасную летнюю ночь перевернул гандолу, где Дзустиньяни наслаждался
прохладой в обществе Кориллы. Обе пары отделались тем, что приняли хо-
лодную ванну, - не все каналы Венеции глубоки. Однако Андзолето, пони-
мая, что эта шутка может привести его в тюрьму, сбежал и по дороге в
Прагу проехал мимо замка Исполинов.
Итак, он проехал мимо, а я встретилась с Альбертом, чтобы совершить с
ним паломничество в пещеру Шрекенштейна, которую ему хотелось увидеть
еще раз вместе со мной. Я была вся во власти волнения и печали. Мне
пришлось пережить в этой пещере тяжелые потрясения. Мрачное убежище, та-
инственный источник, возле которого Альберт соорудил алтарь из костей
гуситов, восхитительный и душераздирающий звук его скрипки, какие-то
смутные страхи, темнота, суеверные мысли, которые всегда завладевали им
здесь и от которых я уже не в силах была его уберечь...
- Договаривай! Он считал себя Яном Жижкой. Он верил, что живет вечно
и помнит то, что произошло в прошлых веках. Словом, он был одержим той
же манией, что и граф де Сен-Жермен, не так ли?
- Да, принцесса, раз уж вы знаете все... И его уверенность в том, что
он говорил, действовала на меня так, что я не только не разубеждала его,
а напротив, почти готова была разделить его взгляды.
- Неужели, невзирая на мужественное сердце, твой рассудок так слаб?
- Да, я не могу похвалиться силой рассудка.
И откуда бы я могла взять ее, эту силу? Настоящие, серьезные знания я
получила только от Альберта. Могла ли я не подпасть под его влияние и не
разделить его заблуждений? В его уме таилось столько высоких истин, что
я не могла отличить ошибочное от достоверного. Придя в пещеру, я по-
чувствовала, что близка к помешательству. Меня особенно ужаснуло то,
что, вопреки моим ожиданиям, там не оказалось Зденко. Он не появлялся
уже несколько месяцев. Так как юродивый продолжал гневаться на меня,
Альберт отстранил его, прогнал, и, по-видимому, между ними произошла
ссора, ибо Альберта, как мне казалось, мучили угрызения совести. Быть
может, он думал, что расставшись с ним, Зденко покончил жизнь самоу-
бийством. Во всяком случае, Альберт говорил о нем как-то загадочно, и
его таинственные недомолвки приводили меня в трепет. Я вообразила (да
простит мне бог эту мысль!), будто во время одного из своих припадков
Альберт, не сумев заставить этого несчастного отказаться от намерения
лишить меня жизни, отнял жизнь у него самого.
- Но за что этот Зденко так возненавидел тебя?
- Он был безумен. По его словам, он видел во сне, что я убила его
господина и потом плясала на его могиле. О, принцесса, это зловещее
предсказание сбылось. Любовь ко мне убила Альберта, а неделю спустя я
уже пела здесь, в Берлине, в одной из самых веселых комических опер.
Правда, я поступила так не по собственной воле, на душе у меня было не-
выразимо тяжело, но трагический конец Альберта свершился согласно злове-
щему предсказанию Зденко.
- Право, твой рассказ столь ужасен, что я уже ничего не понимаю и,
слушая тебя, просто теряю рассудок. Но все-таки продолжай. Очевидно,
впоследствии все это получит свое объяснение?
- Нет, принцесса, фантастический мир, таившийся в загадочных душах
Альберта и Зденко, так и остался для меня тайной. Придется и вам удов-
летвориться лишь тем, что вы узнаете дальнейшие события.
- Ах вот как! Но, надеюсь, граф Рудольштадт не убил своего бедного
шута?
- Зденко не был для Альберта шутом, он был для него товарищем в мину-
ту горя, другом, преданным слугой. Альберт оплакивал его, но, к счастью,
мысль о том, чтобы пожертвовать им ради любви ко мне, никогда не прихо-
дила ему в голову. А я, безумная, я, преступная, убедила себя, что он
совершил это убийство. Свежий холмик, выросший в пещере, холмик, под ко-
торым, как сказал мне Альберт, покоилось самое дорогое, что было у него
во всем мире до встречи со мной, а также его признание в том, что он со-
вершил какое-то преступление, - все это привело меня в ужас. Я решила,
что это могила Зденко, и выбежала из пещеры, крича, как безумная, и пла-
ча, как ребенок.
- Еще бы! - заметила госпожа фон Клейст. - Да я бы просто умерла там
со страху. Нет, такой возлюбленный, как ваш Альберт, совсем бы мне не
подошел. Почтенный господин фон Клейст верил в дьявола и приносил ему
жертвы. Это он сделал меня такой трусихой, и, если бы я не решилась раз-
вестись с ним, думаю, что он окончательно свел бы меня с ума.
- Ну, до некоторой степени ему это удалось, - сказала принцесса Ама-
лия. - Боюсь, что ты немного опоздала с разводом. Впрочем, не прерывай
нашу графиню Рудольштадт.
- Когда я вернулась в замок вместе с Альбертом - он шел со мной, даже
не думая оправдываться или опровергать мои подозрения, - я застала
там... Кого? Угадайте, принцесса.
- Андзолето!
- Он назвался моим братом и ждал меня. Не знаю, каким образом, но до-
рогой он узнал, что я живу в замке и собираюсь обвенчаться с Альбертом,
- такие слухи ходили в наших краях еще до того, как у нас это было реше-
но, - и повернул коня. Под влиянием ли досады, искорки прежней любви ко
мне или, может быть, просто из любви причинять зло он вдруг решил
расстроить этот брак и отнять меня у графа. Он пустил в ход все -
мольбы, слезы, все свои чары, угрозы. Внешне я казалась непреклонной, но
в глубине своего низкого сердца я была поколеблена, я уже не владела со-
бой. Благодаря той лжи, которая помогла ему войти в замок и которую я не
решилась опровергнуть, хотя никогда не рассказывала Альберту об этом не-
существующем брате, он провел в замке целый день. Вечером старый граф
попросил нас исполнить венецианские песни. Эти песни удочерившей меня
родины пробудили во мне воспоминания о детстве, о моей чистой любви, о
моих прекрасных грезах, о моем ушедшем счастье. Я почувствовала, что все
еще люблю... и люблю не того, кого должна, кого хочу, кого обещала лю-
бить. Андзолето шепотом заклинал меня впустить его ночью в мою комнату,
угрожая, что все равно придет - придет, рискуя своей жизнью, а главное -
моей. Я всегда была для него только сестрой, и он приукрашивал свой план
самыми благородными намерениями: якобы он готов подчиниться моему приго-
вору, он уедет на рассвете и хочет лишь проститься со мной. Я подумала,
что он способен устроить в замке шум, скандал, что у него может выйти с
Альбертом какая-нибудь ужасная сцена, что я буду опозорена. Тогда я при-
няла отчаянное решение и осуществила его. В полночь я сложила в не-
большой узел самые необходимые вещи, написала записку Альберту, захвати-
ла небольшую сумму денег, какая у меня была, вышла из комнаты, вскочила
на лошадь, на которой приехал Андзолето, заплатила проводнику, чтобы он
помог мне бежать, миновала подъемный мост и добралась до ближайшего го-
рода. Верхом я ехала впервые в жизни. Проскакав галопом четыре мили, я
отпустила проводника, направив его по ложному следу и сказав, что буду
ждать Андзолето, моего так называемого брата, на дороге в Прагу, а сама
