шила встать, пытаясь опереться на руку Карла и выпрыгнуть на землю. Од-
нако от сильного толчка она пошатнулась и вновь упала в объятия та-
инственного незнакомца. Теперь он стоял во весь рост, и при слабом свете
звезд она различила на его лице черную маску. Но он был на голову выше
Мейера и, даже закутанный в длинный плащ, казался стройным и изящным.
Это совершенно успокоило Консуэло. Она оперлась на руку, которую он мол-
ча ей предложил, и прошла вместе с ним по берегу шагов пятьдесят. Карл и
второй гребец шли сзади, все так же, знаками, призывая ее к полнейшему
молчанию. Местность была безмолвна и пустынна, ничто не напоминало более
о шумной крепости. За густым кустарником стояла карета, запряженная чет-
веркой лошадей, и незнакомец сел туда вместе с Консуэло. Карл влез на
козлы. Третий спутник незаметно скрылся. Консуэло невольно подчинилась
безмолвной и торжественной поспешности своих освободителей, и вскоре
удобная и покойная карета покатилась во мраке с невероятной быстротой.
Шум колес и цоканье копыт лошадей, несущихся во весь опор, не располага-
ют к беседе. Консуэло была сильно смущена и даже немного испугана тем,
что оказалась наедине с незнакомцем. Тем не менее, увидев, что теперь
уже можно без всякого риска нарушить молчание, она сочла долгом выразить
ему свою признательность и радость. Ответа не последовало. Из уважения
он с самого начала сел не рядом, а напротив. Затем безмолвно пожал ей
руку и снова отодвинулся в уголок кареты. Консуэло, надеявшаяся завязать
разговор, не осмелилась настаивать. Ей страшно хотелось узнать, кто же
он, этот великодушный и преданный друг, которому она обязана своим спа-
сением, но она испытывала к нему какое-то инстинктивное, смешанное со
страхом почтение и мысленно приписывала своему странному спутнику все
романтические добродетели, подобающие данному случаю. Под конец ей приш-
ло в голову, что, быть может, этот человек лишь исполнитель воли Невиди-
мых, их верный слуга, и боится, что, позволив себе разговаривать с ней
наедине, ночью, он превысит свои права.
Через два часа быстрой езды коляска остановилась среди темного леса,
но перекладных лошадей, которые должны были их там ждать, еще не было.
Незнакомец отошел, чтобы посмотреть, не видно ли их, а может быть, желая
скрыть свое нетерпение и беспокойство. Консуэло тоже вышла из экипажа и
стала прогуливаться по другой песчаной тропинке вместе с Карлом, которо-
му ей хотелось задать тысячу вопросов.
- Благодарение богу, синьора, вы живы, - сказал ей верный оруженосец.
- А ты как себя чувствуешь, милый Карл?
- Лучше и быть не может, раз вы спасены.
- А Готлиб? Что с ним?
- Полагаю, что он спокойно спит в своей постели в Шпандау.
- Праведное небо! Значит, Готлиб остался? И поплатится за всех нас?
- Ни за себя, ни за нас. Когда началась тревога, - кто ее поднял, мне
неизвестно, - я побежал за вами, решив, что настал момент все поставить
на карту. По дороге я встретил плац-майора Нантейля - иначе говоря, вер-
бовщика Мейера. Он был очень бледен...
- Так ты видел его, Карл? Он был цел и невредим? Он мог ходить?
- А почему бы и нет?
- Значит, он не был ранен?
- Ах, да, был. Он сказал, что немного поранился, наткнувшись в темно-
те на ружейную пирамиду. Но я не обратил на это особого внимания и пос-
корей спросил его, где вы. Он ничего не знал - он совсем потерял голову.
Мне даже показалось, что он хотел нас выдать: ведь набат, который я ус-
лыхал, - я отлично знаю его звук, - приводится в движение из его комнаты
и только для его части здания. Но, как видно, он передумал - негодяй
знал, что ему хорошо заплатят за ваше освобождение. Поэтому он помог мне
отвести беду и всем, кто попадался навстречу, говорил, что тревога опять
поднялась из-за лунатика Готлиба. И правда, точно желая подтвердить его
слова, Готлиб лежал и спал в уголке коридора, где мы его и нашли. Этот
странный сон часто нападает на него среди дня, где бы он ни находился -
хоть на парапете эспланады. Можно подумать, что его на ходу усыпило вол-
нение, связанное с бегством. Это просто чудо, если он случайно не глот-
нул несколько капель того самого зелья, которое я так усердно подливал
его дорогим родителям. Мне известно одно - что его заперли в первой по-
павшейся комнате, чтобы он не вздумал разгуливать по стенам крепости, и
я счел за благо оставить его там впредь до новых распоряжений. Его ни в
чем не могут обвинить, а моего побега будет вполне довольно, чтобы
объяснить ваш. Шварцы тоже так крепко спали у себя на кухне, что не слы-
шали набата, и никому не пришло в голову идти проверять, заперта ли ваша
каморка. Так что настоящая тревога поднимется только завтра. Нантейль
помог мне успокоить всех, и я сделал вид, что иду к себе в спальню, а
сам побежал разыскивать вас. Мне посчастливилось - вы лежали в трех ша-
гах от той самой двери, которая должна была вывести нас на свободу. Все
сторожа на этой стороне были подкуплены. Сначала я перепугался - вы были
совсем как мертвая. Но мертвую или живую, я не хотел оставлять вас там.
Без всяких помех я перенес вас в лодку, ожидавшую у рва, и тут... тут со
мной приключилась одна неприятная история, но я расскажу вам ее как-ни-
будь в другой раз. На сегодня уже хватит с вас волнений, синьора, и мне
не хочется вас пугать.
- Нет, нет, Карл, я должна все знать, у меня хватит сил выслушать
все.
- О, я знаю вас, синьора! Вы будете меня бранить. Вы по-своему смот-
рите на вещи. Я хорошо помню Росвальд, где вы помешали мне...
- Карл, твой отказ говорить откровенно будет жестоко мучить меня.
Расскажи мне все, умоляю тебя, приказываю тебе.
- Ну что ж, синьора, в конце концов, это не такое большое несчастье.
А если тут и есть грех, то он только на мне одном. Когда наша лодка про-
ходила под низким сводом, я старался грести как можно тише, потому что в
этом месте отдается эхом каждый звук, и вдруг возле небольшой дамбы, ко-
торая наполовину загораживает проезд, в лодку прыгают трое молодцов и
хватают меня за шиворот. Надо вам сказать, - продолжал Карл, понижая го-
лос, - что после того, как мы миновали последний подземный выход, госпо-
дин, который едет с вами в карете (это один из наших), имел неосторож-
ность отдать Нантейлю две трети условленной суммы. Решив, что этого пока
довольно, а остальное он получит, когда выдаст нас начальству, Нантейль
вместе с двумя такими же негодяями, как и он сам, засел на дамбе, чтобы
вновь захватить вас, рассчитывая вначале избавиться от вашего покровите-
ля и от меня, чтобы никто не мог рассказать о полученных им деньгах. Вот
почему эти канальи и решили нас убить. Но ваш спутник, синьора, несмотря
на свою миролюбивую внешность, сражался как лев. Клянусь, я век этого не
забуду. Двумя мощными ударами он отделался от первого негодяя - швырнул
его в воду, - а второй, оробев, снова прыгнул на плотину и встал поо-
даль, следя, чем кончится моя схватка с плац-майором. Признаюсь,
синьора, я был не так ловок, как его милость, благородный рыцарь, чье
имя мне неизвестно. Драка продолжалась с полминуты, и это не делает мне
чести, ибо Нантейль, который всегда был силен как бык, на сей раз пока-
зался мне каким-то вялым и слабым. Возможно, он просто испугался, а мо-
жет, ему мешала полученная рана. Наконец, почувствовав, что он совсем
обессилел, я поднял его и слегка окунул в воду. Тут его милость сказали
мне: "Не убивайте его. В этом нет необходимости". Но я-то хорошо знал
Нантейля, знал, как он плавает, знал, что он упрям, жесток, способен на
все, - я успел когда-то испытать на себе силу его кулаков, и у меня с
ним были старые счеты, - и тут я не удержался и ударил его по голове...
Синьора, этот удар навсегда предохранит его от других ударов и помешает
ему наносить удары кому бы то ни было еще! Да упокоит господь его душу и
простит мою! Он пошел ко дну, как кирпич, и больше не появился. Приятель
Нантейля - господин рыцарь выдворил его из нашей лодки таким же манером
- сначала нырнул, потом доплыл до края дамбы, а его спутник, самый осто-
рожный из этой тройки, стал помогать ему взобраться наверх. Это оказа-
лось нелегко. Насыпь здесь такая узкая, что один спихивал вниз другого,
и вскоре оба опять очутились в воде. Пока они барахтались и ругались,
словно уча друг друга плавать, я греб изо всех сил, и вскоре мы доплыли
до того места, где наш второй гребец, честный рыбак, обещал встретить
меня и помочь переправиться через пруд. Какое счастье, синьора, что я
научился ремеслу матроса в мирных водах Росвальдского парка! Я и не знал
в тот день, когда на ваших глазах участвовал в столь прекрасной репети-
ции, что наступит время и мне придется выдержать ради вас морское сраже-
ние, не столь блестящее, но куда более важное. Вот что вспомнилось мне
там, в лодке, и на меня вдруг напал какой-то странный смех... очень про-
тивный смех! Смеялся я про себя - по крайней мере мне казалось, что я не
издаю ни звука, - но зубы у меня стучали, чья-то железная рука как будто
давила мне горло, а со лба стекали капли холодного пота!.. Да, теперь я
вижу, что человек не муха, - его убиваешь не так спокойно. А ведь он не
первый - я был на войне... Да, но война есть война! А здесь, в глухом
углу, ночью, за стеной, не обменявшись с ним ни словом... Это было похо-
же на преднамеренное убийство, а между тем я имел на это право - я защи-
щал свою жизнь. Впрочем, это могло бы оказаться не первым случаем пред-
намеренного убийства в моей жизни!.. Помните, синьора? Если бы не вы...
я бы совершил его. Но не знаю, стал ли бы я потом раскаиваться в этом.
Знаю одно - что я както нехорошо смеялся там, в лодке... И даже сейчас
все еще не могу удержаться от смеха... Уж очень забавно пошел он ко дну,
совсем прямо, словно тростник, который воткнули в ил. А когда на поверх-
ности воды осталась только его голова, только голова, попорченная моим
кулаком... О господи, как он был уродлив! Мне стало страшно!.. Он все
еще стоит перед моими глазами!
Опасаясь, что это ужасное потрясение может повредить Карлу, Консуэло
постаралась преодолеть собственное волнение, чтобы успокоить его и отв-
лечь. Карл был кроток и терпелив от природы, как истинный чешский кре-
постной. Полная трагических случайностей жизнь, уготованная ему судьбою,
была ему не по силам. Совершая поступки, продиктованные местью или иными
злобными чувствами, он испытывал затем муки раскаяния и страх перед бо-
гом. Отвлекая его от мрачных мыслей, Консуэло, быть может, хотела и сама
немного отдохнуть душой. Ведь она тоже вооружилась в эту ночь, чтобы
убить. Она тоже ранила человека и пролила несколько капель его нечистой
крови. Прямая и благочестивая душа не может допустить мысли об убийстве,
не может принять решение убить человека, не проклиная, но оплакивая те
обстоятельства, которые вынуждают защищать свою честь и жизнь с кинжалом
в руках. Консуэло была подавлена, удручена. Она уже не осмеливалась счи-
тать, что имела право купить свою свободу ценой пролитой крови - хотя бы
даже крови злодея.
- Бедный Карл, - сказала она. - Сегодня мы оба были палачами. Это
ужасно. Но пусть тебя утешит мысль, что мы не хотели, не предвидели то-
го, что случилось - нас толкнула на это необходимость. А теперь расскажи
мне о господине, который так великодушно помог мне бежать. Ты совсем не
знаешь его?
- Нет, синьора, сегодня вечером я увидел его впервые и даже не знаю,
как его имя.
- Но куда же он везет нас, Карл?
- Не знаю, синьора. Он запретил задавать ему вопросы и даже велел пе-
редать вам, что если дорогой вы сделаете малейшую попытку расспрашивать
его, где мы находимся и куда едем, он будет вынужден покинуть вас на
полпути. Мне ясно, что он желает нам добра, и я решил позволить ему вес-
ти меня как ребенка.
- А видел ты лицо этого господина?
