ным обитателям Ризеибурга, казавшаяся вначале такой новой и странной мне
самой, проникла в меня, и я считаю ее верой всех времен и народов. Нес-
мотря на усилия католической церкви подавить эту веру, на неспособность
растолковать и очистить ее от всего материального и суеверного, все же
она привлекла к себе и воспламенила много благочестивых и пылких душ.
Говорят даже, что ее разделяли и великие святые. Поэтому я тоже предаюсь
ей без угрызений совести и без страха, - ведь идея. которую принял
Альберт, не может не быть благородной. К тому же она привлекает меня:
она бросает отблеск райской поэзии на мое представление о смерти и на те
страдания, которые, без сомнения, ускорят ее приход. Этот Якоб Беме при-
шелся мне по душе. А его последователь, тот, что сидит в грязной кухне
Шварцев и весь во власти дивных видений, предается возвышенным мечтам, в
то время как родители его стряпают, торгуют и тупеют, кажется мне чистым
и трогательным со своей книгой, которую он выучил наизусть, - правда, не
совсем понимая ее, - и с нескончаемым башмаком, за который он взялся,
чтобы сделать свою жизнь похожей на жизнь учителя. Бедный Готлиб,
больной телом и душой, но наивный, искренний и невинный как ангел, тебе,
наверное, суждено разбиться, падая с высокого крепостного вала во время
воображаемого полета в небо, или погибнуть от преждевременных недугов!
Ты пройдешь по земле, словно непризнанный святой, словно изгнанный ан-
гел, так и не поняв, что такое зло, не изведав счастья, даже не по-
чувствовав тепла освещающих мир солнечных лучей, ибо ты поглощен созер-
цанием мистического солнца, озаряющего твои мысли! Никто не узнает, не
пожалеет, не оценит тебя по заслугам! Я, одна только я, открыла тайну
твоих размышлений, одна я разделяю твою прекрасную мечту и могла бы най-
ти в себе силы, чтобы отыскать и осуществить ее в своей жизни, но я умру
в расцвете молодости, как и ты, ничего не свершив, не испытав радости
бытия. В щелях стен, укрывающих и пожирающих нас обоих, растут чахлые
маленькие растения. Их ломает ветер, они не видят солнечного света, они
засыхают здесь, не принося ни цветов, ни плодов. И все-таки они возрож-
даются снова. Но это уже другие семена - их издалека занесло сюда морс-
ким ветерком, и они пытаются прорасти и жить на остатках прежних. Не так
ли прозябают узники, не так ли заселяются вновь тюрьмы?
Но не странно ли, что рядом со мной оказался здесь восторженный чело-
век - более низкого уровня, нежели Альберт, но, как и он, исповедующий
тайную религию, презираемую, преследуемую, подвергающуюся глумлению?
Готлиб уверяет, что в его стране есть много последователей Беме, что
многие башмачники открыто исповедуют это учение, что основы его с неза-
памятных времен укоренились в душе народа и его многочисленных неизвест-
ных философов и пророков, которые некогда воспламенили Чехию, и что этот
священный огонь и ныне тлеет под пеплом во всей Германии. В самом деле,
я помню, как Альберт рассказывал мне о пылких башмачниках - гуситах, об
их смелых предсказаниях и грозных подвигах во времена Яна Жижки. Самое
имя Якоба Беме свидетельствует об его славном происхождении. Не знаю,
что происходит в созерцательных умах многотерпеливой Германии Бурная и
рассеянная жизнь отвлекла меня от подобных наблюдений. Но пусть Готлиб и
Зденко будут самыми скромными адептами таинственной религии, которую
Альберт хранил в душе как драгоценный талисман, - все же я чувствую, что
их религия принадлежит и мне, поскольку она провозглашает будущее ра-
венство всех людей и будущее торжество справедливости и милосердия бога
на земле. Да! Я должна верить в царство божье, которое Христос возвестил
людям. Я должна надеяться на крушение этих неправедных империй и нечес-
тивых сообществ, чтобы иметь возможность не сомневаться в провидении,
пославшем меня сюда!
Об узнице номер два никаких известий. Если только слова, которые мне
передал Мейер, не бесстыдная ложь, то это - Амалия Прусская, и она обви-
няет меня в измене. Да простит ее бог за то, что она усомнилась во мне,
- ведь я не усомнилась в ней, хотя ее обвиняли в том же. Больше не буду
предпринимать никаких попыток ее увидеть. Стараясь оправдаться, я могла
бы опять повредить ей, как уже повредила, сама того не зная.
Моя верная малиновка не забывает меня. Увидев у меня в комнате Готли-
ба без его кота, она подружилась с ним, и бедный Готлиб просто с ума со-
шел от радости и гордости. Он называет ее госпожой малиновкой и не смеет
говорить ей "ты". Когда он кормит ее, то весь дрожит от глубокого почте-
ния, даже благоговения. Я тщетно силюсь убедить его, что это самая обык-
новенная птичка, он все так же уверен, что это небесный дух, принявший
вид птицы. Пытаясь развлечь его, я немного знакомлю его с музыкой, и,
право же, у него есть музыкальные способности. Шварцы в восторге от моих
забот, они хотели поставить в одной из своих комнат спинет, чтобы я мог-
ла заниматься с их сыном и упражняться сама. Но я не решаюсь принять это
предложение, хотя так обрадовалась бы ему еще несколько дней назад. Те-
перь я не осмеливаюсь петь даже в своей каморке - так велик мой страх
привлечь внимание грубого меломана, экс-профессора по классу трубы, да
накажет его бог!
10 мая. Я давно уже спрашивала себя, что сталось с теми неведомыми
друзьями, с теми чудесными покровителями, которые собирались вмешаться в
мои дела и о которых мне когда-то сообщил граф де СенЖермен. Очевидно,
они сделали это лишь для того, чтобы ускорить приближение несчастий, ко-
торыми мне грозила благосклонность короля. Если это те самые участники
заговора, думала я, чье наказание я разделяю, то все они либо разогнаны
или сокрушены одновременно со мною, либо покинули меня после моего отка-
за освободиться из когтей Будденброка в тот день, когда меня перевезли
из Берлина в Шпандау. Так вот! Они появились вновь и своим посредником
избрали Готлиба. Смельчаки! Только бы они не навлекли на голову этого
невинного юноши таких же бед, как на мою!
Сегодня утром Готлиб украдкой передал мне записку следующего содержа-
ния:
"Мы подготовляем твое освобождение - эта минута близится. Но тебе
грозит новая опасность, которая немного замедлит успех нашего плана. До
тех пор пока мы не уведомим тебя и не дадим подробных указаний, остере-
гайся любого, кто будет подстрекать тебя к бегству. Тебя хотят заманить
в ловушку. Будь настороже и оставайся такой же сильной, как до сих пор.
Твои братья
Невидимые"
Эта записка упала сегодня утром к ногам Готлиба, когда он проходил по
одному из тюремных дворов. Он твердо уверен, что она упала с неба и что
тут не обошлось без малиновки. Стараясь не особенно противоречить его
фантазиям, я все же начала расспрашивать его и узнала странные вещи,
быть может не совсем лишенные вероятности. На мой вопрос, знает ли он,
кто такие эти Невидимые, он ответил:
- Этого не знает никто, хоть все и притворяются, что знают.
- Как, Готлиб, ты, значит, слышал о людях, которых так называют?
- Когда я был в учении у главного городского башмачника, о них много
говорили.
- Вот как! Значит, народ их знает?
- Да, но из всех разговоров, какие я слышал до тех пор, только этот
стоило услышать и запомнить. Один бедный работник, наш товарищ, так
серьезно поранил себе руку, что ему собирались отнять ее. Он был
единственной опорой большой семьи и до этого случая помогал ей с большим
мужеством и любовью. Как-то раз он пришел навестить нас с забинтованной
рукой и, глядя, как мы работаем, грустно сказал: "Какие вы счастливцы, у
вас здоровые руки! А мне уж, видно, придется лечь в больницу. И старуха
мать пойдет просить милостыню, чтобы мои маленькие братья и сестры не
умерли с голоду". Тогда было решено сделать складчину, но все мы были
так бедны, и я сам, сын богатых родителей, располагал такими грошами,
что собрали слишком мало, чтобы по-настоящему помочь бедняге. Вытряхнув
все карманы, каждый стал думать о том, как бы вызволить Франца из беды.
Но никто не мог ничего придумать - ведь Франц стучался уже во все двери,
и отовсюду его прогоняли. Говорят, что король очень богат, что его отец
оставил ему много золота. Но говорят также, что он тратит его на обмун-
дирование для своих солдат, а так как в это время была война и король
куда-то уезжал, все боялись нужды, простой народ бедствовал, и Франц не
мог найти достаточной помощи у добрых людей. Ну, а у злых ведь никогда
не бывает свободного гроша. И вдруг один молодой парень из нашей мас-
терской говорит Францу: "Уж на твоем месте я бы знал, что делать! Но у
тебя, пожалуй, не хватит смелости". - Смелости у меня хватит, - отвечает
Франц. - Что же надо сделать?" - "Надо обратиться к Невидимым". Франц,
как видно, понял, о чем речь, потому что с неохотой покачал головой и
ничего не ответил. Некоторые молодые люди, и я тоже, не знали, что это
означает и попросили объяснения. Нам ответили со всех сторон: "Как, вы
не знаете Невидимых? Да вы просто дети! Невидимые - это люди, которых
никто не видит, но которые действуют. Они творят много добра и много
зла. Никто не знает, где они живут, но они - повсюду. Говорят, их немало
во всех четырех частях света. Многих путешественников они убивают, а
многих других спасают от разбойников - смотря по тому, кого они считают
достойными наказания, а кого - защиты. Они - подстрекатели всевозможных
восстаний, они имеют доступ ко двору любого государя, управляют всеми
делами, решают вопросы войны и мира, выкупают пленных, облегчают участь
несчастных, карают негодяев, заставляют королей дрожать на своих тронах,
словом - от них зависит все счастье и все несчастья на этом свете. Воз-
можно, они делают немало ошибок, но, говорят, намерения у них всегда
добрые. А впрочем, кто знает - вдруг то, что сегодня считается нес-
частьем, завтра принесет большое счастье?"
- Мы слушали все это с удивлением и восхищением, - продолжал Готлиб.
- Постепенно я узнал довольно много и теперь могу вам рассказать, что
думает о Невидимых рабочий люд и невежественный простой народ. Одни го-
ворят, что это злые люди, что они предались дьяволу, за что тот и пере-
дал им свое могущество, дар узнавать сокрытое, власть соблазнять людей
богатством и почестями, умение распознавать будущее, делать золото, ис-
целять больных, возвращать молодость старикам, воскрешать мертвых, выры-
вать живых из объятий смерти, - ведь это они открыли философский камень
и жизненный эликсир. Другие, напротив, думают, что Невидимые - благочес-
тивые и добрые люди, которые объединили свои богатства, чтобы помогать
несчастным, и сговорились мстить за несправедливости и вознаграждать
добродетель. В нашей мастерской завязался разговор, и каждый высказал
свое мнение. "Это старинный орден Тамплиеров", - говорил один. "Сейчас
их называют франкмасонами", - возражал другой. "Нет, говорил третий, это
гернгутеры Цинцендорфа, иначе - Моравские братья, бывшие Союзные братья,
бывшие Сироты горы Табор. Словом, это старая Чехия, которая все еще не
сломилась и втайне угрожает всем европейским державам, потому что хочет
превратить вселенную в республику".
А некоторые уверяли, что эти Невидимые - просто горсточка чародеев,
учеников и последователей Парацельса, Беме, Сведенборга, а теперь и
Шрепфера - хозяина кофейни (странное сопоставление!), и что эти люди хо-
тят с помощью разных адских приемов и способов захватить власть над ми-
ром и низвергнуть империи. Большинство сходилось на том, что это члены
фемгерихта, который никогда не распускался в Германии и теперь, после
многих веков работы во мраке, начинает горделиво поднимать голову и по-
казывать свою железную руку, огненный меч и твердое, как алмаз, правосу-
